Сон о принце - Эсфирь Серебрянская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пьяно-размягченные мысли покрутились еще немного вокруг теплых воспоминаний детства, пока не набрели на вполне очевидную идею организовать себе сухое уютное ложе из прошлогодней листвы. Энтузязизм искранул, и я бодренько принялась за реализацию плана, «сграбив» в кучку то, до чего смогла дотянуться, не сходя с места. Результат вышел более чем скромный. Тогда мне пришло в голову встать и поискать рыбные… то есть лиственные места. Поскольку деревья чуть ли не вплотную подступали к обрыву, то вполне естественно, что мое внимание устремилось в лес. Сначала я, не заходя вглубь, хотела просто сгрести ножкой от стола стожок для переноски. Но дело не пошло. Мой инструмент жестоко калечил будущую постель, превращая ее в ни на что не годную труху. Сбор же по листику даже не рассматривался… Моветон.
Остановившись, я потерла себе лоб, словно порылась в лексических запасах. Определение «моветон» отсутствовало18, зато присутствовало ощущение, что ляпнулась чушь несусветная. Мозг вздохнул и поправился: «Собирать по листику – это в лом». И я с ним согласилась, решив отыскать сразу большую кучу.
Однако первым отыскался трухлявый пенек. Причем, зараза, так замаскировался, что я дважды пыталась подхватить кучку, прежде чем догадалась разгрести верхний слой и обнаружить неподъемный сюрприз.
Номером два в моих поисках стал муравейник. Разорять его я не стала, хотя и обвинила подлом подлоге.
К запримеченному третьему кандидату на мою постель я решила подкрасться незаметно. Чтоб не вспугнуть удачу. Сначала от дерева к дереву, потом на четвереньках через заросли папоротника… А потом… до меня дошел запах горя, отчаянья на фоне материнской любви.
Я замерла, приподнявшись над зарослями. Теперь, когда шорох листвы под ногами не заглушал тишину леса, до меня донеслись тихие всхлипывания. Смесь жалости и любопытства подтолкнула вперед. Внезапно проснувшаяся осторожность несколько приумерила прыть. Мысль «А оно мне надо?» тут же в очередной раз попыталась сцепиться с «Пройдешь мимо ты, пройдут мимо тебя». Но донесшийся слабый запах чего-то необыкновенно прекрасного, волшебного мгновенно перебил брожение в мозгу. Он магнитом потянул к себе. И я не сопротивлялась. Шла как крыса за дудочкой… Однако в отличие от сказочных грызунов полного отупения все же не случилось, поэтому на полянку, откуда доносились звуки-чувства, я выскакивать не стала, предпочтя для начала понаблюдать со стороны.
Шуршаще-хрустящая под ногами листва попыталась выдать меня с головой, но мне пришла в голову замечательная мысль останавливаться после каждого шага и двигаться дальше только после того как досчитаю до пятидесяти. На третьем шаге счет сократился до двадцати, на пятом – до пяти, но медленно. А дальше лес кончался. Точнее, оставалась пара молоденьких деревьев, за которыми угадывалась сидящая фигурка. Присев на корточки, я осторожно пригнула мешающую веточку, но она внезапно треснула. Очень тихо, но человек, сидящий на поляне, вздрогнул и обернулся.
Обернулась. Молоденькая девушка, почти девочка, боязливо вглядывалась в окружавший ее лес. И она была не одна. Она кормила грудью ребенка…
Я замерла… нет, окаменела… не то… Растворилась! Просто растворилась в нахлынувших на меня эмоциях. Я чувствовала маму, малыша и чувствовала их связь. За прошедшие годы своей чуйности мне приходилось ощущать эмоции маленьких детей и их родителей. Да с той же Ривкой и ее дочкой мы встречались регулярно, когда они приезжали к Валеркиным родителям. С другой стороны, я ни разу не видела, как она дочку кормит… Боялась обзавидоваться. Все же, как бы хорошо не относился к человеку, тебя все равно корежит, когда он исполняет твою мечту. Вот и не видела, точней не нюхала, ни разу такого эмоционального контакта. Именно контакта, а не единения, поскольку эмоции от мамы хм… с молоком переходя к младенцу трансформировались… Наверно это можно было бы назвать эмоциональным насыщением, если б запах не подсказал, что они возвращаются к маме, умножая то, что она отдает. Какой-то волшебный круговорот. А может резонанс. Но определенно волшебный…
И разрушенный в один миг грубым мужским криком. Я вздрогнула, только сейчас заметив нового персонажа на поляне. Девушка зарыдала, вместе с ней заплакал отнятый от груди младенец. Мужик же, не торопясь, подошел вплотную, сказал что-то и, нагнувшись, влепил девушке пощёчину. Плача стало больше, но мужской гогот был громче. Он что-то забасил непонятное, но явно грубое, и я с некоторым удивлением поняла, что язык совершенно не знаком.
Мысли, оторвавшись от происходящего, в очередной раз попытались безуспешно построить мостик в прошлое. Логика, слегка тормознув, все же подсказала, что на просторах родины очень много разных народов и народностей и у каждого свой язык. Так что не стоит торопиться, рассматривая версию заграничного путешествия.
Тем временем резкие ароматы эмоций на поляне вернули меня из великих дум на землю. Малыш, покинув руки мамы, лежал прямо на земле и теперь не плакал, а чуть слышно поскуливал, жалуясь на незаконченный обед. Его возмущения оставались без внимания, поскольку его мама была занята руками «большого дяди». Она не плакала вслух, но…
«У нее же молоко пропадет!»
«Как пропадет?»
«С испугу пропадет! Это ж все ментальное. А ей страшно. Ты что не видишь? СТРАШ-НО!»
«Страшно?» – в некой растерянности я втянула эмоциональный окрас на поляне. Девчонке не было страшно, она просто вопила от ужаса. А мужик… он просто упивался ее состоянием и хотел еще больше усилить его. А уж какие оттенки похоти бурлили в нем!
«Опять!» – взорвался криком мой мозг.
«Опять!» – полыхнула по нервам ярость.
– Опять! – заорала я, чувствуя, как каждая клеточка тела выплескивает ненависть.
Не знаю, услышали ли мой вопль на поляне, но вот отреагировать на него никто не успел. Я словно телепортировалась из леса за спину к бандиту. Ножка стола прочертила молнейносно-свирепую дугу, окончившуюся в основании черепа насильника, и тяжелое тело обрушилось на хрупкую девушку.
Одновременно откуда-то со стороны раздался совершенно дикий крик и в меня ударил мощный запах чужой ненависти. Поворот головы. Вот он. Седая борода как будто обгрызена по периметру. Голова плешивая, редкие остатки волос затянуты в сальный хвостик сзади и весь облик какой-то потерто-побитый, весь как антисоциальная реклама. Но, несмотря на это мужик выглядел
