Закон Мерфи. Том 1 - Елена Янова

Андервуд чуть зубами не заскрипел.

— А вы с кем живете?

— С подушкой и книжкой. Мужа в подвале под домом не держу, если вы о слухах в колонии.

— А Максимиллиана?

— Я противник служебных романов. Но свою позицию никому навязывать не собираюсь, если вы про Виолетту и Константина.

— А хотели бы?

Не знаю, к какой части моего высказывания полковник задал вопрос, но по контексту мне оба варианта одинаково не понравились. Я окончательно заледенел и скучным безэмоциональным тоном заявил Андервуду с внешним спокойствием, хотя внутрь мне сейчас можно было руду с оксидом лютеция засовывать — расплавилась бы как миленькая:

— Я считаю, что ваши вопросы неуместны и к нашей профессиональной компетентности никак не относятся. Копаться в грязном белье — не в моих привычках. К тому же, у нас есть негласное правило: на работе разговаривать о работе, а личную жизнь оставлять дома и сплетничать вне рабочего времени.

— Правило вполне уместное. Как и мои вопросы. Честь мундира зависит не только от вашего соответствия занимаемой должности и выполняемых согласно должностной инструкции обязанностей, но и от ваших личных качеств. В том числе и от личной жизни, даже если вы ее и не обсуждаете, — парировал полковник.

Я злобно фыркнул и ответил:

— О мундире на Земле особо не подумали, когда начали первопроходцев гонять по программе подготовки. Которую мы здесь своими силами конкретизировали и довели до ума. И мундир мы сами себе создали, нам о нем и заботиться. Мне пора, и так полдня потеряли на разговоры, а у нас еще подготовка к экспедиции и, — я сверился со смартом, включив зануду, — две заявки в жилые сектора, одна срочная.

— Я еще не закончил с вами разговаривать! — поднял голос проверяющий, привстав в кресле.

— А я еще пока занимаю свою должность, а вы — свою, хоть и сидите на моем месте. — Я постарался, вспыхнув, свое «пока» тоже выразительно подчеркнуть. — И я бы у вас Марта предпочел забрать, он оперативник у меня на стажировке, не у вас. А то, мне кажется, вы его со своим личным мальчиком на побегушках перепутали. Мне надо вернуться к работе, выполнять непосредственные служебные обязанности. Честь имею.

Я развернулся и пошел к выходу, старательно сдерживаясь, чтобы не нахамить еще сильнее — мне и этот разговор с рук не сойдет, надо было быть спокойнее. Но я за своих бойцов готов был, как показала практика, и химере в пасть полезть, не то что от обнаглевшего ревизора их отбить.

— Вы учтите, вашему креслу, судя по всему, не очень долго быть занятым. Может, вам следовало бы подумать о… перспективах заранее? Это лишь вопрос времени, с Аристархом и руководителем колонии я уже обсуждаю дальнейшее будущее оперативного отдела, — ударил мне в спину Андервуд.

Я чуть не споткнулся, но устоял, уцепившись за дверной косяк и приостановившись на пороге. Вчерашняя рана разошлась, испачкав в крови переборку, и я было зашипел, подражая скорпикоре, но сдержался. Несколько секунд боролся с тем же искушением, что испытал Али — немного подрихтовать шикарный профиль полковника, — но не стал тратить время и оборачиваться, просто открыл дверь и молча вышел. К шефу заходить не стал — еще на заре моего назначения главой оперативного отдела он четко обозначил приоритеты: ему принадлежит безусловное право отстранить меня и назначить любого другого оперативника на мою должность. Если он примет такое решение, так тому и быть — в конце концов, не всегда же мне пряниками баловаться, вот и заслуженный за мое безалаберное самоуправство кнут.

* * *

Дверь за Честером закрылась, и Гриф обессиленно рухнул в его кресло. Чувствовал он себя на редкость мерзко, и ему срочно требовался душ и гигантская кружка кофе, черного и концентрированного до состояния битума.

Он осознал свою ошибку сразу, как только зашел Роман. Конфликтолог привык, что самый близкий сослуживец, как правило, самый злейший враг: улыбается начальству, а за спиной грезит о его кресле, и автоматически пригласил оперативника, наиболее приближенного к рыжеглазому. Но ни один укол Берца не достиг — матерый звездный берет сам кого хочешь на каверзных вопросах мог бы съесть. А памятуя работу с командиром «Альфы», разведгруппы, где Роман служил до Корпуса первопроходцев, Грифу приходилось быть втройне осторожным — технологию стресс-тестов астродесантник мог вычислить, потому как сам через них проходил, и тогда весь процесс насмарку. Но вроде обошлось — там был сценарий «похищение», да и Андервуд на глаза отряду не показывался, действуя через засланного казачка.

Зато на болевые точки остальных оперативников он надавил от души, и с сожалением констатировал, что, похоже, на Честере слегка перестарался. Оперативник действительно спас ему жизнь, и полковник это понимал. И остался в полном удовлетворении и от их работы, и от кремнийорганической природы, хоть ничем себя и не выдал. Но, глядя на темно-бордовый след на дверном проеме, в то же время он с горечью осознавал, что сказанного уже не вернешь, и придется учиться на своих драматургических ошибках по ходу пьесы.

Выходя из кабинета, Андервуд снова ощутил чувство безотчетного и неуютного беспокойства — пятнадцать пар глаз смотрели на него с характерным прищуром, словно выбирая, какую иглу зарядить в игломет против умной, опасной и ядовитой твари — бронебойную или разрывную. И только шестнадцатая — рыжая с вертикальным зрачком — обдавала потерянным взглядом. Полковнику сразу вспомнились все штампы про побитых собак, подстреленных волков и младенцев с отнятыми конфетками, но самоирония справиться с неприязнью к себе не помогла. За оперативный отдел Чез готов был биться до последнего, но себя как профессионального руководителя уже почти похоронил —