Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

24 ноября

Восьмиклассница К-ва давала сегодня пробный урок по арифметике. Материалом было краткое сравнение, что считается (и вполне справедливо) очень трудным материалом. Ни в одном из знакомых мне методических руководств нет вполне хорошего изложения этого материала. Да и трудно изложить его в первый год обучения. Недаром некоторые учителя откладывают его уже на конец первого года. Ввиду трудности справиться с этим материалом начинающей практикантке я раньше не давал его на пробные уроки. Но ныне учительница приготовительного класса больна, заниматься приходится все равно восьмиклассницам, и я предложил, по совету учительницы, «какому-нибудь смельчаку» взяться за этот урок. К-ва, решившаяся на это, отнеслась к делу с обычной добросовестностью и вдумчивостью. Мы несколько раз составляли вместе с ней конспект, советовалась она и с учительницей этого класса, и сегодня, наконец, выступила. Но дело шло ладно, пока не пришлось коснуться отвлеченностей — формулировки правила. Осилить это дети не могли уже вследствие своего возраста. Практикантка расстроилась, занималась уже со слезами на глазах и допустила несколько промахов, хотя обнаружила в то же время умение заниматься. Когда же я на уроке заметил председателю относительно трудности материала, тот с обычным апломбом невежды стал утверждать, что нисколько не трудным и что практикантка совершенно не умеет заниматься. Теперь надо ждать конфликта на конференции. Интересно, что председатель, выказывающий на этих конференциях все свое невежество в области методики вопросов и школьной практики, нашел, что протоколы, куда восьмиклассницы заносят все эти мнения, могут послужить, в случае чего, уличающим его материалом, и ополчился против них. Сегодня он заявил начальнице, что если об этом ничего нет в законе, то он отменит их, потому что, дескать, эти протоколы похожи на критику его мнений ученицами. Мшив, по меньшей мере, странный, т<ак> к<ак> мнения наши все равно высказываются в присутствии учениц и заносятся в протокол, разумеется, без всяких комментариев. Если же получается в результате довольно скандальная картина, то «на зеркало неча пенять…»

Продолжает председатель и другие изыскания по части «крамолы». Потребовал, например, из библиотеки книгу записи выдач, чтобы проверить, что читают ученицы. А когда на его замечание восьмиклассницам, что они очень мало читают, судя по записи, те ответили, что берут из городской библиотеки, Б-й отнесся к этому весьма неодобрительно. Велел также ученицам представить списки книг, которые они читали за последние годы и которые рекомендованы им преподавателями. На этой почве мне тоже может влететь, т<ак> к<ак>, например, в VII классе в числе необязательных книг я рекомендовал некоторые произведения Горького, Андреева, Золя и т.п. Сегодня председатель собрал также у восьмиклассниц письменные работы по словесности (о Герцене), где есть к чему придраться и со стороны орфографии, и со стороны направления. Неизвестно только еще, как он будет действовать: станет ли сразу доносить или будет собирать материал на случай проявления какой-либо оппозиции. Но во всяком случае добра нечего ждать.

25 ноября

Вот уже скоро полгода, как у нас в гимназии не преподается рисование. Между тем учительница уже есть и живет в городе с самой осени. Но наше начальство все еще ведет переписку насчет ее благонадежности, а без официальной бумаги в этом смысле не хотят даже временно допустить ее к преподаванию такого невинного предмета, как рисование. В другой же здешней гимназии, где не так заняты формалистикой, она уже допущена к занятиям и преблагополучно ведет свои уроки. Получена ей уже и телеграмма от губернатора, сообщающего, что свидетельство уже послано попечителю, но и это не считается достаточным. Учительница сидит без места, ученицы без уроков, а канцелярии, не торопясь, «пописывают». Вообще на этой почве в нашем ведомстве сколько угодно абсурдов. Теперь, например, сильно больна учительница приготовительного класса и не будет ходить в класс месяца два. За нее кое-как занимаются восьмиклассницы. Но они и сами еще неопытны, да и «у семи нянек дитя без глазу». Веет лучше бы, конечно, пригласить временно какую-нибудь заместительницу, хотя бы из наших же бывших учениц, окончивших курс. Но и здесь для временных занятий с неграмотными еще приготовишками потребуется разрешение учебного округа, а тот, наверно, будет наводить справки насчет благонадежности, и необходимое для занятий время все равно будет упущено. Поэтому нашим бесполезно даже и хлопотать об этом. А в результате ученицы почти целых полгода будут лишены нормальных занятий.

Требовательность здешнего округа в отношении «благонадежности» доходит прямо до нелепого. Одна девица, только что окончившая Бестужевские курсы, подала прошение об определении ее учительницей в гимназию. Окружное начальство, несмотря на то что кандидатка только что с курсов, потребовало от петербургской полиции свидетельство о благонадежности. Оттуда дали справку, что в 1904 г. она была уволена с курсов за участие в одной студенческой истории. И этого было достаточно, чтобы попечитель отказался ее утверждать, хотя в 1905 г. она получила уже свидетельство о благонадежности, была снова принята на курсы и без всяких осложнений проучилась там несколько лет. Со времени ее увольнения столько уже переменилось в России, была амнистия и политическим преступникам, многие, отбыв наказание по суду, успели уже устроиться на государственной службе. А девица, ни разу не привлекавшаяся к суду и ни в чем политическом не замешанная, без всякого суда и следствия ограничивается в своих законных правах. После этого она подала прошение в Петербургский учебный округ и там была принята на должность учительницы в самом Петербурге. Для службы в столице потребовалось меньше, чем для нашего провинциального захолустья, где безраздельно царят «plus royalistes que le roi memo.

Самоубийство ученицы

26 ноября

Эпидемия самоубийств, широкой волной разлившаяся по России, докатилась и до нас. Третьего дня вечером отравилась ученица VI класса И-ма. Это была бледная, но довольно миловидная девушка, проучившаяся у нас года два. Училась она средне. В гимназии ничем особенным себя не проявляла. А ныне, оставшись на повторный курс, как-то вовсе отстранилась от гимназической учебы. Сидя на самой дальней парте, она обыкновенно занималась своим делом, любила поболтать с соседками, но по отношению к преподавателям была всегда корректна. В нынешний год (ей только что исполнилось 16 лет) она выглядела более оживлен ной и расцветающей. Но увы! Не успевши расцвесть, уже погибла, и погибла так трагически. Причиной, говорят, послужила неудачная любовь к одному молодому человеку. Школа здесь непосредственного отношения не имеет. Иначе для нас, педагогов, этот случай был бы еще трагичнее. Но как осторожно, действительно, надо подходить к этим хрупким созданьям. Ведь не только любовь, но и школьные неудачи могут также потрясти их. А что потом сделаешь, когда совершится неисправимое? Теперь после такого близкого примера подобные эксцессы еще возможнее.