Последняя - Ирина Кассета

Вчера я разбила всю посуду, что была в моей комнате. Изрезала себе ноги, когда ходила по осколкам и кричала на стражников с яростью.

- Выпустите меня! Ненавижу! Ненавижу вас всех! Отправляйтесь в темноту все вы! Жалкие, мерзкие твари! - верещала я, пока лекарь пытался влить в меня очередной настой, который вчера мне пить не хотелось. Хотелось кричать, бить, уничтожать.

Мне было так больно. Они не понимали. От боли хочется кричать, ломать все, резать и крушить, лишь бы не чувствовать. Им во многом было все равно, пустые эльфийские взгляды выражали лишь интерес ко мне, как к шуту или ребенку, что покричит и перестанет. Между этих чертовых равнодушных лиц мне было только хуже.

Меня успокоили пощёчиной и уложили в кровать.

Еще мне снится волк. Эрридан надрывно воет, мы стоим по разные стороны рек, и он не может добраться до меня. Падая в воду, плывя и снова выбираясь на берег. Он кричит и бьется в агонии вместе со мной. Но я не хочу ему помогать, пусть сам выбирается из этой пропасти. Пусть не трогает меня, пусть уйдет...

Сегодня я проснулась опустошенной. За ночь в комнате убрались. Первым делом я сползла с кровати на пол, и вот уже час сижу и смотрю в стенку, пытаюсь не думать.

Раны, что были на ногах, зажили.

Сегодня охрана стояла и в моих покоях. Боятся за меня или за вещи? Лучше бы выпустили на все четыре стороны или спустили из окон этой башни.

- Как она? - донесся голос из приоткрытой двери, ему что-то быстро ответили, и вошел лекарь.

- Сона, вижу, сегодня ты спокойна? - весело спросил эльф, я не ответила. Он пытался развлекать меня байками про королевский дворец, только я не слушала, и его труды шли впустую. Говорить мне не хотелось. Он принес отвар и сказал принимать его перед сном, чтобы не мучали кошмары. Будто кошмар этот преследовал меня только во сне. Перед глазами снова представал серебряный рыцарь, который так никогда и не станет моим мужем. Который так никогда и не будет свободен. Я сжала кольцо, что до сих пор висело на моей цепочке.

Эльф присел рядом со мной и заговорил:

- Когда рвется связь, это ужасно. Ты – человеческая девушка, тебе еще сложнее, тем более, если это – связь альвы. Но ты не должна умирать вместе с ним, тебе нужно его отпустить. Его душа и так привязана к тебе, а, если ты будешь так его держать, он не обретет покой, - я повернулась к нему.

- Заткнись! - потом закусила губу. - Отпусти меня, мне нужно к нему. Просто увидеть, попрощаться.

- Я не могу, - отвел глаза мужчина.

- Я уйду, - сказала на это я.

- Я знаю. Но ты тут не одна, тут твои...

- Нет, никого у меня тут нет, и не будет. Никто мне не нужен, эти чертовы эльфы мне не мужья. Не хочу, - очень быстро протараторила я.

- Зря ты так, - эльф посмотрел на меня. - Не одной тебе сейчас плохо, твое настроение передается каждому наречённому по твоей связи. Плохо тебе – плохо и им.

- Плевать, мне плевать. Уйди.

- Хорошо, - эльф встал и, не оглядываясь, вышел. За дверью его опять кто-то спросил обо мне. Что он ответил, я не услышала, дверь закрылась. Я все так же сидела на полу и старалась не думать ни о чем.

Слова лекаря о “страдающих эльфах” подтверждал и тот факт, что каждую ночь ко мне приходит кто-то. В душе я знаю, кто это. Один из тех, кто теперь навеки связан со мной, очередной встреченный мной нареченный. Тот, кого я отвергну. Тот, кто мне теперь не нужен.

Он садится на край кровати. Знает, что я не сплю. Иногда гладит меня по волосам или что-то шепчет по-эльфийски. Уходит с рассветом, оставляя маленькие записки на моей тумбочке, что каждый день забирает лекарь. Я их не читаю.

Сегодня он тоже приходил, взял меня за руку и сказал, зная, что я услышу:

- Не уходи, - я молчала. Он просидел со мной до утра.

***

(Королевский дворец Миритана)

Можно ли сказать, что после той ночи все изменилось? В который раз за такой небольшой срок. Он долго тогда просидел с Таллионом за вином, читая записки давно ушедшего, убитого горем короля. И то, что открывалось ему, одновременно пугало и давало надежду.

Пьяными они ворвались в королевскую библиотеку и перебрали старые и пыльные книги, чтобы найти хотя бы упоминания об этой странной легенде. Надо же, жена мужей. Эльфы, их предки, хорошо спрятали все, что напоминало о позорной вехе в истории. Была лишь пара намеков, оборванных фраз. Но они так и не узнали большего, чем было написано в откровениях Вьюлина.

Легенда так и осталось легендой.

Повинуясь интересу и невольно вспыхнувшей заботе (уж не от дара альвы) ли, он часто приходил в ее покои. Спрашивал Лазаила, как она, но тот не отвечал ему честно.

Первые дни она молчала, из покоев не доносилось даже шагов. Потом пришло отрицание, когда раздались первые крики и мольбы. Ее голос болью отдавался в его сердце, но, будто стараясь почувствовать все это до конца, он не покидал своего места, слушая ее отчаянные просьбы, пытаясь не сорваться. Когда он услышал, что разбилась ваза, а потом раздались такие громкие крики ненависти и проклятий, он вбежал в покои вместе с лекарем и другими стражниками.

Она стояла одна посередине этой несуразной комнаты, похудевшая и даже посеревшая. Под глазами залегли тени, губы были искусаны. По полу рассыпаны осколки, по которым она ступает, не чувствуя боли, окрашивая мрамор в цвета своей крови. Опять.

- Ненавижу, ненавижу вас всех! - он держал ее, когда она кричала это в бессильной злости, и сам испытывал ее чувства. На долю мгновений он захотел так же разразиться бранью, напасть, сбежать. Лазаил дал ей успокаивающий отвар, и она тряпичной куклой упала ему на руки. Он донес ее до кровати, уложил.

- Иди, я справлюсь, - сказал лекарь.

- Я хочу остаться, - честно сказал Элфир.

- Нет, уйди. Ей лучше быть одной, - он оттолкнул эльфа, но тот даже этого не заметил, по совету знахаря быстро вышел и пошел к себе, чтобы успокоиться.