Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - Эльчин Гусейнбейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По дороге размышлял обо всем этом. Рассказ о «Папахе» представлял собой нечто вроде анекдота. Во второй части книги «История» Агафия говорилось: в эпоху Сасанидов на берегу Каспия жил-был некий бедный человек, знавший толк в астрологии; однажды воин по имени Сасан останавливается в жилище этого ведуна Папаха и переночевывает у них. Папах по расположению звезд угадывает, что наследнику его гостя суждено завладеть шахским престолом. Тщеславный звездочет задается целью сблизиться с Сасаном, с тем, чтобы потом оспорить его будущее чадо и получить права отцовства. Можно было бы породниться с воином, выдав за него дочь, но дочери у хитрого звездочета не было; тогда он уступает ему в жены свою благоверную; короче, настает день, когда бывшая жена его разрешается от бремени, рождается сын, нареченный Ардемиром; Папах хотел, чтобы ребенок носил его фамилию, начинаются споры, судебная тяжба, которая длится годами. Ардемир, ставший взрослым, убивает шаха Ардабана и завладевает престолом, а Папаха постигает кара венценосца. Таким образом, гласит легенда, в третий раз возрождается персидская государственность.
В упомянутой книге Агафия приводилось еще несколько любопытных эпизодов, возможно, Орудж-бей их также опубликовал в «Индексе».
У меня были сведения и об остендских подвигах и о дуэли моего героя с послом Гусейнали-беем. Но об этом позже. А теперь мне пора возвращаться в Эскориал. Срок моей визы подходит к концу.
Гайде хотелось спать. До вокзала дотащилась со мной, порой повисая на моих руках; взяв пропуск в номер, умотала в отель, а я поехал в Эскориал.
XIX
Эскориал – чудо света, трагедия дона Карлоса и Изабель
Я знал об Эскориале, слывшем чудом света, что его основал Филипп Второй, тем самым выполнив обещание, данное им французам.
Находясь в городе Квинтен, король дал слово восстановить церковь святого Лаврентия, разрушенного во время штурма испанцев, соответствующим местом избрал селение Эскориал.
Туда я приехал поездом со станции Аточа (кажется, это имя какой-то святой).
…Когда я купив билет, вошел в дворцовый комплекс Эскориала, женщина-экскурсовод продолжала давно начатый с туристами разговор. Я, как одинокий посетитель присоединился к ним.
Гидесса была в огромных, чуть ли не во все лицо, очках; остановившись у комнаты на втором этаже, она оповещала, что в ней содержался в качестве узника дон Карлос Австрийский. Судьба у этого дона Карлоса, действительно, сложилась трагически. Он доводился сводным братом Филиппу Третьему. Задолго до рождения будущего короля он покинул мир. Но, поговаривали, что молодой «майорат»[53] ушел в мир иной не без помощи отца: Филипп Второй поначалу намеревался, в подкрепление мирного договора с Францией, женить дона Карлоса на дочери Генриха Второго – Изабель; скоропостижная кончина королевы Марии спутала его политические карты, и юная Изабель была привезена в качестве жены самого короля, пребывавшего в достаточно солидном возрасте. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но бытует мнение, что молодой наследник не простил отцу этот поступок и пережил со своей французской избранницей большой любовный роман, даже собирался свести счеты с коронованным отцом, но его любимый дядя дон Хуан раскрыл его планы, предал дона Карлоса. Очевидно, испытывая угрызения совести, дядюшка во искупление своего греха до конца дней носил черную мантию.
Несчастный дон Карлос! Интриги восточных дворцов повторились и в европейских чертогах, или же наоборот. Участь этой высокородной пары – дон Карлос и инфанты Изабель – напоминает трагедию Адиль-Гирея и Хейранниса-ханум. И время событий почти совпадает.
Филипп, прознавший об амурных связях сына со своей мачехой, заключает его под домашний арест, поручив надзирательство главе гвардии герцогу Ферийа. Не довольствуясь этим, он приставляет к узнику еще стражников из числа своих драбантов, состоявших из «монтеро»-горцев.
Однажды ночью гвардейцы Ферийа ворвались к дону Карлосу, забрали у него шпагу и аркебузу, заколотили его окна. И установили посменную стражу.
«Чем держать меня здесь, лучше убей!» – таковы отчаянные слова узника жестокосердому отцу.
«Это позор для Испании!» – вот мнение одного из служителей церкви.
Но ортодоксальные католики полагали, что убийство принца в чьих жилах текла кровь матери-австриячки, избавило королевство от бедствия. Ибо куда страшнее выглядело намерение убить своего отца-короля, олицетворявшего государственную и духовную власть.
Заключивший сына под домашний арест король привлек к надзору и Лерму, тогда еще графа; итогом этого надзора было отравление узника. Яд медленно сделал свое дело. Дон Карлос, возненавидевший святош, не пожелал покаяться, но в конце концов почему-то (может быть, из страха перед муками ада) согласился надеть саван, и спустя несколько дней отдал душу Богу. В его смертный час отец проливал слезы, но злые языки говорят, что это были «крокодиловы слезы». Как знать: может быть, король каялся, что отнял у единственного наследника его суженую… Впрочем, в это не верится. Всего через три месяца, считавшийся старым, но все еще любвеобильный монарх, после отравления юной Изабель (царедворцы пустили слух, что она умерла при родах), – послал сватов к Анне, которую прежде, еще до Изабель, прочил в жены тому же Карлосу…
Я прохаживался по дворцовому комплексу в Эскориале, размышляя о трагической повести далекой старины; иногда до меня доносились обрывки английских фраз экскурсовода.
Вот мы дошли до зала для концертов и театральных представлений. Давным-давно сюда приглашали моего героя на спектакль «Валенсийская вдова» по пьесе Лопе де Вега, посвященной маленькой инфанте.
* * *
В тот торжественный вечер до открытия занавеса на сцене в зал привели маленькую Анну и усадили в кресло, украшенное по краям жемчугами. Может быть, с тех пор Анна стала неравнодушна к жемчугам и, впоследствии, став королевой Франции, была очарована жемчугами, пришитыми к одеянию герцога Бекингема…
По одну сторону от инфанты сидел отец Филипп, по другую – мать Маргарита. Королева украсила плечи шкурой леопарда, убитого Орудж-беем.
Позади инфанты заняла место няня, а воспитанница королевы Мария сидела возле своей питомицы. В этом же ряду сидели дон Франциско и герцог Уседо; поодаль от королевы через четыре кресла, как почетный гость, фигурировал Орудж-бей; среди этой плеяды блистал и кардинал Эспиноза с тростью,
