Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский

Палатная сестра, улыбаясь краешками губ, сказала, что Тимошенко требует меня к себе. Не хуже меня знала, что он не «лежачий» больной, мог бы и сам прийти. Я не улыбнулся в ответ — в ее соболезнованиях не нуждался.

— Жду вас, жду, а вы не идете, — сердито пробубнил Тимошенко. У него время от времени открывался свищ на послеоперационном рубце, можно было лечиться амбулаторно, но он предпочитал ложиться в стационар.

— Какие проблемы? — сдержанно спросил я.

— А такие, что стемнеет скоро, а мне еще перевязку не делали. Таскался к ней два раза, а ей, видите ли, некогда.

— Кому — ей? — не сразу сориентировался я.

— Известно кому, Верке перевязочной, кому ж еще.

Он не должен был называть ее Веркой. Не только о ней, вообще о любой сестре не имел права говорить так пренебрежительно, совсем распоясался старик. И для чего меня гонял из одного конца коридора в другой, от дел отрывал?

— Во-первых, не Верка. — Я старался утихомирить желчь. — А во-вторых, у нее сейчас действительно много работы, а вам спешить некуда, на поезд не опаздываете.

Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, мы его тут чересчур разбаловали. Обиделся, насупился, привел в действие свою тяжелую артиллерию — не заслужил-де такого к себе отношения, не за то кровь проливал, чтобы теперь, на старости лет… Ну и, конечно же, не преминул намекнуть, что не потерпит бездушного к себе отношения.

Я слушал его вполуха, мысли мои были заняты другим: злюсь я лишь оттого, что он из-за такой ерунды послал за мной сестру, или добавило недовольства его неуважительное «Верка»? Мне бы порадоваться, что эту кривляку не я один ни во что не ставлю, чего взбеленился? Или просто цеховая солидарность возобладала, не в Вере дело?

— …какие ж вы доктора после этого? — ухватил я его последнюю фразу.

В палате, кроме Тимошенко, лежали еще трое, с любопытством прислушивались.

— Мы такие доктора, — медленно, со значением начал я, — что нам некогда больных лечить, потому что вынуждены бегать по коридорам, всякой ерундой заниматься.

Не дожидаясь его ответной реплики, вышел в коридор, одновременно со мной из другой палаты показалась Вера. Как обычно после «крючковой» истории, отвела от меня глаза, порозовела. Я хмуро спросил:

— Почему Тимошенко не сделали перевязку?

Сестрам нашим палец в рот не клади, но ожидаемого «у меня не десять рук» Вера не произнесла. Прошептала «я сейчас» — и заторопилась в свою рабочую комнату. А я снова переполнился желчью, глядя на нее сзади. Всё, абсолютно всё в ней вызывало у меня нелюбовь, всё раздражало.

Непостижимы зигзаги судьбы, сводящие и разводящие людей. Фантастичны ее причуды. Вечером того же дня я оказался с Верой за одним столом. Не просто за одним — рядом. Эту дату мне вспоминать не нужно — четырнадцатое ноября, день рождения Ларисы.

На прошлых дочкиных именинах я не был. Зашел, правда, поздравить, вручил подарок, цветы, но дальше прихожей не ступил. Я тогда, после идиотского ее брака, почти разорвал с ней отношения. Едва ли меньшим потрясением для меня явилось, что она, тоже показывая характер, даже не звонила. Будто бы не понимала, что просто не имел я права допустить, чтобы она, первокурсница, вышла замуж за человека, годящегося ей в отцы, бросившего жену с двумя детьми. А пуще того — что была уже Лариса беременной и наотрез отказалась делать аборт. Никуда не деться, пришлось — не сирота же она круглая — погрузиться в свадебные хлопоты, отыграть роль заботливого отца. Но чего мне это стоило, один только я ведал…

А потом родился Платоша. Внук. Мой внук. Имя ему дала Лариса, я не вмешивался — имя моего покойного отца. Это ли сломало что-то во мне или появление крохотного человека, в жилочках которого текла стратилатовская кровь, перевесило, вытеснило все остальное, но я зачастил к дочери. И даже с зятем, почти моим ровесником, хмурым и молчаливым машинистом, старался не обострять отношений. А когда Платоша подрос и общение с ним сделалось не только душевным, но и безумно интересным, я до самой глубины постиг неведомое мне ранее счастье быть дедушкой…

Долго пробыть я у Ларисы не собирался — понимал, что плохо впишусь в компанию дочкиных приятелей. Посижу немного за столом свадебным генералом, поулыбаюсь — и раскланяюсь. Зятя своего, Ивана Сергеевича, — упорно обращался к нему с добавлением отчества, подчеркивая его возрастную категорию, — я не любил по-прежнему, но в тот день ощутил к нему легкое чувство жалости. Ему-то скрыться от гама и ора молодых жеребцов невозможно, По-настоящему заботило меня лишь одно — как перенесет этот шабаш внук Платоша.

С Платошей вопрос решился — взяла его на вечер соседка Ларисы, удружила. Выяснив это, я с полегчавшим сердцем вошел в тесноватую однокомнатную дочкину квартиру. Прибыл я в семь часов, как было назначено. Ничего не могу с собой поделать, всегда являюсь в условленное время. Сколько раз оказывался в незавидном положении первого гостя, томился в ожидании остальных, но привычка каждый раз перевешивала. Никого из приглашенных, конечно, не было, зато стол уже накрыли. Я быстро сосчитал расставленные тарелки — кроме меня, ждали еще семерых.

Лариса преувеличенно, мне показалось, громко восхищалась подаренными мною туфлями, Иван Сергеевич изображал радость, причиненную моим визитом. Благо, темы для разговора подыскивать не приходилось — Платоша стал первоклассником, забот и волнений прибавилось. Через полчаса начали сходиться гости. Четверых из шести я знал — школьные и институтские Ларисины друзья. Шума и суматохи было столько, точно их вдесятеро больше, аж голова у меня закружилась.

— Есть желаю! Пить желаю! — надрывался Игорь, Лариса с ним еще в первом классе за одной партой сидела. — С утра воздерживаюсь! Это подло — заранее уставлять жратвой стол, это нарушение прав человека!

— Сунь ему что-нибудь в рот, Ларка! — соперничала с Игорем одна из подружек. — Пусть хоть ненадолго заткнется, у меня от его крика сережки из ушей выскакивают!

Рассаживались долго. Лариса с мужем красовались в торце стола, девушки — принципиально, чуть до потасовки не дошло — сели вместе, с одной стороны. Возглавил их троицу Игорь. Трое мужчин, я в том числе, — с другой. Одно место — рядом со мной, с краю, пустовало.

Вера пришла, когда Игорь, единогласно избранный тамадой, произносил первый тост во здравие именинницы. Дверной звонок вклинился в его длинную и витиеватую речь. Лариса побежала открывать. Я сидел спиной ко входу, слышал только ахи и поцелуи, оглянулся, когда последняя