Хризантема императрицы - Екатерина Лесина

Ну не все, Вельский и Шурочка точно чужие... кажется.

– Переезд произошел потому, что Дарье Вацлавовне вздумалось посмотреть на внучатую племянницу.

– И сделать ее наследницей, кинув и меня, и тебя, – влез Милослав.

Все-таки он Леночке не нравится, и дело не в том, что Милослав сидел за убийство и потом кого-то там обманул, дело во внешности, в облике, в ауре, от него исходящей. Тухловатая она.

– Возможно. Мы говорим о фактах, – жестко отрезал Герман. Не смотрит на нее? Почему? Что не так? Ну да, он думает, что Императрица теперь оставит состояние Леночке... а Леночке не надо чужого!

– Второй пункт, тот самый, который внес сумятицу и многое запутал, ибо к последующим событиям имел весьма и весьма отдаленное отношение. Смерть Лели. Если отбросить все, что случилось после, останется следующее: званый ужин, за которым присутствовали все жильцы, лекарство, таинственным образом исчезнувшее из квартиры, и собственно отравление, как процесс. Идея ужина принадлежала Александру, порошок в тарелку проще всего было высыпать именно ему, повару, ну и максимальную выгоду данная смерть принесла опять же ему. Александр получил квартиру, фирму, некоторую сумму в банке и долгожданную свободу.

– Вы... Вы... Вы не смеете! – взвизгнул Шурочка. – Это оскорбительно! Это...

– Это правда. Лекарство скорее всего вынесла именно Леля в последнюю нашу встречу, когда я сказал о том, что встреча последняя. Злость, обида и желание отомстить.

– Идиот, – прокомментировала Дарья Вацлавовна.

– Каюсь.

– Он спал с Лелей! – не успокаивался Шурочка. – Да, он с ней спал, а значит, он ее и убил! Он и никто другой, я лишь... я...

Он вдруг съежился, ставши и вовсе похожим на грязного, опустившегося гнома.

– Я боялся, что она уйдет. Я боялся, что она бросит меня, выгонит. И что тогда? Я любил Лелю и...

– И ненавидел, – закончила Дарья Вацлавовна. – Гремучая смесь и ненависть в конечном итоге победила. А флакон с лекарствами забрала Евгения, верно?

– Да... она... она случайно увидела. Сказала, что это очень опасное лекарство и... и нужно вернуть. Я отдал. Я боялся, что она расскажет, но нет, молчала. Я ждал, она молчала... улыбалась при встрече. И только с квартирой... потребовала.

– Ну знаете ли! – хриплый бас следователя кипел возмущением. – Хватит самодеятельности, если имеете чего сказать... эт ни в какие рамки! Сумасшедший дом!

– Есть такое, – согласилась Дарья Вацлавовна, роясь в корзинке с рукоделием. – Самый настоящий сумасшедший дом, ибо жадность – вот настоящее безумие. Серж был жаден. Милочка тоже. И Леля, хотевшая все и сразу. И Евгения... и вы, молодой человек. Геночка, будь добр покороче, я устала.

И Леночка тоже устала, вроде бы ничего не делала, сидела вот, слушала, пыталась разобраться, но ощущение такое, будто камни грузила.

Уйти бы поскорее, и из квартиры, и из дома.

– Итак, Евгения. Ее брак с Вельским давно начал утомлять. Супруг на поверку оказался не столь тих и мирен, каким выглядел, ну а собственный ее характер не позволял ей подстраиваться под кого-то. Вероятно, дело шло к разводу, вероятно, он бы, в конце концов, состоялся. Правда, в этом случае Евгения осталась бы ни с чем. Квартира получена была Вельским в наследство от матери, а имущества, на которое могла бы претендовать она, не существовало. Да, у нее имелся поклонник, куда более состоятельный и успешный, чем муж, но, во-первых, уходить с пустым чемоданом и гордо поднятой головой было не в духе Евгении, а во-вторых, ей хотелось самостоятельности. Ну а в-третьих, сам поклонник был неслучаен, и я затрудняюсь сказать, кто из них служил марионеткой.

А почему Герман смотрит на Эдичку? Выразительно так, обвиняющее даже. Или... нет, не может быть, Евгения и Эдичка? Глупость какая, Эдичка ведь в нее, в Леночку, влюблен... или не влюблен? Ему, наверное, тоже мама про «отличную партию» говорила.

– Подруга подруге о многом рассказывает, верно, Эльжбета Францевна? И о существовании Леночки вдруг вспомнила родственница, с которой Софье не хотелось связываться, но в то же время страшно было лишить любимую девочку такой возможности, ведь родственница не просто состоятельна, нет, она сумела собрать прелюбопытную коллекцию картин и статуэток... Это ведь ваш сын около года тому занимался организацией выставки?

– Я много выставок организую, – Эдичка пожал плечами. – Бизнес у меня такой.

– Бизнесмен, молодой и красивый, – теперь в голосе Германа проскользнули явные ехидные нотки. – Чем не девичья мечта.

