Компот из запретного плода - Дарья Донцова

– Давай чаем угощу, – обрадовалась старуха.

– Не откажусь, – мгновенно согласилась я и, желая подтолкнуть Олимпиаду Михайловну к откровенной беседе, прибавила: – Уже целый месяц по людям хожу, везде угощают и много интересного рассказывают. Послушаешь и удивишься: ну и судьбы случаются, просто романы.

– Ну, у меня совсем особое дело, – радостно подхватила нить беседы Олимпиада Михайловна, – ты вот сядь спокойно.

Я облокотилась о стол. Если бы мне предложили выбор, у кого получать информацию – у молодой особы или у пожилой дамы, не колеблясь, выбрала бы старушку, с ними легче – пенсионерки, как правило, страдают от дефицита внимания, близких людей и подруг они уже похоронили, остались одни и рады любому слушателю. Баба Липа не является исключением, сейчас услышу от нее много интересного. И точно!

– Мне в сорок пятом году лет-то было всего ничего, – заплела кружево рассказа бабушка, – а брату, Сашке, чуть больше. На войну он не попал, потому что в сорок первом совсем маленьким был, это лишь вначале, когда мы отступали, всех под ружье пихали, даже подросткам берданки совали. Эх, лучше и не вспоминать; знаешь, кто битву под Москвой выиграл?

– Советские солдаты, – машинально выпалила я затверженный с детства постулат.

– Оно верно, – согласилась Олимпиада Михайловна, – только еще ополчение имелось. Песню слышала: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой»? Вот и двинулся народ, такой, которому воевать было нельзя, – слепые, глухие, больные, калеки, старые совсем или маленькие вовсе, женщины… Хорошо помню, как колонна мимо нашего дома шла, я в окно смотрела, вроде крошка, а до сих пор в глазах стоит. Идут кто в чем, валенок и полушубков на всех не хватило, в ботинках чапают по морозу, в гражданских пальто, и оружие не у всех.

– Как же без винтовки на войне?

Баба Липа мрачно усмехнулась:

– Убьют товарища, бери его трехлинейку. Да уж, о таком потом в учебниках не писали. Я знаешь чего по радио слышала? Сталин наш гений был, задумал замечательный план, заманил фрицев до самой Москвы, а потом, когда они устали, вывел из-за угла сытые сибирские дивизии и врага раскурочил. Может, и так, только сначала фашисты ополченцев перебили, постреляли, словно котят, патроны потратили, живым щитом люди стояли, а уж потом вояки появились. Наверное, по-простому рассуждаю, но, думаю, Сталин москвичами пожертвовал, ну и мороз, конечно, помог.

Отец и мать Дегтяревых погибли в той самой битве за Москву. Липа и Саша остались сиротами, в неразберихе военного времени о детях забыли, а они сами в приют не стремились, жили тихо в родительской квартире, меняя оставшиеся от матери золотые украшения на хлеб и крупу. Если вы полагаете, что в Москве в то время продукты честно распределялись лишь по карточкам, то ошибаетесь, в столице государства, ведущего тяжелую, затяжную войну, имелись люди, у которых можно было получить все – от белого хлеба до остродефицитного тогда волшебного пенициллина.

Но потом, после Победы, жизнь стала налаживаться. Липа отправилась в ремесленное училище, так в те годы назывались ПТУ, стала осваивать профессию ткачихи, а Саша пошел на службу в милицию. В стране ощущался явный дефицит молодых, здоровых мужчин, поэтому Дегтярева легко взяли в органы, более того, он начал делать там стремительную карьеру.

Чтобы понять, каким образом юноша ухитрился за несколько лет лихо взлететь по служебной лестнице, надо хорошо знать реалии конца сороковых годов. В СССР идет демобилизация бывших воинов, основная часть оставшихся в живых мужчин имеет возраст от двадцати трех до сорока лет. Им уже не хочется носить оружие, мечты устремлены к мирной жизни, в планах женитьба, получение гражданской специальности, устройство на интересную работу. Но после Победы неожиданно происходит всплеск криминальной активности, из всех щелей выползают беспризорные дети, уголовники… Поэтому милиция начинает испытывать дефицит кадров, и тогда Моссовет принимает решение: открыть зеленый свет в ряды правоохранительных органов парням из колхозов, честным юношам, которые не желают заниматься сельским хозяйством.

У колхозников по тем временам не было даже паспортов, приехать в Москву, просто снять комнату, а потом устроиться на службу было невозможно. До перестройки еще сорок лет, человек без столичной прописки не имеет в главном городе страны никаких прав. Нет, он может прибыть на экскурсию, сходить в театр, навестить родственников, но потом обязан убираться прочь. Думаю, председателя Моссовета тех лет мигом хватил бы удар, кабы он увидел, какие порядки царят в городе сегодня. В конце сороковых с пропиской было строго, а служба в милиции являлась для мальчиков из колхозов одним из редких шансов стать москвичом.

