Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - Эльчин Гусейнбейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упомянутый Ботеро – автор географического трактата, а Минадои – автор книги «История войн между турками и персиянами».
После этих эмоциональных предварительных замечаний ему предстояло приступить к решению главной задачи – описанию пути, пройденному предками до создания Сефевидского государства. В начале он изложил обстоятельные сведения о территории и городах государства; остановился на особенностях уклада жизни кызылбашских племен, отметив, что его историческая родина как государство, состояло из тридцати двух именитых племен.
Эти родовые образования сложились в автономные вотчины, именуемые «княжествами», «графствами», тогда как естественные их названия, надо полагать, звучали как ханства, бекства.
Любопытны характеристики этих родовых и этнических групп: «махмудлу» отличаются своим аристократизмом, из «зульгадарли» и «туркманов» выходят хорошие воины и военачальники, «афшары» памятны своими государственными мужами…
Что касается рода Баят, к которому принадлежал автор начатого труда, он видит своих соплеменников привилегированной знатью, элитарным сословием владетельных феодалов («герцогов»); попутно он обозначает вехи своего родословного древа. В последующих главах первой книги он представит Сефевидов как преемников вавилонских и ассирийских владык, очертит путь истории Персии, протяженный от древнего Нимрода до Саса-нидских шахов; свяжет родословную шаха Исмаила I, Великого Суфия, с одной стороны, с пророком Мухаммедом, а другую – с турецкими султанами. Не обошлось в градации автора и без греческой (очевидно, византийской) линии: Шах Исмаил, по Орудж-бею, с материнской стороны связан родством с греческим (надо полагать, византийским) императором; гречанка Деспина (приобретшая восточную прибавку «хатун») была бабушкой упомянутого шаха, то есть женой правителя государства Аггоюнлу – Узун Хасана (или Гасана).
Первая книга отняла уйму времени. А как же обещанное состязание с доньей Луизой в верховой езде? – спросит читатель. Да, оно состоялось, и не один раз. К несчастью для герцогини, на последнем дерби она не удержалась в седле, и падение стоило перелома прекрасной ножки. Но, как говорится, нет худа без добра. Теперь Орудж-бей мог, не отвлекаясь на скачки, всецело уйти в работу над трактатом. Герцогине было не до свиданий.
Окончив первую часть, автор представил рукопись Дону Диего на суд и стал ждать.
Через пару дней Дон Диего посетил автора, приведя с собой господина Алонсо Ремона.
Как явствует из дальнейшего, Дон Алонсо оказался, выражаясь в духе наших дней, и рецензентом, и редактором, и менеджером, и продюсером…
Прежде всего, его отзыв о добротном кастильском языке, о том, что содержание, описываемые события представят несомненный интерес для всей просвещенной европейской публики, несказанно обрадовал и окрылил автора. Дон Алонсо, упомянув о необходимости незначительной правки, связанной, преимущественно, с топонимами, изъявил готовность привести текст в порядок и обеспечить издание книги в одной из ведущих типографий.
В ходе обсуждений Алонсо Ремой предложил автору опубликовать ряд интересных эпизодов в журнале «Индекс». И любезно представил ему для ознакомления один из номеров журнала, где было опубликовано, в частности, произведение знаменитого Сервантеса «Алжирская жизнь».
Любопытно, что наряду с этим, здесь же нашли место и заметки, подливавшие масла в огонь ревнивого соперничества великого автора «Дон Кихота» со знаменитейшим Лопе де Вегой, а также сообщения о санкциях против Сервантеса в связи с его неблаговидной операцией с армейским провиантом…
Тут были сообщения о корридах, о триумфаторах боя быков, светская хроника, а также эпиграммы поэтов на своих собратьев по перу…
«Индекс» доходил до Вальядолида в скупых количествах; журнал печатался в Мадриде. Дон Алонсо сказал, что там проживает его дядя, человек состоятельный. Участвовал в составе Непобедимой Армады в баталиях против англичан, потерял в бою глаз; с тех пор занимается торговлей, сбывая вино и оливковое масло; короче, предлагалось автору податься в Мадрид, чтобы утрясти дела с изданием.
Но Орудж-бею эти хлопоты не понадобились; к тому времени у него был уже достаточный ресурс известности, чтобы привлечь и заинтриговать издателей. О его имидже говорят и дошедшие до нас сонеты, посвященные ему и звучавшие в светских, придворных кругах – «rikos ombres».
* * *
Королева-австриячка лицезрела Орудж-бея лишь однажды, во время его крещения.
Как-то Маргарита Австрийская со своей дуэньэй-соотечественницей Марией прогуливалась в саду после ужина; изрядное время «перемыв косточки» вальядолидским куртизанкам, в особенности «ипа mujer anti-patica» – некоей антипатичной особе, то бишь Луизе Лерме, королева молвила:
– Я слышала, что ее новый кортеха, мой крестный сын весьма известен в Вальядолиде. Он даже сочиняет мадригалы в честь местных красоток. Говорят, он им пудрит мозги рассказами о ратных приключениях, лихо танцует и слывет меломаном…
– Милостивая государыня, я знаю только то, что он хорош собой, храбр, но грубоват…
– Ну, все азиаты грубы… Но не забывай, что грубость
– не всегда порок. Бывает, она красит кабальеро… И женское сердце сдается перед ее натиском… Впрочем, по слухам, наш «грубиян» достаточно мил с дамами. И еще… – Маргарита выдержала паузу. – …Знаешь, уж лучше грубый кортеха, чем слабосильный дохляк…
Дуэнья поняла, в чей огород бросает камушек собеседница.
– И что вы намерены делать, государыня?
– Пригласить его на охоту. Пусть покажет свои доблести и сноровку…
И королева устремилась к маленькой Анне, спавшей в колыбельке под древним развесистым дубом, в окружении бдительных нянек.
* * *
Спустя неделю король уважил просьбу своей супруги, – принялись за приготовления перед отправкой Маргариты из Эскориала в новую столицу и предстоящей охоты.
Возвращение королевы в «Пиментель» было обставлено помпезно и пышно.
Через пару дней король со свитой выехал на охоту. Отправились в путь с площади перед дворцом. Фанфары возвестили отправление; слуги выпустили гончих собак вперед и сами устремились следом. На охоту пригласили и трех неофитов. Королевская чета ехала бок о бок. По правую руку короля следовал дон Франциско, по левую – от королевы – его сын, дон Умберто. Возле последнего находился и Орудж-бей – так пожелала сама Маргарита.
Орудж-бей был в новом облачении; каштановая волнистая шевелюра была перехвачена тесьмой на затылке.
Ехал он на гнедом – помеси английской кобылы с испанским жеребцом. Испанцы при скрещивании пород предпочитали именно такой расклад.
Тем временем, королева поглядывала на тонкобородого голубоглазого неофита. Ее взгляд можно было сравнить с тем, как цыгане смотрят на чужого коня, ростовщик – на деньги, орел – на зайца.
Погодя она обратилась к нему:
– Я бы хотела знать, дон Хуан, у вас тоже проявляют столь большой интерес к охоте? Как если бы великое воинство двинулось в поход?
– Персидский шах, –