У Леночки щеки загорелись. Мечта? Эдичка, он, конечно, такой, и бизнесмен, и молодой, и красивый, но... он же скучный! И предсказуемый. И вообще это только мама надеялась, что Леночка за него выйдет, а сама она вовсе даже не планировала.

– А с другой стороны вероятная наследница огромного состояния. Вы ведь не сомневались, что Леночка его получит?

Дарья Вацлавовна рассмеялась. Тихо хихикнул Милослав, прикрывая рот ладошкой, ехидно хмыкнул Вельский, и только следователь сохранил прежнюю невозмутимость.

– Конечно, не сомневались, ведь она уже получила квартиру, а значит, и остальное, по вашему разумению, должно было достаться ей. Но... но вы слишком осторожны, чтобы просто надеяться. Нет, вы еще раньше, когда только-только узнали о переговорах между Дарьей Вацлавовной и Софьей, решили действовать.

– Я? Эдик, о чем он говорит?

– Бредит, мама, не волнуйся, – он ласково погладил шелковую лапку Эльжбеты Францевны.

– Вот и вышло, что две родственные души обрели друг друга. С одной стороны Евгения, которой понадобился новый муж, с другой – Эдик, искавший источник информации. За короткое время ему многое удалось узнать, во многом, благодаря Милославу с его увлечением... или извращением? Работая в маленькой гостинице, Милослав приходит к мысли, что, если поставить видеокамеры в номере, можно получить некоторую сумму денег за снимки. Просил немного, снимки возвращал, связывался лишь с приезжими, зарабатывал понемногу. Потом захотелось иного, так камеры появились в квартирах, а к ним – скромная домашняя видеотека.

Господи, какая мерзость! Значит, он подсматривал? И звонил тоже он? А Герман так спокойно говорит об этом? И Милослав слушает, не делает попыток оправдаться? Или ему совсем-совсем не стыдно?

– Конечно, отдельный вопрос, как они узнали...

– Женька нашла, – Милослав откинулся на спинку стула, заложил ногу за ногу и, качнув ботинком, важно произнес. – Случайно. А он вот под жильцов копал, вот и раскопал судимость... или бывшая моя протрепалась? Никогда не умела рот на замке держать.

– Итак, у нашей парочки имеется некий объем информации о жильцах, банка с сильнодействующим средством, часть которого уже изъяли, думаю, они догадывались с какой целью, и желание получить чужое имущество. Лелина смерть им на руку, ведь к данному преступлению оба формально непричастны, зато в создавшейся суматохе можно разыграть еще одно представление для публики. Так появляются букеты с хризантемами. Чья придумка?

– Понятия не имею, – лениво отозвался Эдик. – Это сугубо ваша фантазия.

– Ну, допустим, Евгении. Как и затея с топором и звонками. В общем-то тут у вас цели слегка разнились, вам было не важно, кто убьет старуху, вы ведь полагали, что завещание уже составлено. Или даже позаботились о его существовании? Это вероятнее всего. Женьке было не важно, кого убьет муж, главное, чтобы убил и сел, тогда она получила бы квартиру.

– Он ненормальный! – Шурочка, сидя, раскачивался и теребил бакенбарды. – Вы видите? Нет, вы видите, что он – ненормальный?! Придумывает, придумывает, а сам всех и убил...

Лена зажала уши. Господи, она больше не вынесет этого!

– Сядь! – рявкнул Герман. – И слушай. Да, они начали действовать, слишком рано, слишком суетливо, слишком вразнобой. Жадность, вот что вас подвело. Сначала Евгения лишь хотела избавиться от мужа и получить квартиру. Потом – получить еще одну квартиру, ведь так заманчиво шантажировать Шурочку, он слабый и беспомощный, он совершил убийство и до жути боится, что кто-нибудь узнает об этом. Потом – устроиться в жизни, выйти замуж. Но этому мешала соперница. Да, Леночка, ты.

– Я?

– Ты. Если поначалу ты просто ей не понравилась, то позже появилась ревность. Ну и понимание, что у Эдуарда на будущее есть весьма конкретные планы, в которых самой Женьке места не отводилось. Отсюда и нападение в подъезде, бестолковое, но очень злое, и цветы, подброшенные в квартиру, и конфеты с лекарством, шаг до невозможности глупый и выдавший намерения Женьки ее соучастнику. Ты же рассказала про конфеты тогда, на вечере? Рассказала.

Вечер Леночка помнила не очень, чтобы хорошо. Скорее то, что она помнила, заставляло краснеть и отводить взгляд, и уж точно никоим образом не касалось злополучных конфет.

– Возник вопрос, что делать с Женькой. Нервной, импульсивной, неуправляемой и знающей слишком много? Ответ один – убрать. Полагаю, изначально была мысль свалить все на пребывающего в запое, а оттого не способного отвечать за собственные действия Аркадия, но помня о стоящих в квартире камерах, вы на всякий случай удаляете Милослава...