Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский) - Даниэль Дефо

— Есть у тебя деньги, или нѣтъ? Знала ли ты когда-нибудь женщину, которая отправлялась бы въ ссылку, имѣя въ карманѣ 100 фунтовъ, дитя мое?

Я сразу поняла въ чемъ дѣло, но сказала, что у меня нѣтъ основаній надѣяться на что либо, кромѣ самаго строгаго исполненія приговора, и такъ какъ на эту строгость мы должны смотрѣть, какъ на милость, то нѣтъ повода думать, что его не исполнять во всей точности. На это она отвѣтила только: попробуемъ, что можно будетъ сдѣлать… На этомъ мы разстались.

Послѣ этого я пробыла въ тюрьмѣ еще около пятнадцати недѣль, — почему такъ долго, я не знаю, — но въ концѣ этого времени меня посадили на корабль въ Темзѣ вмѣстѣ съ шайкой изъ тринадцати такихъ подлыхъ и такихъ ожесточенныхъ созданій, какихъ никогда не производилъ Ньюгетъ въ мое время; дѣйствительно, описаніе всѣхъ ихъ безстыдствъ, дерзкихъ плутней, ихъ поведенія во время путешествія составило бы гораздо большій разсказъ, чѣмъ исторія моей жизни; у меня сохранились интересныя записки по этому поводу, подробно составленныя капитаномъ корабля и его помощникомъ.

Безъ сомнѣнія, надо полагать, что было бы безполезно входить здѣсь въ описаніе тѣхъ незначительныхъ случайностей, которыя произошли со мной въ промежутокъ времени между окончательнымъ распоряженіемъ о моей высылкѣ и отправкой меня въ Америку. Исторія моя близится къ концу и потому для такихъ подробностей нѣтъ мѣста, но я опишу только обстоятельства, сопровождавшія мою встрѣчу съ моимъ ланкаширскимъ мужемъ.

Какъ я уже говорила, онъ былъ переведенъ изъ главнаго общаго отдѣленія въ обыкновенную тюрьму, на тюремномъ дворѣ, вмѣстѣ съ тремя своими товарищами, такъ какъ, спустя нѣкоторое время, къ нимъ прислали третьяго; здѣсь, я не знаю почему, они сидѣли цѣлыхъ три мѣсяца, въ ожиданіи суда. Вѣроятно, они нашли возможность подкупить свидѣтелей и потому судъ не имѣлъ доказательствъ для ихъ обвиненія. Наконецъ послѣ всевозможныхъ затрудненій судъ собралъ достаточно уликъ противъ двухъ, которыхъ и приговорили въ ссылку; но другіе двое, и одинъ изъ нихъ мой ланкаширскій мужъ, оставались еще въ подозрѣніи. Я полагаю, что противъ каждаго изъ нихъ у суда были ясныя улики, но по закону судъ обязанъ непремѣнно допросить двухъ свидѣтелей, безъ которыхъ онъ не имѣетъ права рѣшить дѣла; тѣмъ не менѣе судъ постановилъ не выпускать ихъ изъ тюрьмы, въ полной увѣренности, что въ концѣ концовъ явятся такіе свидѣтели; какъ мнѣ кажется, съ этой цѣлью была сдѣлана публикація, въ которой объявляли, что въ тюрьмѣ заключены такіе то преступники и что каждый желающій можетъ ихъ видѣть.

Желая удовлетворить свое любопытство, я воспользовалась этимъ случаемъ и, заявивъ, что меня ограбили въ почтовой Денстэбльской каретѣ, я объявила, что желаю видѣть двухъ разбойниковъ съ большой дороги; отправляясь на тюремный дворъ, я переодѣлась и закутала свое лицо такъ, что его было почти не видно, и онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ меня узнать. Когда я возвратилась оттуда къ себѣ, то объявила всѣмъ, что я хорошо знаю обоихъ преступниковъ.

Тотчасъ по всей тюрьмѣ разнесся слухъ, что Молль Флэндерсъ хочетъ представить улики противъ одного изъ грабителей на большой дорогѣ, и что вслѣдствіе этого приговоръ о моей ссылкѣ будетъ отмѣненъ.

Они тоже узнали объ этомъ, и мой мужъ немедленно пожелалъ увидѣть эту Молль Флэндерсъ, которая такъ хорошо знаетъ и хочетъ быть свидѣтельницей противъ него; поэтому я получила позволеніе пойти къ нему. Я надѣла свое лучшее платье, получивъ на это разрѣшеніе, и отправилась на тюремный дворъ, закрывъ лицо особенной повязкой; сначала онъ очень мало говорилъ со мной, онъ спросилъ знаю ли я его; я отвѣчала: «да, очень хорошо», такъ измѣнивъ голосъ, что это вмѣстѣ съ закрытымъ лицомъ лишало его возможности составить себѣ малѣйшее представленіе обо мнѣ. Затѣмъ онъ опять спросилъ, гдѣ я его видѣла, я отвѣчала: между Денстэблемъ и Брикхилемъ; причемъ, обратясь къ бывшему тутъ стражнику, я сказала, не можетъ ли онъ оставить насъ вдвоемъ; послѣдній очень вѣжливо удалился.

Едва только онъ вышелъ, какъ я заперла дверь, сняла свою повязку и, заливаясь слезами, воскликнула:

— Дорогой мой, вы не узнали меня?

