Третий источник - Дмитрий Кравцов

«Ну да, только не такой сильный… Это что же, отсроченная смерть?!! А уж не влетели ли мы с тобой, сосед, по самые помидоры?»

Фантик продолжал говорить, стараясь не выдать охвативший его мандраж. Он сел попрямее, ощущая рукоять нагана на пояснице и не представляя, как его выхватить из такой позиции. Есть правда еще Мышонок, но с Пастором тягаться один на один еще у Григорича было трудновато, не говоря уж о «младших научных сотрудниках». Против троих устоять вряд ли получится. Думай, братан, думай, а то разберут на запчасти, и писец котенку. Или того круче — наширяют отсроченной смертью, станешь зомбиком. Пастор — он ведь может, наверняка…

«Ты что это? Это же Пастор! Старый друг. Может тебе все-таки полечиться стоит, а?»

— Вот такие дела… — Закончил он речь, стараясь не выпустить на волю весь водоворот мыслей. Сразу нахлынули запахи.

Фантик почувствовал, как обострилось восприятие, и, как радар, ловил изменения в окружающем мире. Время замедлялось, комната уже словно бы погрузилась в кисель. Дрожь прокатилась вдоль позвоночника, словно невидимый басист взял первый аккорд. Забытое, давно не испытанное ощущение. Боевой транс пришел к нему впервые за довольно долгое время. Спина покрылась мурашками.

Объявившееся вновь старое умение, которое он уже почитал пропитым с потрохами и задавленным коррекцией, удивило и порадовало. Но и насторожило: Григорьич в свое время говорил, что вызвать его по желанию очень трудно, над этим нужно годами работать. А само по себе оно возникает, когда подсознание ощущает близкую опасность. Очень близкую.

Сейчас в роли подсознания выступил виртуальный клон, «сосед». Вот это да!

Сознание вновь переключилось.

Толяныч постарался расслабиться, наблюдая как Гоша все быстрее и быстрее вертит в руке перстень, понимая, что делает он это не просто так, а преследует какую-то цель. И может именно эти действия и пробудили почти забытый талант. Он с трудом отвел словно бы намагниченные глаза. Посмотрел на пасторовых подручных — вроде бы сидят себе спокойно, наблюдают. Но у Вовы уже ноги поставлены так, что вот-вот прыгнет. А у крепышка, такое впечатление, что где-то под рукой как минимум скальпель.

И снова дрожь пробежала вдоль позвонков вверх, к глазам. Его взгляд скрестился с Вовиным, и неожиданно Терминатор расслабился. Почувствовал?

— Альзо, Фант… — Пастор закурил и впервые поднял глаза от перстня. Занятная историйка выходит. Очень даже занятная…

Он сразу понял толянычево состояние, и, снимая возникшее в комнате напряжение плавно протянул руку и плеснул себе спирта. Перстень с сухим стуком лег на столик, и только теперь Толяныч оценил, какая гробовая тьфу-тьфу-тьфу — тишина расползлась вокруг. И тоже расслабился. Молодец Пастор все же, не зря он был у Григорича одним из лучших.

— Расслабься. Все будет зер гут. Лучше скажи мне вот что: у этой Альбы есть родинка над губой справа? Вот здесь? Это очень важно, вспомни.

— А тут и вспоминать нечего — родинки не было, зато… — у Толяныча на миг захватило дух от пряных воспоминаний, — зато у нее веснушки прямо вокруг губ, маленькие такие, да и на самих губах тоже.

— Да же так!!! — Реакция Пастора могла бы удивить, если бы Толяныч не отведал сладкого от герцогини. Решив, что Пастор знаком с ней и имеет некое романтическое воспоминание, он проявил деликатность и не стал выспрашивать подробности. — Это снимает многие вопросы, Фант. Я тебе верю, такое придумать трудновато будет.

— Значит, мы тут сидели и друг друга стремались. — Смеялся Пастор, наливая себе еще спирта. Большой вороненый пистолет лежал рукоятью к Толянычу, а потертый до полной белизны Старичок соответственно валетом к нему, словно известный восточный символ Инь-Янь. Этакий знак мира и былой дружбы. — Дело вполне может статься серьезным. И Бербер тоже неспроста звонил. Хоть я и не вижу прямой связи его с этими твоими отморозками, но он теперь сильно изменился, связался, знаешь ли, со всякими темными силами. Это еще уточнить придется. А вот со стрельбой ты поторопился, это факт. Надо было сразу же мне отзвонить. Ладно, придумаем кое-что.

Толяныч молча макал в стакан с коньяком фильтр сигареты, и с удовольствием затягивался — расслаблялся.

Пастор нажал опять какую-то кнопку на столике, и из его неисчерпаемых недр вынырнул компьютерный блок, и тут же над поверхностью стола соткалось трехмерное свечение гала-монитора. Он принялся просматривать эм-дюк, который Толянычу дала бабка-цыганка.

— Ага, Рука Славы. Из Сети надергал? Колоссальный ты арбайт проделал, Фант. — Толяныч не стал говорить, что никакого арбайта он не проделывал, больше того — он даже не просмотрел весь диск до конца. — Вряд ли эта информация пригодится, это же в основном попса и описания виртуалок. Маловероятно, что там найдется стоящая информация. Ладно, потом я покопаюсь более предметно.

— А можно? — Нерешительно спросил крепышок и потянулся к нагану, словно ребенок к запретной конфете. Толяныч на долю секунды почувствовал легкое подозрение, но тут же смело отмел его — чутье подсказывало, что все будет нормально, по крайней мере пока. И транс отпустил, так пусть уж мальчик поиграется.

И «мальчик» восхищенно заахал — вот это да, мол, музейная вещь, мол, такой старичок, а состояние превосходное.

— А его так и зовут. Старичок. — Сказал Толяныч, и про себя подумал, что имечко действительно неплохое. Подходящее.

— Это правильно. У оружия, настоящего оружия, должно быть имя. Одобрительно покивал Сашок-крепышок. — А кто ж это додумался к нему глушак присобачить? Точность стрельбы наверняка упала.

— Да есть такой человек… — Не стал вдаваться Толяныч в подробности.

Пастор тем временем куда-то выходил и вернулся, слегка переодевшись. Теперь на нем был допотопный белый халат, завязанный сзади тесемками и весь расписанный яркими знаками, среди которых преобладали кресты во всевозможных интерпретациях и вариантах. На голове чужеродно и несколько опереточно смотрелись старинные большие наушники из губчатой резины, провода от которых собирались на поясе, уходя в недра прибора из матово-черной пластмассы с тремя разноцветными кнопками на торце. В руках он держал серебряную цепочку с кулоном из голубой бирюзы.

— Фант, это тебе — носи на здоровье. Считай, что подарок… У нас есть часа полтора, так что можно пока побеседовать. А потом надо будет тебе кое-чего сделать, раз уж здесь затесалась мистика. — Пастор опустился в кресло и раскрыл свой замечательный столик. Бутылка, которую он вынул, имела форму медведя. Он скупо плеснул каждому.