Попытка – не пытка - Елена Хотулева

– На пятнадцать минут.

Натаныч разочарованно посмотрел на меня:

– Почему так мало? Что я успею рассказать ему за такое время? Это как-то неуважительно по отношению к моей персоне!

– Иди уже, персона! – Я подняла с пола пластину и сунула ему в руки. – И смотри не опозорь меня там какими-нибудь дурацкими рассуждениями о сельхозреформах.

Расстроенный Натаныч повозился с компьютером, ткнул в Enter и исчез. Через пятнадцать минут он появился на ковре с таким лицом, как будто ему дали партийное задание подготовить покушение на Брежнева.

– Что с тобой? – обеспокоенно посмотрела я в его немигающие глаза. – Интересно, что тебе Сталин такое сказал, что ты язык проглотил?

Мой друг сел на диван и торжественно произнес:

– Он сказал, что правительство СССР уполномочило меня проинспектировать развитие страны в нескольких контрольных точках временной оси. То есть! – Тут он наконец-то ожил и вернулся к своей обычной манере. – Я должен смотаться в 1952 год. Именно туда, куда ты уже дважды летала, и забрать там легендарное завещание. Но этого мало! Если все сложится так, как он хочет, то затем я отправлюсь в следующий момент. Но об этом мы с ним поговорим только после того, как он ознакомится с результатами своих трудов.

– Слушай!.. – Я задумалась и, как Натаныч, стала мерить шагами комнату. – Если ты идешь в 1952 год, то по логике вещей ты можешь там встретить меня. То есть если мы со Сталиным не расстанемся, то все будет хорошо и я буду с ним до последнего момента. Я права?

Он уставился в пол и стал крутить остроносым ботинком:

– Не хочется тебя обижать… Но ты не так умна, как думает Отец народов. Я заметил, что он тебя идеализирует. Конечно, может быть, пообщавшись с ним столько времени, ты, наверное, стала немного разбираться в политике 1937 года… Но в науке не преуспела! Как, скажи, как я там могу встретить тебя, если с одного компа может заходить в прошлое только один человек? И хватит мне голову морочить. У меня важное задание, я пошел. Меня не будет полчаса. Сиди и жди. Можешь печеньиц поесть. Они там в пакете лежат, чтобы их тараканы не затоптали.

Он быстро схватил электроды и самоликвидировался. Я так и не поняла, почему он сказал, что я ничего не смыслю в науке. А если он мне наконец-то сделает мою собственную машину времени и я смогу без его помощи летать в прошлое?.. То тогда мы попадем в 1952 год с разных компьютеров, а значит, он сможет посмотреть, есть я там или нет…

От нечего делать я подошла к окну и стала бездумно разглядывать прохожих. Какой-то человек посмотрел на меня и быстро сел в автомобиль. Влюбленная пара целовалась возле дерева. На лавке сидел старик с газетой. Вдруг я увидела вдалеке Глеба с Машей и поспешно ушла вглубь комнаты. Оставалось пять минут. Надо поставить чайник, а то гений научной мысли сейчас придет и наверняка есть захочет. Но я ошиблась. Потому что когда этот гений появился в комнате, он был настолько горд собой, что у него не появилось даже зачаточного желания подумать о какой-то прозаической чашке чая.

– Знаешь… – Он сел на диван и закинул ногу на ногу. – Я должен рассказать тебе это в красках. Это что-то сногсшибательное! Представляешь… – Натаныч стал сильно заикаться. – Я попал в пустую комнату. Сначала я было испугался, но вдруг открылась дверь, и ко мне подошел какой-то человек. Поздоровавшись, он сказал, что проводит меня к Сталину. Мы пошли…

– Так, мне чего-то непонятно! – перебила я. – Почему это ты попал в пустую комнату? Это, между прочим, наша спальня. И с какой это стати из нее мебель вынесли?

Натаныч посмотрел на меня поверх очков:

– Ты вообще понимаешь, сколько лет там твоему драгоценному вождю? Больше семидесяти! И ты думаешь, что ему дело есть до вашей общей спальни? Да и потом… я не знаю, была ты там или нет… Лучше послушай, что произошло дальше!

– Ну и? – расстроенно сказала я, пытаясь прикинуть возможность существования каких-нибудь альтернативных временных реальностей.

– И вот я пришел в кабинет. Сталин встретил меня в форме…

– Он все время в форме ходит. Это не новость! Ты по существу говори.

– А ты молчи! – огрызнулся Натаныч. – Он пожал мне руку и сказал, что благодаря моим разработкам ему чудом удалось избежать войны и добиться фантастически высоких экономических показателей.

– Так он и сказал? Ты ври, да не завирайся.