Онъ поблѣднѣлъ и не могъ выговорить слова, какъ пораженный громовымъ ударомъ; будучи не въ силахъ сдержать свое изумленіе, онъ сказалъ только: «Позвольте мнѣ сѣсть». Потомъ онъ сѣлъ возлѣ стола, подперъ рукой голову и въ оцѣпенѣніи опустилъ глаза внизъ. Съ своей стороны, я сильно плакала и долго не могла выговорить слова, но потомъ, давъ волю своей страсти, я повторяла одно: «Дорогой мой, вы не узнали меня». На это онъ отвѣтилъ «Нѣтъ». Долго онъ не говорилъ ни слова. Чувство изумленія не оставляло его, наконецъ онъ поднялъ на меня глаза и сказалъ:

— Неужели вы такъ жестоки? — Я не поняла, что онъ хотѣлъ и отвѣчала:

— Неужели вы можете называть меня жестокой?

— Придти ко мнѣ сюда, въ это проклятое мѣсто, сказалъ онъ, не значитъ ли это — оскорблять меня! Но вѣдь я не ограбилъ васъ по крайней мѣрѣ на большой дорогѣ?

Изъ этого я увидѣла ясно, что онъ ничего не знаетъ о моей несчастной жибни, и думаетъ, что я, услыхавъ, что онъ здѣсь, явилась съ цѣлью упрекать его за то, что онъ меня бросилъ. Но я коротко объяснила, что пришла не для того, чтобы оскорблять его, а напротивъ, я пришла къ нему съ цѣлью взаимнаго утѣшенія, въ чемъ онъ убѣдится, когда я скажу ему, что мое положеніе во многихъ отношеніяхъ хуже его. Послѣднія слова его нѣсколько встревожили, хотя онъ и спросилъ меня, съ легкой насмѣшкой:

— Развѣ это возможно? Вы застаете меня въ Ньюгетѣ, между двумя приговоренными товарищами, и говорите, что ваше положеніе хуже моего.

— Такъ, сказала я, все это вѣрно, но если я вамъ объясню, что я приговорена къ смерти, тогда вы согласитесь, что мое положеніе хуже вашего.

Теперь онъ замолкъ, какъ будто у него отнялся языкъ… Мы сѣли и я разсказала ему изъ моей жизни все, что нашла удобнымъ, объяснивъ, что я впала въ крайнюю бѣдность, которая будто бы и бросила меня въ дурное общество.

— На мое несчастье, объясняла я, меня приняли въ тюрьмѣ за нѣкую извѣстную и знаменитую воровку Молль Флэндерсъ, о которой всѣ слыхали, но никто не видѣлъ… Но это, какъ ему хорошо извѣстно, не мое имя. Долго я разсказывала ему о томъ, что было со иною съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались; и между прочимъ, какъ я видѣла его въ то время, когда онъ не подозрѣвалъ объ этомъ, видѣла въ Брикхиллѣ, гдѣ его преслѣдовали и гдѣ я объявила всѣмъ, что знаю его какъ честнаго джентльмена. Благодаря моему заявленію, облаву прекратили, и констэбль распустилъ верховыхъ по домамъ.

Онъ очень внимательно слушалъ всю мою исторію, многія подробности часто вызывали его улыбку, онъ находилъ ихъ интереснѣе своихъ. Но, когда я разсказала о Брикхиллѣ, онъ въ изумленіи воскликнулъ:

— Значитъ это вы, моя дорогая, остановили народъ въ Брикхиллѣ!

— Да, отвѣтила я и снова повторила разсказъ.

— Итакъ, вы мнѣ тогда спасли жизнь! Я счастливъ тѣмъ, что вамъ обязанъ ею, потому что теперь хочу отплатить вамъ тѣмъ же, я хочу освободить васъ, цѣною своей жизни.

Я объяснила ему, что ничего этого не надо, что это былъ бы очень большой рискъ, что не стоитъ подвергать себя случайности, ради ничего нестоющей жизни. «Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ, — эта жизнь для меня дороже всего на свѣтѣ, эта жизнь дала мнѣ новую жизнь, потому что до послѣдней минуты я никогда не подвергался такой опасности, какъ въ тотъ разъ».

При этомъ онъ разсказалъ мнѣ длинную исторію своей жизни, дѣйствительно очень оригинальную и занимательную исторію, изъ которой я узнала, что онъ вышелъ на большую дорогу за одиннадцать лѣтъ до того времени, когда женился на мнѣ; что женщина, называвшая его «братомъ», совсѣмъ не была его родственницей, а принадлежала къ ихъ шайкѣ; она вела съ ними переписку, жила постоянно въ городѣ, потому что имѣла очень много знакомыхъ; она сообщала точныя свѣдѣнія о тѣхъ лицахъ, выѣзжавшихъ изъ Лондона, которыя могла служить предметомъ богатой добычи; она думала прибрать къ рукамъ мое состояніе, въ то время когда привезла меня къ нему, но обманулась, потому что онъ не согласился на это; узнавъ отъ нея, что я очень богата, онъ рѣшилъ бросить свою удалую жизнь на большой дорогѣ и начать новую жизнь, не показываясь нигдѣ въ обществѣ, пока послѣдуетъ какая нибудь общая амнистія или пока найдетъ случай купить прощеніе при помощи денегъ; но дѣла приняли иной оборотъ, и ему пришлось взяться за старое ремесло.