Феномен - Александр Шепиловский

— По-твоему получается, что маленький Владимир — мыслящая машина? — спросил Добрыня.

— Нет, это новое образование. Еще следует его назвать как-то.

— Вовка — человек! — в один голос крикнули супруги Марковы.

В общем, пошумели, поспорили, и никто никого не убедил, каждый остался при своем мнении.

— Что я тебе говорил, — толкнул меня локтем Владимир. — Обязательно начнется полемика. А теперь спорь не спорь, а дело сделано.

Я боялся, что после случившегося Юлия отвернется от меня, но она оказалась молодчиной, повела себя так, будто и не было никакого Вовки. Обида, конечно, была, но она честно призналась, что на моем месте поступила бы так же.

О Вовке узнала вся Атамановка, потом Чита, дальше — больше. Сколько разговоров! Вовку заочно полюбили и с тревогой ждали сообщений с астероида. Владимира завалили письмами со всей России, приходили письма и из-за рубежа, в которых и хвалили его, и ругали, и высказывали свои соображения — человек Вовка или нет. Окончательное и официальное решение об этом должен был вынести Всемирный Совет, вроде нашей ООН.

На лужайке возле института собрались все сотрудники, говорили о поступке Владимира. Многие были недовольны его анархичными действиями. Владимир не оправдывался, уткнулся носом вниз и потихоньку посапывал. Подчиняясь общему настрою, Тарас предупредил его, что еще одно такое «художество» — и он распрощается с институтом навсегда.

Восемь суток превратились для Владимира в пытку, в вечность. Он даже работой не мог ускорить ход времени, да и работа у него не ладилась, не мог сосредоточиться.

День, когда ожидалось поступление сигнала, мы провели в пункте Дальней космической связи. Сигнала не было. Ни ночью, ни на второй день он не поступил. На третий день начался очередной сеанс связи с Потаповым и Поповым. Они сообщили, что ожидаемая по графику секция Д-44 на астероид не поступила.

— Вот и все! — трагически произнес Владимир. — Я убийца. Я заболею и потихонечку умру.

— Ты ли это, Володя, — бодрясь сказал я, хотя у самого на душе было препакостно. — Вспомни-ка, как ты раньше хорохорился.

— Я для вида хорохорился, это было как успокоительное средство. Второго Вовку создать бы надо и не надо, а вдруг и он попадет в эти несчастные исчезающие проценты. Боги, вы есть или вас нет?

— Володя, давай получим копию Добрыни? Он же согласен был.

— Всякую копию жалко, пока существуют эти проклятые проценты. Спросить, конечно, можно.

Нашли Добрыню. Спросили.

— Вы разве не знаете, что сегодня утром Совет вынес решение считать Вовку человеком в полном значении этого слова. А раз нельзя перемещать добровольцев, то это касается и копий. И если честно, Володя, производить на свет маленьких полноправных членов общества — это не игрушка, это серьезный социальный вопрос, требующий изучения. И потом, как это ни печально, на тебя сейчас легла ответственность за исчезновение Вовки. Ты — обвиняемый.

— Ответственности не боюсь. Виноват — буду отвечать.

Я шагал домой в тягостном состоянии. Смеркалось. Мрачное предчувствие чего-то нехорошего не покидало меня. Я боялся за Владимира, не натворил бы чего.

Неожиданно из газона выскочило маленькое двуногое существо и остановилось передо мной. Я обомлел, это был маленький человечек, оборванный, обросший, косматый. Боже, да это же Вовка! Он улыбался.

— Не узнал оборванца? Здравствуй, Шурик!

Я присел на корточки. Кремовые брючки его были грязно-серыми с выдранными лоскутками, от рубашки осталось одно подобие.

— Ты, ты… — растерянно пробормотал я. — Откуда?

— Из Бразилии. Хватай меня и бегом к братишке.

Я бережно опустил его в нагрудной карман и помчался к Владимиру.

Он спал одетый на лохматой кушетке, раскинув руки и ноги. Устал, бедный, издергался за последние дни. Мне стало жалко будить его. Но Вовка энергично потянул его за волосы, запустил ругу в ухо и давай упражняться там. Владимир с усилием открыл глаза, опять закрыл, потом вскочил и уставился на Вовку.

— Это сон. Я сплю.

— Соня! — Вовка размашисто пнул его в бедро. — А ну подъем!

— Перестань лягаться! Вернулся, родной ты мой!