К тому же – впрочем, вы, наверное, мне не поверите – сотрудникам МВД предоставляли комфортное общежитие, потом им первым выделяли отдельные квартиры, парням выдавали бесплатное обмундирование, паек, они имели неплохую зарплату, кучу льгот, а те, кто хотел, могли получить образование.

Предпочтение при приеме в милицию отдавали женатым, воевавшим, никогда не связанным с криминальным миром мужчинам, но, несмотря на хорошие условия, москвичи в органы не спешили.

Саша выделялся среди общей массы не только столичной пропиской, но и образованием. У Дегтярева имелся аттестат об окончании десятилетки, а это по прежним годам считалось серьезным плюсом. Основной конгломерат деревенских парней, поваливших в милицию, имел за плечами не более пяти классов.

Еще Саша не пил, не курил и рано женился. Едва ему стукнуло восемнадцать, повел в загс Полину. Он познакомился с девушкой в парке и, особо не интересуясь ее биографией, расписался с хохотушкой после месяца свиданий.

Липа невестке обрадовалась, та умела шить, легко превращала старую простыню в новую юбку, была веселой, мужа против единственной сестры не настраивала и охотно занималась хозяйством.

Два года промелькнули словно счастливый сон, потом Сашу отправили в один из лагерей, находившихся в области. Липа осталась в Москве, она переписывалась с братом и была в курсе всех его дел. Саше откровенно везло, начальник зоны, бывший фронтовик, внезапно скончался, и на его место поставили Дегтярева. Конечно, парень был очень молод для столь ответственного поста, но особо выбирать оказалось не из кого, к тому же Саша учился в институте, на заочном отделении, по-прежнему не пил, не курил, жене не изменял.

Липа гордилась братом безмерно, ни у кого во дворе не было столь успешного, хорошо зарабатывающего родственника. Саша, наезжая в Москву на всяческие совещания и инструктажи, всегда прихватывал сестре подарки. Затем счастье стало еще полнее, брат сообщил о беременности Полины. Липа побежала в дирекцию своей ткацкой фабрики, чтобы попросить фланели на распашонки. К слову сказать, Олимпиаду на работе уважали, выбрали в местком и ставили на собраниях в пример.

– Вот Дегтярева у нас молодец, – басом гудела секретарь парткома Елена Владимировна, – работает отлично, никогда не опаздывает, за мужиками не гоняется. Да и брат у нее уважаемый человек!

Через девять месяцев у Полины родилась девочка. Липа, от радости не чуя землю под ногами, сложила в чемодан сшитое приданое и понеслась к брату. Успела она как раз к… похоронам. На вокзале Липу встретил шофер и быстрым шепотком ввел сестру хозяина в курс дела.

Полину отвезли рожать в райцентр, Саша побеспокоился заранее, положил жену в больницу загодя, боялся, что роды начнутся ночью и он не успеет доставить ее в роддом вовремя, растрясет на «козлике», и та родит в дороге.

Полина благополучно разрешилась от бремени, но наутро проникла в детское отделение, взяла свою крошку и выбросилась с ней из окна. Клиника была невысока, всего четыре этажа, но жена Дегтярева расшиблась насмерть, погибла и безымянная девочка.

Саша слег с сердечным приступом, естественно, началось следствие, которое моментально выяснило: Полина шагнула с подоконника сама, отношения в семье были хорошими, Саша очень ждал ребенка, ни о каком доведении женщины до самоубийства речи не идет. Следователь копнул глубже и обнаружил интересный факт: мать Полины – а девушка уверяла и мужа, и его сестру, что ее родительница давно скончалась, – на самом деле жива, находится в сумасшедшем доме, ремиссии у нее не случается, она ведет жизнь овоща. Следовательно, безумие было возможно и у дочери, с некоторыми женщинами случаются после родов приступы жесточайшей депрессии. Конечно, хороший врач мигом поможет пациентке, но в райцентре, в роддоме, психиатра не держали, а о такой диковинке, как психолог, в те годы не слыхивали даже в столичных клиниках.

Дело закрыли, Полину и девочку, не успевшую получить имя, похоронили вместе, Саша попросился на работу в другое место. Учитывая обстоятельства, его просьбу уважили, мужчина стал руководить какой-то зоной, потом его перебросили еще раз и еще, каждый раз с повышением по званию и увеличением оклада. Карьера Дегтярева совершала вертикальный взлет, но теперь в его анкете имелся минус – отсутствие супруги.