Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья - Влада Баранова

Метаязыковые комментарии часто возникали во время записи лингвистических материалов, особенно перевода: «5 русском языке много синонимов, антонимов, богатый язык. Широкий. Ну, у греков нету таких всяких понятий. Одно и то же слово означает и внук, и племянник. Anipsxu» (АФА, румей, 1947, Малый Янисоль).

Румейский как смешанный язык

Наиболее распространенные описания румейского языка подчеркивают смешанный характер идиома. Под смешением понимается, как правило, включение в румейский иноязычной лексики – русской, татарской, урумской[92]. «Это тут столпотворение языков. Тут и татарские слова…» (ВПК, румейка, 1940, Красная Поляна). Информанты часто называют свое сообщество и идиом смесью различных групп и языков.

Информанты описывают румейский как испорченный язык, а причиной негативных изменений считают смешение различных идиомов и межэтнические браки, однако подобное объяснение необязательно присутствует в интервью. Идиом сам по себе «портится» со временем, становится «перековерканный» (НИТ, румейка, 1940, Ялта).

Смешанности идиома в интервью часто противопоставляется чистый язык: румейский описывается как нечистый вариант, тогда как новогреческий считается чистым (это представление отражается в номинации последнего – «чистый греческий», или «чистогреческий»). Однако «более чистым» по сравнению с румейским может быть не только близкородственный новогреческий, но и русский. «Куда годится этот греческий язык?… Самый лучший русский язык. Мне так нравится. Русский язык чистый. ‹…› А это что, всякие такие… кривые слова» (ВМШ, румейка, год рождения неизвестен, Малый Янисоль).

В интервью смешанность может интерпретироваться как индивидуальная автохарактеристика речи информанта, свойство современного румейского языка или языковой компетенции нынешних носителей идиома и как принципиальное свойство румейского языка (обычно по сравнению с новогреческим).

Ограниченность пределами сообщества, бесполезность румейского

Носители подчеркивают, что румейский пригоден лишь в пределах поселка или Приазовья, тогда как русский язык необходим для коммуникаций с внешним миром. «Везде русский язык. Если в город поехали – русский язык. Если они [дети] не будут знать русский язык, они же не смогут общаться» (БББ, румейка, год рождения неизвестен, Малый Янисоль). Информанты упоминают о необходимости русскоязычного высшего образования для детей как основе карьеры. За пределами локального сообщества следует использовать русский, даже для коммуникации с односельчанином. Подобные представления согласуются с рассказами о навязываемых русскими ограничениях на использование румейского языка (ср. приведенное в главе 6 высказывание, приписываемое директору школы в поселке Бугас: «Наш язык только отсюда до асфальта…»).

С оппозицией «польза – бесполезность» сочетаются другие негативные характеристики идиома. У некоторых информантов наблюдается корреляция между оценкой румейского языка и представлением о его сходстве с новогреческим. В поселке Ялта наиболее эмоциональные негативные высказывания принадлежали информантам, считавшим новогреческий и румейский невзаимопонятными.

Информант 1. Непутевый язык! Какой дурак выдумал…

Информант 2. А сейчас все люди грамотные, какой дурак будет говорить со своим ребенком по-гречески! ‹…› Мы тут сами не учили детей своих. У меня мальчики учились… Один хорошо… вот била его за то, что греческий разговаривал, а другой не так. А знаете, как оно влияло на школу? Это так влияло, зараза, этот греческий язык!

(Сведения об информантах: (1) ЕГБ, румейка, 1925, Ялта; (2) ДГМ, румейка, 1925, Ялта.)

Примечательно, что эти высказывания принадлежат наиболее компетентным носительницам румейского в поселке Ялта, где положение идиома, как отмечалось в главе 6, неблагоприятно. Интервьюируемые достаточно свободно владеют идиомом и используют его, разговаривая между собой, однако это знание оценивается не как дополнительный ресурс, но как признак отсталости и нецивилизованности носителя языка.

