Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918) - Ю Фельштинский

Указанные Вацетисом две тысячи человек часто ошибочно принимаются авторами за число "восставших", а иногда и за численность отряда Попова.77 Обычно советские историки называют несколько меньшую цифру: 1 300.78 Но и это число следует считать завышенным, так как скорее всего оно включает в себя войска, находившиеся в Покровских казармах, и некоторые другие, в событиях участия фактически не принимавшие. Об этом, в частности, писал в своих показаниях Саблин:

"Ваше указание на то, что в распоряжении левых с.-р, было 1 700--1 800 человек, ошибочно, ибо, как я уже указывал, ни один человек из формируемого "отряда особого назначения" участия в событиях 6--7 июля не принимал... Что касается присоединившихся частей, то ничем, кроме заявлений, они своего присоединения не

выявили. Лишь из отряда Винглинского перешло к Попову около 50 человек".79

Минц называет четвертую цифру: 800 человек.80 И очевидно, что это не что иное, как максимальная, "штатная" численность отряда Попова. Ближе к истине стоит сообщение, что у "мятежников" было не более 600 человек и два орудия.81 Но реальное число "восставших" было, вероятно, еще меньше. Так, Луначарский 6 июля в разговоре по прямому проводу со Смольным сказал следующее:

"Левые эсеры захватили Дзержинского и забаррикадировались в числе 400 вооруженных на Покровском бульваре. Имеют два броневика... Мы... надеемся подавить в Москве это нелепое восстание к утру".82 А Саблин показал, что в отряде Попова

"было около 600 человек, из которых активное участие принимало не более 200--300 человек, остальные же или были заняты на постах в городе, или отдыхали после дежурства, или просто шатались, ничего не делая".83

Но, даже если вслед за советскими историками считать число восставших равным 1300, "мятеж" вряд ли представлял для большевиков серьезную опасность. По мнению Вацетиса, самым важным было удержать Кремль, что не представляло труда, так как в Кремле "был расположен в качестве гарнизона 9-й латышский полк, около 1 500 бойцов. Этих сил было вполне достаточно, чтобы считать Кремль обеспеченным от захвата штурмом".84 Однако преданные большевикам силы отнюдь не ограничивались полутора тысячами. В Москве находилось в те дни свыше 4 тыс. стрелков латышской дивизии, 800 из которых были коммунистами.85 На эти латышские части и планировали опереться большевики. В связи с этим Ленин вызвал к себе видных латышских большевиков -- К.Х. Данишевского, комиссара латышской стрелковой дивизии К. А. Петерсона и наркома юстиции П. И. Стучку.86 Данишевский предложил Ленину "хоть на несколько минут" принять "командный состав латышского полка, расположенного в Кремле... После секундного колебания... Владимир Ильич согласился".87

Разгром отряда Попова Ленин считал делом пустяковым, что еще раз подтверждает версию об отсутствии каких-либо "мятежных действий" со стороны левых эсеров. При этом, однако, перед военными Ленин делал вид, что относится к мятежу левых эсеров серьезно. Бонч-Бруевич пытается объяснить такое "странное" поведение Ленина уважением к военной науке:

"Я передал ему (Подвойскому -- Ю.Ф.) приказ Владимира Ильича атаковать взбунтовавшийся полк войск ВЧК Попова, добившись или сдачи его, или полного уничтожения с применением беспощадного пулеметного и артиллерийского огня. Подвойский все это со вниманием выслушал и заявил мне, что он сосредоточит войска за Москвой-рекой и начнет наступление от храма Христа-Спасителя... Все это выходило очень гладко, но мне казалось, что это будет исполняться крайне медленно. Враг вовсе не настолько был силен. Достаточно было бы взять одну батарею, хороший отряд стрелков, вроде кремлевского, с приданными им пулеметами и сразу перейти в наступление, окружив этот небольшой район, где засели левые эсеры, не проявляющие пока никакой деятельности, кроме выставления небольших застав в своем районе (около Покровских казарм) и рассылки по ближайшим окрестностям патрулей... Я доложил Владимиру Ильичу о решениях тов. Подвойского...

-- Да, серьезную штуку затеяли наши главковерхи, -- до

бродушно улыбаясь, заметил Владимир Ильич. -- А нельзя

ли бы как-нибудь попроще? Настоящую войну разы

грывают!..

Часа в два мы получили наконец сведения, что войска, окончив сосредоточение, развернулись и двигаются по вымершим улицам...

