Солнце в зените - Виктория Холт

Чувствовать себя подобным образом было со стороны Эдварда безумием. Следовало радоваться. Казалось невозможным поделиться с кем-либо истинными переживаниями...даже с Елизаветой. Конечно, только не с Елизаветой. Она посчитает мужа размягшим и лишившимся рассудка. А Эдвард не размяк, да и никогда мягкотелым не являлся. Никто не удивлял большей безжалостностью, если обстоятельства того требовали, но в случае с Уорвиком...Уорвик был для Эдварда другом, образцом для подражания, божеством. Король не мог перестать вспоминать прежние дни своей ушедшей юности. Он прислушивался к Ричарду Невиллу, пытался стать таким же. Эдвард полностью поддерживал Уорвика. Поэтому Ричард сделал его королем.

'Но мальчики взрослеют. У них появляются собственные желания. Они меняются, Уорвик. Ты ненавидел Вудвиллов, но Вудвиллы - это семья Елизаветы, Ричард. Вполне естественно ее желание продвинуть их вверх по социальной лестнице. Ты же увидел, как Вудвиллы начинают превосходить в могуществе Невиллов...и обратился против меня, против того, кто им в приобретении влияния помог.

И сейчас мы пришли к этой точки. К смертельной точке. Ты больше не потревожишь меня и не окажешь поддержку, как когда-то. Покойный дорогой друг и оппонент'.

Эдвард отправился взглянуть на мертвое тело. Зрелище было душераздирающим. Такой раньше гордый, такой непобедимый...но все мы уязвимы. Наступает минута, когда смерть призывает к себе и королей, и тех, кто их создавал. Подчиниться должно каждому.

Останки следовало некоторое время оставить на всеобщем обозрении, дабы не возникло слухов, что Уорвик продолжает жить. У него были враги, но легенды, в особенности, легенды живучие, преодолеть тяжелее всего.

Лишившись своих тщательно выкованных доспехов, Уорвик выглядел беззащитным. Солдаты сняли их с тела. Его собственная охрана застала горе-вояк, поглощенных данным занятием, ибо она прискакала спасти жизнь Ричарда Невилла, подгоняемая горячо желающим этого Эдвардом. Король простил бы Уорвика, как простил Кларенса, и верил, что у них еще получится снова стать друзьями.

Но охрана прибыла слишком поздно. Граф был уже мертв, и не оставалось ничего, кроме как забрать тело в собор Святого Павла и положить там на два дня, дабы каждый желающий мог убедиться, - Уорвик скончался.

'Позвольте его похоронить со всеми полагающимися почестями и уважением рядом с родителями и братом Томасом - в аббатстве Бишем', - приказал Эдвард.

Так, чтобы люди знали, - великий Создатель королей погиб в смертельной схватке с человеком, которого он некогда возвел на трон.

И это оказалось концом целой эпохи.

Эдвард вернулся в Лондон с Елизаветой и своей семьей. Истинный ликующий победитель. Он взял с собой Генри и поместил его в Уэйкфилдскую башню Тауэра. Несчастный доверчивый Генри, - прежний король казался счастливым, опять входя в эти удерживающие его стены. Эдвард отчасти устыдился, когда бедняга Генри выразил к нему доверие. Ланкастер являлся помехой, но избавление от него стало бы угрозой даже большей. Кроме того, был еще юный принц Эдвард. Умри Генри, народ лишь передаст хранимую верность его наследнику. Пока эта парочка жива, Эдварду Йорку следует постоянно находиться настороже.

Но, в то же время, он одержал победу. Ричард Невилл погиб, и, хотя король не мог обрадоваться этому от чистого сердца, никто не сомневался, событие состоялось по его милости.

Эдвард наслаждался краткими днями в замке Байнард и обществом Елизаветы. Он получал удовольствие от ее холодности, возможно, именно неодолимый порыв разбить лед сохранял страсть монарха столь живой. Пусть Эдварда увлекали другие, но возвращался король всегда к жене. Елизавета обладала тайной неповторимости. Более того, она являлась матерью королевских отпрысков. Иногда монарха терзали тяжелые раздумья об Элеоноре Батлер и об обряде, им пройденном. Но Элеонора уже умерла, и вся история канула в далекое прошлое. Однако, Эдварду удалось обнаружить, что в момент тайной церемонии в Графтоне она еще продолжала жить, и, если первый обряд считался важным, как это могло сказаться на Елизавете и на их детях?

Да, прежняя эпопея уже давно унесена Летой, и, даже если кто-то примется ее исследовать, неприятности ему гарантированы.

Таким образом, Эдвард выбросил проблему из головы и стал наслаждаться редкими днями передышки, ибо было приятно окружить себя счастливой семейной атмосферой, пусть она и носила исключительно временный характер. Елизавета в мгновение ока наполнила детскую людьми, коих сочла необходимыми для положения принца. Тут присутствовали вдова по имени Эвис Уэллс, служившая мальчику няней, и Елизавета Дарси, возглавлявшая приписанный к детской маленького принца штат. Но и этого было недостаточно, и королева убедила Эдварда, что их крохотному сыну принципиально завести собственного гофмейстера - управляющего.

Эдвард развеселился.

'В его возрасте, моя дорогая? Зачем малютке, которому нет и года, нужен гофмейстер-управляющий?'

'Затем, чтобы он носил его на церемониях...людям следует знать их принца. И они сразу должны оценить, уверяю вас, Эдвард, важность своего принца'.

Таким образом, чтобы доставить Елизавете радость, монарх назначил лучшего из своих слуг, Томаса Вогана, ежечасно присматривать и заботиться о принце.

Юный Эдвард с довольным видом лежал в колыбели и не подозревал о происходящей вокруг него суете.

Как бы то ни было, даже в это счастливую домашнюю сцену ворвались новости. Эдвард их ждал, и теперь, когда они прибыли, следовало немедленно предпринимать ответные действия.

В Уэймуте высадились Маргарита Анжуйская и ее сын Эдвард, называвший себя принцем Уэльским.

Анна ждала в маленьком монашеском доме вне пределов Тьюксбери, прекрасно зная о сражении, разразившемся между войсками Эдварда Йорка и теми, кто объединился под знаменами короля Генри. Ей уже было известно о гибели отца при Барнете и, в глубине души, девушка возлагала мало надежды на победу без его участия в битве.

Анне не хотелось ничего, только бы эта война завершилась. Ее обручили с принцем, и она даже поверила, что их чета сумеет прожить вместе в определенном согласии. Девушка не отличалась яростностью, подобно Маргарите, и не пыталась никому навязать свою волю. Анна часто вспоминала о Ричарде Глостере и о том, что этот странный поворот судьбы развел их по разные стороны развернувшегося конфликта. Что бы не случилось, Ричард поддержит брата, а Анне, разумеется, придется отстаивать правоту отца.

'И все равно, мне безразлично их противостояние', - думала она.

Насколько другой оказалась Маргарита.