Информанты, видящие сходство между румейским и новогреческим, не высказывают резко негативных оценок родного языка и даже оценивают знание румейского положительно, поскольку последний облегчает овладение полезным и престижным языком – новогреческим. «Вот сейчас поехала дочь [в Грецию], не успела [приехать] – уже знает язык. Понимаешь? Нам легко: jalo, nero – все сходится. Может там что-то, какое-то изменение, но проще тем, кто знает язык. Очень быстро» (ЛЛТ, румейка, 1940, Малый Янисоль).

На самом деле преимущество знания близкородственного языка – не более чем декларация, ибо и гастарбайтеры в Греции, и дети, изучающие новогреческий в школе или институте, как правило, не владеют румейским в достаточном объеме. Тем не менее представление о румейском как инструменте овладения новогреческим способствует незначительному поддержанию его статуса.

Архаичность румейского

Единственный параметр, по которому румейский оценивается выше новогреческого, – это его древность, исконность, архаичность, традиционность, сохранение старого. Оценки идиомов нередко основываются на интерпретации лингвонима «новогреческий». Румейский в таких случаях часто называется старо– или древнегреческим[93]. Сам лингвоним «новогреческий» (подразумевающий изменение, нововведение по сравнению с некоторым прошлым состоянием) предоставляет модель интерпретации отношений двух идиомов.

Подобная интерпретация названия идиома может и не нести оценку быть просто народной этимологией, устанавливающей, однако, преемственность вариантов: «А там новогреческий язык. А раньше такие были, как и мы все, а теперь – новогреческий» (АИХ, румейка, 1926, Анадоль). Подобные высказывания часто используются для поддержания статуса непрестижного идиома и группы по сравнению с новогреческим и греками из Греции. Низкий статус группы и идиома по всем возможным параметрам отчасти компенсируется древностью и сохранением традиций.

Греческая идентичность и сохранение румейского языка

Как уже отмечалось во введении, вопрос о месте языка в процессе самоидентификации связан, в частности, с тем, насколько знание языка определяет идентичность индивида. Такая постановка проблемы влечет за собой два следствия: (1) будет ли признана окружающими идентичность А, не владеющего титульным языком; (2) ощущает ли сам индивид необходимость использовать титульный язык.

Рассмотрим с этой точки зрения положение в сообществе носителей румейского языка. Как видно из главы 4, румейский является одним из маркеров этнической самоидентификации сообщества: русский язык русских, татарский идиом урумов и, в меньшей степени, чистый эллинский греков из Греции отделяются от греческого, эллинского, «нашего греческого» румеев.

Сообщество декларирует значимость владения румейским языком для принадлежности к этнической группе. «„Какой же ты грек, если не говоришь по-гречески“, – говорят они» [Перехвальская, 2002, с. 180]. Достаточно часто можно услышать высказывания, манифестирующие необходимость хотя бы минимального, пассивного владения титульным языком для греческой идентичности.

В то же время подобные заявления не подразумевают необходимости владения родным языком. Даже на уровне деклараций, риторики такие высказывания, как правило, непоследовательны и сочетаются с другими утверждениями. На вопрос о том, являются ли греками дети информанта, не владеющие родным языком, носители в большинстве случаев отвечают утвердительно. Наоборот, овладевших идиомом русских могут назвать греками только в шутку. Главным этническим маркером признается греческое происхождение.

Принципы действительного признания своими в сообществе и мнения носителей, озвученные в интервью, могут не совпадать. В интервью информанты подчеркивали, в первую очередь, языковые различия между своей и соседними группами, однако необязательно подразумевается, что быть румеем означает использовать румейский. Член сообщества может не владеть языком, не переставая быть румеем.

Собиратель. А вот если бы ваша внучка не понимала по-гречески, была бы она гречанка?

Информант. По крови ж идет. Если у нее в метрике написано: отец – грек, мать – гречанка…

(Сведения об информанте: БАБ, румейка, 1925, Касьяновка.)

Теоретически идиом, символизирующий греческую идентичность, может незаметно измениться, однако сообщество в собственных глазах не только останется греками, но сохранит чувство прямой преемственности. Информанты настаивают на тождестве греческого (румейского) и греческого (новогреческого), приписывая последнему функции родного языка.