Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

В V классе раздавал сегодня письменные работы, которые со стороны орфографии оказались очень слабыми, так что наполовину были единицы и двойки. Но этот урок в отличие от урока в VIII классе я провел спокойно, без всякого раздражения. И в результате хотя некоторые ученицы и поплакали из-за неудовлетворительных баллов, но никакого раздражения и недовольства и с их стороны я не встретил.

16 ноября

Мужская гимназия отличилась на славу! Директор Н-в в своем футлярном усердии потребовал от всех учеников завести форменные мундиры, чего ни в здешних, ни в других средне-учебных заведениях уже давно не требуют. Это требование более задело родителей, преобладающее большинство которых принадлежит к людям с ограниченными средствами (некоторые едва находят возможным даже уплатить за право учения и обращаются за этим в благотворительные общества). Но для Н-ва, ставящего одной из своих целей борьбу против проникновения в гимназию мещанских и крестьянских детей, это ничего не значит. И он взваливает, ничтоже сумняшеся, на каждую семью совершенно излишний расход в 20–25 р., который требуется повторять (ввиду того, что дети все время растут) чуть не каждый год. Когда возмущенный этим один из родителей г. Л. пришел к Н-ву объясниться, тот мог выдвинуть только один «довод»: «Неужели Вы не понимаете, что мундир облагораживает человека?» Отменить свое распоряжение Н-в категорически отказался и потребовал, чтобы к 6 декабря все мундиры были готовы. Л-ский, как человек с положением, решил не сдаваться самодуру-директору, написал прошение попечителю округа и пригласил родителей подписаться. Облагороженный же мундиром Н-в, узнав об этом, донес жандармским властям. В дом, где подписывалось прошение, нагрянула полиция; «незаконное сборище» было прекращено, а прошение с подписями родителей конфисковано. Н-в же со своей стороны устроил педагогический совет, который большинством одного голоса (причем к голосованию были допущены даже лица, не имеющие права голоса) постановил уволить сына Л-ского, что и было сообщено его отцу без всякого объяснения причин. Тот подаст теперь жалобу попечителю.

21 ноября

Почти каждый день получаю то из одного, то их другого класса письменные работы. Дома скопилось их целых пять штук (по 30–40 тетрадей в каждой). Свободного времени теперь совершенно нет, т<ак> к<ак> все эти работы нужно поскорее «прогнать», чтобы взамен получить новые. Все вечера в будние дни, а в праздники с самого утра, я сижу за этими тетрадками. Сегодня работал целый день, но успел проверить только 5 сочинении VIII класса и 20 сочинений (т. е. половину) V. И выработал в результате около рубля. Поденщина не из хороших! Невольно зависть берет перед теми людьми, которые, работая неделю, по крайней мере, могут отдохнуть хоть в праздники. А тут, прокорпев целый день за «сочинениями» и скучными «исправлениями» старых работ, должен готовиться вечером к завтрашним урокам, а утром снова, собрав свои силы, идти в класс и кипеть в котле педагогической работы, требующей такого расхода нервной энергии. Хорошо, кабы еще смотрели на тебя как на заслуживающего уважения труженика. На самом же деле встречаешь такое отношение, такое третирование твоего человеческого достоинства, которое редко встречается в какой-либо другой профессии. Сегодня, например, выяснились новые подробности выходки нашего председателя относительно газет. Оказывается он не только запретил нам выписывать газеты на гимназию, приказав швейцарам не принимать их, но даже послал официальную бумагу на почту с требованием совсем не выдавать их нам хотя бы и по другому адресу. Таким образом, все выписанные нами на свой собственный счет периодические издания задерживаются теперь на почте и, несмотря на заявление одного из коллег с сообщением нового адреса, почтовая контора, основываясь на бумаге председателя, отказывается выдавать их. Это уже не только издевательство, но и прямое посягательство на нашу частную собственность. Но нахал знает, что жаловаться на лишение нас либеральных газет мы не можем, предъявить к нему гражданский иск не посмеем — и он обращается с учительским персоналом как со своими холопами. Извольте-ка при таких условиях сохранить необходимую для педагога ясность духа и уравновешенность!