Натаныч махнул на меня рукой:

– Ну, я тебе суть передаю. Я же не могу дословно тебе пересказать весь разговор. Так вот. После этого он добавил, что непременно вручил бы мне Сталинскую премию за развитие советской науки, но, поскольку эта премия мне по барабану… То есть, пардон… Поскольку эта премия в моем времени не имеет никакой ценности, ее неделю назад вручили моему отцу, который тоже сделал очень много для СССР. После этого он отдал мне свое завещание и попрощался. Я улетел сюда.

– А ты ему что сказал перед тем, как ушел? – спросила я, чувствуя, что за всей этой бравадой лежит плохо скрытый патриотизм.

Он шмыгнул носом и развел руками:

– Честно говоря, я был впечатлен. Это первая государственная премия, которую мне хотели дать. До этого никто, даже Косыгин, мне такого не говорил. Поэтому я растерялся и вместо прощания сказал: «Служу Советскому Союзу!»

Мы помолчали, сидя рядом друг с другом на диване. Натаныч, как видно, переваривал отцовскую премию, а я переживала неизвестность, которая меня ждала в параллельном будущем. Через некоторое время несостоявшийся лауреат сказал:

– Пора. Труба зовет. Сталин приказал, чтобы я слетал к нему на пять минут, отдал этот пакет, а потом сразу переместился на сутки позже и пробыл у него полчаса. Поэтому если хочешь, можешь еще подождать.

Он исчез, а я в задумчивости легла на диван. Неужели меня там нет? Значит, что-то произойдет и наша связь прервется. Может, машина времени сломается? Или Сталин меня бросит? А вдруг я нечто такое натворю, чего он мне простить не сможет? Хотя нет… Это ерунда какая-то! В политику я не лезу, а изменить ему я не смогу. Значит, дело в программе. Надо сказать Натанычу, чтобы он обязательно сделал мне копию. Я напрасно позволила ему монополизировать эту машину. Он должен понимать, что со мной будет, если я не смогу летать в прошлое…

С традиционно громким хлопком в комнате нарисовался мой друг:

– Так, жди еще немного, и я приду! – Он постукал клавишами и снова исчез.

Время тянулось, как кисель. Я продолжала думать. Интересно, как Сталину удалось избежать войны? Может, он приказал организовать покушение на Гитлера? Но тогда фашистскую Германию мог возглавить кто-то другой. А может, так и произошло? И теперь там мир поделен на две части? Это совсем не то, о чем я мечтала… К добру это не приведет…

Я закрыла глаза и уснула. Видимо, мысли о войне не перестали доканывать мой мозг, и мне приснился жуткий сон. Я сидела на койке в какой-то зарешеченной камере и четко осознавала, что это гестапо. В дверь вошел человек в черной форме и сказал: «Остаток жизни вы проведете вдали от родины в изгнании. Никто и никогда не позволит вам вернуться в ваш родной 1937 год»…

– Очнись! – Натаныч тряс меня за плечо. – Я вернулся.

Я вскрикнула и схватила его за руку:

– Слушай! Ты должен срочно записать мне копию программ! Если ты еще не доделал итерационную, то ладно… Потом ее мне перекатаешь. Но у меня должна быть машина времени! Ты понимаешь?!

Он быстро встал, подошел к столу, что-то бесшумно написал на листочке и протянул мне. После этого громко сказал:

– Ты, подруга моя, много хочешь! Я тебе программы, а ты любовь крутить? Я! Только я один во всем мире буду владеть этими разработками. И никакая сила не вытащит из моих мозгов секрет временных программ! Разговор окончен!

Смерив его уничтожающим взглядом, я посмотрела на листок. На нем неровным почерком было написано: «Заткнись. Я уверен, что нас постоянно прослушивают. Если они узнают, что у тебя есть машина времени, тебе конец. Я все тебе запишу, как только доделаю итерационную программу».

– Натаныч! – сказала я, осторожно пряча в карман записку. – Это просто предательство! Я общаюсь с тобой только потому, что без тебя не могу летать в 1937 год. Ладно, рассказывай, что Сталин сказал.

– Итак! – великий подпольщик оседлал стул и намотал на спинку какой-то проводок. – Я отдал Сталину завещание и рассказал о своем визите в пятидесятые. Потом, как ты помнишь, я вернулся сюда и переместился на сутки вперед. Он встретил меня в отличном настроении. Сказал, что удовлетворен результатами проделанной мной работы и хочет, чтобы я перешел ко второй части задания.

– И в чем она заключается? – спросила я, раздумывая над тем, мерещатся ли моему другу шпионы или у него действительно есть основания бояться слежки.

Пока я мучилась этим вопросом, Натаныч продолжил:

– Вторая часть, по его мнению, предполагала контрольный полет в семидесятые, потому что именно этот период, как я понял, вызывал у него какие-то сомнения. Потом он спросил, имел ли я возможность в своей реальности лично общаться с каким-нибудь государственным деятелем. Я ответил, что однажды пересекался с Косыгиным, а потом, когда испытывал программу, летал в 1974 год и общался с ним, так сказать, более предметно в течение часа.