Бомбы и бумеранги (сборник) - Александр Золотько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сюда, пожалуйста. Осторожно. Держитесь за поручень.
Илья Павлович благополучно довел нас до широких дверей кают-компании. Распахнул створки, окинул наполненное светом, музыкой и гомоном голосов помещение цепким взглядом. Шагнул в сторону, позволяя мне войти.
Атмосфера светской элегантности окатила с головой, заставляя спину напрячься, а ладони вспотеть. В обществе я чувствовал себя привычно неуютно. Глаза скользнули мимо увлеченных беседой попутчиков, в памяти всплыли параметры механизмов, что скрывались за декоративными панелями и решетками. Салон был оформлен в модном сейчас «новом» стиле: растительные и цветочные мотивы, текучесть узоров, вьющиеся непрерывные линии. Как будто, если скрыть систему вентиляции за экраном из железных цветов, можно забыть о ее существовании.
Илья Павлович чуть кашлянул, напоминая мне, что следует поздороваться с собравшимся обществом. Официально в реестрах Института он числился как мой «денщик», однако денщик при менталисте – должность особая. Он должен быть способен вытащить подопечного из любой передряги, в которую только может завести излишняя гениальность. Действительно любой – будь то на поле генерального сражения или же на великокняжеском балу. Происхождение Ильи Павловича было весьма скромным, и на военной службе он поднялся лишь до старшего фейерверкера, однако знаний по баллистике и артиллерии за время службы собрал поболе, чем иные выпускники университетов. Да и после выхода в отставку проявил себя человеком незаурядным. А далее за него уже всерьез взялись наставники родного Института. В результате седой ветеран прекрасно ориентировался в обществе и знал, как себя вести на приеме хоть у самой императрицы. Но главное – мог проследить, чтобы доверенный ему менталист на высочайшем приеме не выкинул чего-нибудь такого … по-менталистски характерного.
Коротко раскланиваясь со знакомыми, Илья Павлович нашел предназначенный для нас стол. Ненавязчиво усадил меня. Затем со всем возможным почтением усадил случившуюся рядом даму. Уселся сам.
И все-таки, что-то с расчетом нагрузок было не так. Схема моста в должной степени гибка: (2 × 154 м) + 4 × 308 м + 5 × (2 × 154) м. Всего 3018 метра, то есть длины хватит даже при образовании ледяного затора.
На материалах не экономили, даже наоборот. И все равно выходит, эластичность недостаточна, чтобы компенсировать колебания магических полей. С другой стороны, куда уж больше, и без того все нормативы перекрыты вдвое!
Я невидящим взглядом смотрел в широкий иллюминатор. Небо за стеклом было свинцово-серым, далеко внизу проплывала под кормой тайга – такая же, как вчера, и позавчера, и позапозавчера. Полет длился уже вторую неделю, и новизна путешествия на царственно-великолепном воздушном корабле успела изрядно поблекнуть. «Княгиня Татиана» относилась к числу «золотых» цепеллинов – судно повышенной комфортности и надежности, предназначенное для перелетов на сверхдальние расстояния. Взятие новых рекордов скорости к числу ее достоинств не относилось.
Палуба под ногами чуть дрогнула, повинуясь порыву ветра. Северо-западного, что было довольно неожиданно. Я машинально отметил ощутимый на пределе слышимости гул винтов – ровный и без перебоев. Сложил легкое ощущение заложенности в ушах, наклон воды в стоящем на столе стакане, свинцовую темноту дальней тучи. Погодные условия неблагоприятны, но полет стабилен, и, с высокой долей вероятности, останется таковым в обозримом будущем. Можно было бы подсчитать точный процент, а заодно вычислить, какова вероятность внезапной поломки, но признаться, меня куда больше занимал злосчастный мост. Риск разбиться вдребезги или отдрейфовать в сторону враждебного воздушного пространства можно будет оценить, если в том возникнет реальная необходимость.
Илья Павлович под прикрытием скатерти легонько пнул ножку моего стула. Я моргнул, оглядываясь. За последние несколько минут собравшиеся пассажиры успели рассесться по своим местам, стюарды выстроились за спиной. За соседним столом капитан взял в руки приборы, сигнализируя, что можно приступать к трапезе.
Увы, помимо перемен совсем недурственных блюд к ужину прилагалась также и обязательная застольная беседа. Справа от меня, хвала Просвещению, сидел Илья Павлович, о нем можно не беспокоиться. Но место по левую руку было отведено даме, к тому же юной и впечатлительной. Даму следовало развлекать.
К великому моему счастью, напротив нас восседал бравого вида чиновник из департамента путей сообщения, а также один из группы господ, что одеты были в подчеркнуто штатские мундиры, но даже не пытались скрывать свою военную выправку. Этих двоих обычно хватало, чтобы удерживать внимание восторженного юного создания. А заодно и друг друга.
– Но как же так? – в который раз за неделю восклицала наивная дева. – Ведь этот мост столь важен для всего региона! Неужели кто-то стал бы злонамеренно мешать строительству?
Нужно ли говорить, что являлось основной темой для разговоров во время этого перелета? И у каждого, абсолютно у каждого, имелась собственная теория. Ничем, кроме пустых измышлений, не подкрепленная.
– Ох, Вера Никандровна, – многозначительно топорщил усы транспортный чиновник. – Хотелось бы верить в людскую честность! Но если строитель или поставщик увидит возможность сэкономить на материалах прямо сегодня, задумается ли он о завтрашнем дне? А местное купечество? Все те, чье состояние сделано было на контрабандных речных перевозках да незаконных шахтах? Им такой мост – самое прямое разорение.
– Вы ведь не думаете, – девушка чуть подалась вперед, доверительно понижая голос, – не думаете, что тут замешаны губернские власти?
– Как сказать, – многозначительно кивнул ее собеседник. – Как сказать, Вера Никандровна. Кто может знать, что твориться в этой глуши. Кругом лед да тайга. Здесь медведь – прокурор!
Про грозного медведя и его всеобъемлющие судебные полномочия в рамках отдельно взятой губернии я был наслышан. Честно говоря, за последние недели об этом мифическом звере я слышал уже столько, что и сам готов был зарычать. Из солидарности.
Вера Никандровна, судя по сжавшихся на ножке бокала изящных пальцах, – тоже. Я задумчиво смотрел на ее руку. На запястье можно было заметить бледное, не до конца отмытое чернильное пятно. На среднем пальце, чуть ниже ногтя, виднелся бугорок мозоли – от перьевой ручки или карандаша. Чтобы получить такую, недостаточно лишь полагающихся каждой воспитанной барышне школьных занятий – нет, эти руки сжимали перо день за днем, каждый день, в течение долгих лет.