В простор планетный - Абрам Рувимович Палей

Наверно, те, кто пришел с Земли, никогда но забудут ее. Все лучшее на Венере будет напоминать им Землю. Даже когда здесь будет совсем хорошо, эта память полностью не изгладится. От нее будут свободны только те, кто родится и вырастет здесь, кто будет знать Землю по рассказам других, по книгам, картинам, фильмам, теле. Придет время — они будут видеть Землю и ее жизнь отсюда так же отчетливо, как теперь видят ее с Луны. Мало того, настанет и такое время, когда они смогут посещать Землю как туристы. Возможно, будут и переселенцы с Венеры на Землю. Но родина их будет здесь. И на Земле они станут тосковать по Венере, как земные люди тоскуют здесь по родной планете.

Глава тридцать пятая.

ПЕРСПЕКТИВЫ И НАДЕЖДЫ

Сверху кажется, что невысокие, сильно вытянутые здания висят в воздухе, они как бы приподняты над почвой. Как лучи звезды, они сходятся в центре. Их окружает густой хвойный лес. Когда самолет стал медленно подходить и опускаться на маленькую лесную поляну, Жан с наслаждением вдохнул запах хвои.

Это был первый созданный человеческими руками сосновый лес на Венере. Но тот, кто без предупреждения увидел бы его впервые, мог подумать, что этим стройным, высоким деревьям лет по сто. А на самом деле прошло всего пять лет с тех пор, как привезенные с Земли однокрылые семена легли во взрыхленную и удобренную почву сравнительно спокойной в сейсмическом отношении равнины. Выкачали магму, поставили дома на высоких рессорах. Изредка здания все же сотрясали мощные подземные толчки, рессоры сжимались и расправлялись, а внутри зданий почти ничего не чувствовалось.

Живя на Земле, Жан не задумывался о том, как ее покрыли богатыми лесами. Он принимал этот дар не очень отдаленных предков как нечто само собой разумеющееся. Люди обычно живо интересуются тем, что делается в настоящем или намечено сделать в будущем. Но далеко не все задумываются над тем, что застали готовым.

А ведь подавляющая часть земных лесов была создана так, как этот, венерианский. Население Земли слишком долго расточительно обращалось с природой. Множество лесов свели, погубили. Когда был создан Мировой Совет, одним из первых его мероприятий было восстановление лесов. К тому времени уже были найдены сильные стимуляторы роста.

Жан углубился в лес.

Стройные колонны сосен унесли ввысь небольшие редкие вершины — пучки зеленых и желтеющих раздвоенных игл. На желтую бумагу похожа тонкая облупливающаяся кора, у основания стволов она толстая, внутри красная, а снаружи морщинисто-корявая и покрыта, как сединой, светло-серыми наростами. Кое-где вытекает тягучая янтарноцветная смола и падает вниз удлиненными каплями, за которыми тянутся быстро застывающие смоляные нити. Внизу к стволам крепко присосались каменно-твердые плоские грибы — наросты. Травы нет. Местами на склонах низеньких холмиков алеют крупные ягоды земляники. Конструкторы леса не забыли и о ней. Почва устлана постоянно осыпающейся желтой хвоей. Повсюду разбросаны миллионы коротких растопыренных шишек. Щебечут, чирикают птицы. Вдали торопливо стучит дятел. Со стуком, подпрыгнув, упала шишка. Жан поднял голову: шишку сшибла, очевидно, мелькнувшая в вышине рыжеватая белка.

Вот и ручеек бежит. По берегам его пышно разросся низкий папоротник с широкими резными листьями.

Тихо шелестят кроны деревьев.

Жан идет по узкой тропинке. Шуршит сухая хвоя. Разгребает ее ногами, а под ней желтые грибы — лисички на толстых пузатых стебельках. Шляпки у них узкие, почти одной толщины со стебельками. А вот затаился большой боровик.

У подножия сосны широкий конус муравейника, сложенный из пожелтевшей хвои. Рыжеватые насекомые суетятся на нем. Их завезли с Земли: они нужны лесу.

Жан нагнулся, сорвал крупную, почти до черноты созревшую ягоду земляники. Она растаяла под языком и оставила чудесный аромат земной ягоды.

Еще не целиком взята в руки планета. Но можно ли теперь допустить хоть долю сомнения? Вся будет в наших руках!

Однако Жан нерадостен. Не веселые обстоятельства привели его — в который уже раз! — в Венерианский филиал Института комплексной медицины. В вестибюле одного из зданий его встретила Ли. Наряду с прибывшими с Земли учеными в филиале работают наиболее опытные врачи Венеры.

— Панаит ждет тебя, — сказала она. Детские черты ее лица были очень серьезны.

— Все то же, не так ли? — спросил Жан.

— Почти.

— Почти! Значит, появилась надежда?

— Мы никогда от нее не отказывались.

— Есть ли какой-нибудь новый способ лечения?

Ли чуть замешкалась с ответом:

— Не хочу тебя заранее обнадеживать. Но кое-что испытываем.

— Что, если можно спросить?

— Можно, конечно.

Она еще помолчала.

— Дело это очень сложное. Язык, на котором после травмы заговорил Панаит, как ты уже знаешь, принадлежит давным-давно вымершему американскому племени. Прежде всего надо было узнать, почему, забыв все нынешние языки, он вспомнил этот. Изучал ли он его когда-нибудь? Или мы тут имеем дело со своеобразным проявлением родовой памяти?

— А она существует?

— Вне всякого сомнения. И не только у человека, но и у животных. Что такое инстинкт? Ну, вот так… Выяснить, изучал ли Панаит этот язык, оказалось довольно легко. Не изучал. А вот происходит ли он от того американского племени, доискаться было очень сложно.

— Неужели все-таки доискались?

— Да, но, как видишь, очень нескоро. Дело-то старинное. Этим занимались этнографы, анатомы, физиологи, цитологи, генетики. Изучив строение организма, хромосомы, гены, они с большой долей вероятия нашли, что да, его отдаленные предки принадлежали к этой народности.

— С большой долей вероятия? Не наверняка?

— Этого и не требовалось. Ведь подтверждение — язык. Ну и теперь начинаем лечить.

— И вылечите?

— Не знаю…

— Постой, — спохватился Жан, — я ведь здесь не так уж редко бывал. Но ни ты, ни кто другой не говорили мне об этих исследованиях.

— Собственно, и теперь не следовало бы, — заметила врач, — чтобы не внушать тебе преждевременной надежды.

— Хорошо, не буду надеяться, — не очень искренне сказал Жан, — так что же вы намерены предпринять?

— Видишь ли, еще в двадцатом столетии установили, что носитель памяти — рибонуклеиновая кислота мозговых клеток. Только тогда еще не умели дифференцировать и изменять ее тончайшее строение. Теперь уже известно, что один состав несет в себе индивидуальную память, а другой — родовую. И даже больше: состав дифференцируется в зависимости от количества минувших поколений, только количество это, разумеется, считается не единицами, а десятками и сотнями. Вот почему надо было