Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

27 октября

Председатель не был на последней конференции, где разбирались уроки восьмиклассниц, и послал на нее начальницу, которая на этих уроках совсем не была. Я и учительница приготовительных классов оценили уроки, как нашли справедливо. А председатель сделал мне сегодня замечание, что с этой оценкой он совершенно не согласен. Да едва ли когда мы и сойдемся с ним, т<ак> к<ак>, ничего не смысля в деле начального обучения, он оценивает уроки совершенно «шиворот навыворот»: настоящих достоинств и недостатков не замечает и судит, бог знает, на основании чего. Начал он бывать кроме практических уроков и на уроках некоторых учительниц, причем, как говорит, ведет себя весьма некорректно. Заходит и уходит из класса уже во время занятий, чем нарушает ход урока и отвлекает учениц. За уроком то что-то читает, то смеется, чем тоже смущает класс. А когда сегодня на уроке в первом классе ученицы вели себя, по его мнению, недостаточно тихо — он сделал выговор классной наставнице этого класса — учительнице французского языка. Та вполне основательно возражала, что следить все время за классом не может, т<ак> к<ак> у нее свои уроки в двух учебных заведениях, на ее же уроках первоклассницы сидят хорошо. Напомнила также, что к классным наставницам в женских гимназиях нельзя предъявлять такие же требования, что к классным дамам или к классным наставницам мужских учебных заведений, т<ак> к<ак> классные наставницы в отличие от тех за свой труд ровно ничего не получают (в мужских учебных заведениях это оплачивается теперь — по 600 р. в год за класс). Но председатель стоял на своем, что обязанности нельзя связывать только с материальным вознаграждением (какое бескорыстие — подумаешь!) и что она должна делать то же, что и платные служащие. Тогда учительница заявила ему, что от этой должности (классной наставницы) она совсем отказывается. Не хочет ли он ее совсем выжить как человека, который при случае может уличить его в незнании французского языка?

28 октября

Сегодня председатель был у меня с визитом. Оказывается, что он — всегда подчеркивая свое «бескорыстие» — уже успел обделать свои дела. Попечительский совет по его настоянию прибавил ему за представительство еще 200 р. (теперь, значит, он будет получать по должности председателя 1200 р., тогда как в других здешних гимназиях председатель получает только 600). Для возмещения же расходов введена особая плата за изучение французского языка. Таким образом, отказывая в покупке необходимых книг для библиотеки и ассигнуя на пособия всем ученицам 75 р. в год, попечительский совет на председателя денег нашел, хотя он и так получал вполне достаточно. В данном случае он не сказал, что его жалованья «за глаза довольно». Наш же брат может получить эти так легко доставшиеся ему 200 р., только проработав целый год над исправлением письменных работ целых десяти классов. Воочию убедился сегодня также и в его познаниях во французском языке, который он имеет нахальство преподавать в старших классах. Сказав два слова: je suis — он и тут сделал ошибку, произнеся «же зюи». Ученицы же говорят, что он не знает самых простых слов, вроде «каждый», ищет их в словаре и, списывая, заглядывает на каждую букву, чтобы не ошибиться. Да, послал нам Бог «руководителя»!

31 октября

На конференции опять проявил себя наш председатель. Ничего не смысля в деле начального обучения, он не может сделать ни одного замечания по существу, а говорит или о тоне практикантки, или о кляксе в тетради. Когда же разбирался урок П-вой, на котором я не присутствовал, и начальница уже высказала, что в методическом отношении урок хороший, — председатель вдруг с надменным видом заявляет, что урок был не серьезен и что пусть П-ва пересдаст или получает 2. Это страшно ошеломило учениц, которые уже привыкли теперь разбираться в уроках и находили урок П-вой достойным по крайней мере четверки. Виновата практикантка оказалась в том, что несколько раз рассмеялась за уроком. Но ни ученицы, ни начальница не видели в этом никакого преступления; начальница даже сказала в ее оправдание, что она наткнулась на такую ученицу, которая способна хоть кого рассмешить. Председатель же, ничего не имевший ранее против смеха на уроках и не раз смеявшийся сам и на уроках восьмиклассниц, и на уроках учительниц, — смеявшийся без всякого видимого повода, — вдруг почему-то придрался к П-вой. Она сначала промолчала, но когда стал разбираться следующий урок, П-ва заявила, что и эта практикантка смеялась не меньше ее, смеялись и многие другие, и никому в вину это не ставилось. Ее же рассмешила ученица, сказавшая вместо «копеек» — «колачок». Тогда председатель вдруг резко прервал ее: «Полемизировать с собой я не позволю». П-ва замолкла, помолчали и все остальные. Я, обиженный таким тоном председателя, тоже не стал делать никаких замечаний относительно следующих уроков; председатель — видимо, рассерженный, — тоже молчал, и изредка говорила только начальница и кое-какие ученицы. Таким образом, вся остальная часть конференции шла при самом подавленном состоянии духа и то и дело прерывалась гробовым молчанием на несколько минут. Когда же я, начальница и председатель вышли в другую комнату для вывода баллов за уроки, — между нами тоже произошел конфликт. Начальница заявила, что ставит П-вой 4, председатель же возразил самым надменным тоном: «А я как председатель педагогического совета ставлю 2 и посылаю особое мнение в округ». Едва удалось его уломать пойти на компромисс и поставить как среднее арифметическое между баллами его и начальницы тройку. Инцидент этот так подействовал на учениц, что некоторые из них, даже не заинтересованные непосредственно в этом деле, придя домой, разревелись. «Даже подсудимых выслушивают на суде, — говорили они, — а тут никаких объяснений». И они, конечно, вполне правы.

1 ноября

Из округа пришла бумага, разрешающая ученический вечер, но только без танцев. Ученицы поэтому заявили председателю, что они от вечера совсем отказываются.

Он же продолжает действовать по-прежнему резко и нетактично. На днях, например, произнес речь после молитвы, призывая учениц ходить в церковь, но произнес ее, как говорят, самым резким и надменным тоном, топнув даже ногой. Вообще апломбу у него сколько угодно. Как выясняется из разговоров, это типичный продукт бюрократического строя: карьерист до мозга костей, строящий все на связях и протекции, а потому надменный с низшими и заискивающий с высокими. Что получится из его управления гимназией, труд но сказать, т<ак> к<ак>, напуская строгости с одной стороны, он, например, в то же время, выдвигает таких лиц, как классная дама В-ва, которая только портит учениц, не имея среди них ни малейшего авторитета и не желая исполнять никаких своих обязанностей. При таких воспитательницах и учительницах в гимназии воцаряется полная разнузданность и ничегонеделание. Пошла в гору и другая особа того же сорта — Ч-ва, которая так неисправно посещает свои уроки, что стала уже много лет «притчей во языцех». Сумев подмазаться к новому начальнику, г-жа Ч-ва получила уже прибавку за уроки чистописания; а теперь, когда прежний секретарь педагогического совета после конфликта с председателем принужден был отказаться от должности, она взяла на себя и это дело (конечно, не бесплатно). При этом вместо выбора секретаря педагогическим советом (как полагается) председатель сам единолично предложил ей эту должность, но обратившись к баллотировке и даже не сообщив об этом учителям старших классов, которые на этом совете не присутствовали. Когда же стали раздаваться протестующие голоса, и Ч-ва заявила председателю, что ее выборы считают незаконными, председатель отрезал: «Законно или нет, это мне знать!»