22 ноября

Директор мужской гимназии Н-в окончательно превратился в жандарма. Он вызывает теперь к себе всех родителей, подписавших прошение о мундирах, и допрашивает их, по своей ли инициативе они сделали это или по подстрекательству Л-ского. Учителю же гимназии, снимающему у этого же Л-ского квартиру, Н-в предложил немедленно переехать на другую квартиру. Жандармерия со своей стороны взяла педагогов в футляре под свое покровительство и запретила местным газетам касаться Н-ва и нашего председателя Б-ского.

23 ноября

Каждый день в гимназии ждет какая-нибудь неприятность со стороны председателя. Сегодня он был на моем уроке в VII классе. Вес время что-то писал и иногда иронически улыбался. Вероятно, подготовляет материал для доноса. При желании придраться есть к чему. Отвечали как раз о Лермонтове и, делая его сопоставление с Байроном, одна девица говорила о связи байронизма с Великой французской революцией и о влиянии на Лермонтова наступившей после восстания декабристов реакции. Вес это фактически, конечно, верно. Во всяком университетском курсе и во всяком учебном пособии научного характера (вроде книга Н. Котляревского) можно это найти. Но у нас это все может быть сочтено криминалом. Недаром же, например, наш окружной инспектор всегда подчеркивает, что николаевское царствование не было реакционным. Кому же должны следовать преподаватели: научным трудам и своим университетским профессорам или фантазиям окружного инспектора, который не получил даже высшего образования? И как при преподавании таких предметов, как история и словесность, избежать «крамольного» элемента, когда писатели-классики почти сплошь «неблагонадежные»? Классиков же в пуришкевичевском духе, которыми можно бы их заменить, просто не существует. Не найдется также и ни одного ученого труда, освещающего историю или литературу с точки зрения наших «охранителей», или: вернее, «задопятов», потому что и история и литература есть картина постепенной эволюции и прогресса человечества. И воочию видя в этом зеркале, как живое побеждает мертвое, как может истолковывать это объективный ученый в смысле диаметрально противоположном?

24 ноября

Восьмиклассница К-ва давала сегодня пробный урок по арифметике. Материалом было краткое сравнение, что считается (и вполне справедливо) очень трудным материалом. Ни в одном из знакомых мне методических руководств нет вполне хорошего изложения этого материала. Да и трудно изложить его в первый год обучения. Недаром некоторые учителя откладывают его уже на конец первого года. Ввиду трудности справиться с этим материалом начинающей практикантке я раньше не давал его на пробные уроки. Но ныне учительница приготовительного класса больна, заниматься приходится все равно восьмиклассницам, и я предложил, по совету учительницы, «какому-нибудь смельчаку» взяться за этот урок. К-ва, решившаяся на это, отнеслась к делу с обычной добросовестностью и вдумчивостью. Мы несколько раз составляли вместе с ней конспект, советовалась она и с учительницей этого класса, и сегодня, наконец, выступила. Но дело шло ладно, пока не пришлось коснуться отвлеченностей — формулировки правила. Осилить это дети не могли уже вследствие своего возраста. Практикантка расстроилась, занималась уже со слезами на глазах и допустила несколько промахов, хотя обнаружила в то же время умение заниматься. Когда же я на уроке заметил председателю относительно трудности материала, тот с обычным апломбом невежды стал утверждать, что нисколько не трудным и что практикантка совершенно не умеет заниматься. Теперь надо ждать конфликта на конференции. Интересно, что председатель, выказывающий на этих конференциях все свое невежество в области методики вопросов и школьной практики, нашел, что протоколы, куда восьмиклассницы заносят все эти мнения, могут послужить, в случае чего, уличающим его материалом, и ополчился против них. Сегодня он заявил начальнице, что если об этом ничего нет в законе, то он отменит их, потому что, дескать, эти протоколы похожи на критику его мнений ученицами. Мшив, по меньшей мере, странный, т<ак> к<ак> мнения наши все равно высказываются в присутствии учениц и заносятся в протокол, разумеется, без всяких комментариев. Если же получается в результате довольно скандальная картина, то «на зеркало неча пенять…»