— Роднее уж некуда. Ты окончательно проснулся? Вам не терпится узнать мою историю. Тогда слушайте. Обычно перемещающийся человек ни физически, ни психически ничего не ощущает, мгновение — и он изменил координаты. Так? А у меня было не так. Я вдруг почувствовал, что размазываюсь по пространству и сразу понял, что на астероид не попал. Ну, думаю, раз есть невесомость, то, по крайней мере, я в космосе. Попробовал двигаться, двигаюсь как амеба, переливаясь всем туловищем. Не знаю каким образом, но глаза мои вдруг оказались снаружи, за секцией. Вокруг — чернота, звезды светят, Млечный Путь висит. Я уже вижу все разом, вижу и позади себя. Звезды запрыгали, Млечный Путь закувыркался, стал разрастаться, обхватывать меня, я ничего не понимаю, время остановилось, у меня нет тела. Ни боли, ни страха, ни восторга — ничего. Я как замороженный, вроде в забытье, но в то же время мыслю, но мыслю необычным образом. Можете себе такое представить? Меня нет и я есть, живу не живу, но созерцаю, — Вовка замолчал, прошелся взад-вперед по кушетке и почесал пальцем заросшие щеки. — Бриться нечем, браток. У меня вот такая бородища была. Бриться нечем. Как же мы оплошали, такой важной части туалета не предусмотреть. Давай изобретай что-нибудь, бриться надо.

— Изобретем, не волнуйся. И брось привычку останавливаться на самом интересном. Что дальше было?

— Твоя привычка, браток, не моя. Дальше — треск, меня как следует швырнуло, и наступила кромешная тьма. Одновременно появился вес, по телу забегали мурашки, в ногах закололо, в голове что-то забулькало. Попугаи беспокойно закричали. Наощупь добрался до единственного иллюминатора, глянул в него — ничего не видно. Но если я в космосе или на астероиде, то должно быть звездное небо. Сижу, кумекаю, жду неизвестно чего. А тяжесть-то — земная. Я даже попрыгал, чтобы убедиться в этом. Немного погодя за иллюминатором вроде посветлело, а потом сбоку появилось нечто светящееся, прикрытое какими-то тенями. Оно медленно передвигалось. Когда теней стало мало, я стукнул себя по лбу — это же луна. Значит, секция переместилась опять на землю, куда-то в лес, оттого и треск такой был. Но я сразу не вылез, пока не убедился, что это действительно луна. Кое-как открыл люк. Душный пряный воздух охватил меня. Это не Забайкалье. Дождался рассвета. Похоже на джунгли. Словом, тропики. Выпустил попугаев на волю. Самому не знаю как выбраться. Нормальному человеку погибнуть в джунглях ничего не стоит, чего уж тогда обо мне говорить. Меня всякое насекомое обидеть может, жук для меня, конечно, не бык, но все равно туша приличная. А от одного вида паука я в обморок упаду — такой уродился, сам знаешь. Хотел спуститься на землю, а там густая трава, кишащая всякой нечистью. Гляжу, а по секции уже ползут ко мне усатые мохноногие, пучеглазые твари. Я щелк — и в укрытие. Начал обследовать содержимое секции. Нашел какие-то пахучие реактивы и давай экспериментировать с ними, смешивать, перемешивать, испытывать. Наконец подобрал такой состав, до невозможности вонючий, но не агрессивный: от него насекомые убегали, как ошпаренные. Я обмазался этой жидкостью, взял ее немного про запас и пустился в путь, выбрав направление наугад, лишь бы оно было прямым. Практически я был совершенно несъедобен, все живое шарахалось от меня в стороны. Я знал, что состав жидкости неядовит и безвреден, однако чихал и плакал, приходилось терпеть. Я шел почти на верную гибель, но оставшись в секции, погиб бы наверняка. Коряги, завалы, ямы, где на четвереньках проползу, где перепрыгну с разбега, а где продирался так, что и сказать не могу. Проходил сквозь полчища муравьев и термитов, чуть не отравился от дурманящего запаха орхидеи. Омерзительные клещи уступали мне дорогу, и я благодарил человека, положившего в секцию реактивы. Даже мошкара и москиты, кружась над головой, не трогали меня. Увидев пеструю колибри, я понял, что нахожусь в Южной Америке. За первый день прошел может километра два, а может и десять, попробуй определи, за второй день — и того меньше. Один раз угодил в клейкую паутину. Паук, слава богу, от меня удрал, а я долго не мог отклеиться. Я выдохся и уже запаниковал, тем более, что запах постепенно выдыхался и приходилось время от времени обмазываться, а жидкости оставалось совсем немного. Потом набрел на небольшую речушку, не задумываясь, залез на корягу и поплыл по течению. Отдыхал, между прочим. Скоро речушка влилась в другую, широкую и полноводную. По берегам росли пальмы асаи и я уточнил свои координаты: это Бразилия. Когда же увидел в воде кровожадных пираний, то убедился, что нахожусь если не на Амазонке, то на одном из ее притоков, что позже и подтвердилось. Вот такая одиссея! Здорово, да?