-- Наконец-то продвигаются...88 Вот уж копуны...88 -

шутил сердясь Владимир Ильич. -- Хорошо, что у нас

еще враг-то смирный, взбунтовался и почил на лаврах,

заснул, а то беда бы с такими войсками..."89

Практическое руководство операцией по разгрому отряда Попова было поручено Вацетису. Впрочем, не сразу. Большевики

подозревали его в "бонапартизме" и первоначально соглашались доверить ему лишь составление плана атаки, а не само командование войсками. Но Вацетису, по-видимому, не хотелось упускать шанс, и он настоятельно попросил Подвойского и Муралова доверить командование ему. За успех операции он готов был поручиться головой.90 После долгих переговоров и колебаний большевики передали командование Вацетису.91

Самая большая опасность для большевиков заключалась в том, что настроенные антисоветски части Московского гарнизона, несмотря на удаленность от центра города, могли воспользоваться ситуацией и поднять в Москве настоящее восстание против советской власти, как против большевиков, так и против левых эсеров. Опасались этого не только большевики, но и командиры латышской дивизии, понимавшие, что в случае такого антисоветского восстания в первую очередь будет перебита латышская стрелковая дивизия, поскольку именно она была единственной опорой советской власти в столице. Вацетис пишет:

"Ко мне подошел начальник штаба дивизии, бывший полковник генштаба,92 и заявил, что он сдает занимаемую должность...

-- Вы революционеры. Вы знаете, за что вы погибаете, а я за что погибну? ...Весь гарнизон против большевиков, и что же вы думаете -- кучкой ваших латышей победить?"93

Но сами большевики считали, что хотя на содействие примерно 20 тыс. войск Московского гарнизона, не входящего в число войск Красной армии, объявивших нейтралитет и дислоцировавшихся в так называемом Ходынском лагере, рассчитывать не приходится, важно лишь не сделать в отношении этих аполитичных войск неправильного шага, важно не спровоцировать эти нейтральные войска на выступление против советской власти. Между тем Вацетис, ущемленный недоверием большевиков, рвался доказать свою преданность и предложил Данишевскому и Петерсу не только разгромить левых эсеров, но и атаковать Ходынский лагерь, "пока он не занял позицию на боевом фронте" противников большевиков.94 О предложении доложили Ленину. Но Ленин, конечно же, его отверг. Во-первых, войска Ходынского

лагеря были необходимы для войны с Германией, а во-вторых, именно так и можно было повернуть эти войска с нейтральных позиций на активно-антисоветские. К тому же Ленин знал, что никакого "восстания левых эсеров" не происходит. И чтобы унять пыл командира латышской дивизии, Ленин вызвал его к себе. В полночь Вацетис в сопровождении Данишевского прибыл в Кремль. Войдя в зал, где ожидал его Вацетис, Ленин подошел к нему быстрыми шагами и спросил таинственно, вполголоса: "Товарищ, выдержим до утра?" Вацетис пишет:

"Я в этот день привык к неожиданностям, но вопрос тов.Ленина озадачил меня остротой своей формы... Почему было важным выдержать до утра? Неужели мы не выдержим до конца? Было ли наше положение столь опасным, может быть, состоявшие при мне комиссары скрывали от меня истинное положение наше?"95 Этот эпизод истолковывается советской историографией как доказательство серьезности левоэсеровского "восстания". Но очевидно, что Ленин только пугал Вацетиса, чтобы направить его энергию исключительно на разгром ПЛСР. И Вацетис сконфузился, испугался. О разгроме Ходынского лагеря он теперь не думал. Вацетис продолжает:

"...Я был убежден в нашей победе. Но я сознаюсь, что вопрос, поставленный В.И.Лениным, озадачил меня... Хотя наши войска не собраны еще полностью, ...в наших руках Кремль, неприступный для заговорщиков... Относительно нашего положения я сказал, что оно вполне прочное, и просил В.И.Ленина разрешить мне приехать с более подробным докладом через два часа, т.е. в 2 часа утра 7 июля. Ленин согласился..."96

То, что Ленин именно пугал пришедшего к нему вместе с Данишевским Вацетиса, подтверждает Стучка. Он пишет:

"Затем офицеры ушли, и Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами правительства... уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда".97 На Вацетиса же разговор с Лениным подействовал соответствующе: Вацетис стал относиться к "восстанию" с большей серьезностью.

К двум часам ночи все необходимые приготовления были произведены.98 В распоряжении большевиков находилось примерно 3 250 человек." Вацетис теперь уже был абсолютно уверен в победе; 100 и с этим прибыл к Ленину, как и было условлено, в два часа ночи. Вацетис вспоминает: