Офицер по вопросам информации - Марк Миллз

Лайонел от души рассмеялся:

— Вот уж верно, старина.

— Если уж на то пошло, то кусочек Харди, — сказал Фредди.

— Фредди! — упрекнула его Митци.

— Он более нежен, чем Лорел.

— Прекрати!

— Она, — поправила Розамунда. — Харди была девочкой.

— Правда? Как ты можешь это утверждать?

Митци закатила глаза.

— Например, по оперению.

— И Харди всегда писала сидя.

Эти слова вызвали всеобщий смех. Лайонел даже хлопнул себя по бедрам. Митци воспользовалась возможностью бросить на Макса взгляд, который только он смог истолковать. Он гласил: я знаю, что ты делаешь, но меня это не волнует.

Но на деле она волновалась, и поэтому он намеревался продолжить начатое.

— Может, стоит оставить немного и для других? — предложил он.

— Они не заслуживают, — сказала Розамунда.

Эллиот так и не показывался, и предполагалось, что Хьюго вернулся из Рабата примерно два часа назад, по пути подхватив Ральфа в Мдине.

— Я уверена, они не виноваты в опоздании.

— О, Хьюго никогда ни в чем не виноват.

Это заявление было нехарактерно для Розамунды, которая всегда предпочитала держать сторону мужа. Осознав свою перемену взглядов, она попыталась пролить на них свет:

— У меня есть целый список оправданий Хьюго. Он никогда не повторяется.

Его объяснение, когда он некоторое время спустя появился с Ральфом, было трудно оспорить. Он провел все утро объезжая батареи, потому что ожидался трудный день, и Ральф подбадривал своих людей. Все работали на пределе сил из-за полуденного налета.

— Ты бы мог позвонить.

— Я пытался, моя дорогая. Линия не работала.

— А когда я позвонила в штаб-квартиру, они мне сказали, что понятия не имеют, где ты находишься.

— Так и должно быть. У нас были бы ужасные неприятности, если бы в штаб-квартире знали, что на самом деле происходит.

Смех наконец смолк, и всеобщее внимание вернулось к почетным гостям. Фредди предложил тост за Лайонела и Митци, после чего произнес небольшую речь, которую подготовил. Она была полна трогательных слов и юмора; на глазах Митци выступили слезы. Даже у Лайонела затуманился взгляд.

Его ответ на любезные слова Фредди были предсказуемой неловкой смесью учтивости и высокопарности: дружба закаляется в горниле сражений… сохраним в памяти всю жизнь… вечная борьба добра и зла… не «прощайте», а «до свидания». Он не упомянул о Митци и о том факте, что она предпочла остаться рядом с ним, хотя большинство жен давно отправились домой. Макс знал, что должен держать язык за зубами, ибо его слова могут только привлечь внимание Лайонела, но когда аплодисменты стихли, он поднял стакан:

— За Митци и ее прекрасную работу в постоянном комитете.

Митци кивнула ему в знак благодарности.

— Слушайте, слушайте, — восторженно подхватила Розамунда. — Если бы не такие женщины, как Митци, то подобные мне не могли бы сидеть весь день за игрой в джин-рамми и сетовать на отсутствие застежек-молний.

Последний тост этого вечера принадлежал Ральфу, и по большому счету он был самым горьким. Никому из сидящих за столом не приходилось бывать в таких переделках, какие выпали на его долю, и все знали, что он может не вернуться из одной из них. Завтра утром, когда прилетит пополнение «спитфайров», он будет ждать в Та-Куали, готовый подняться в воздух на одной из новых машин. Никто не сомневался, что грядущая схватка в воздухе будет самой яростной, и Ральфу предстоит быть в самой гуще.

— Ты уверен, что помнишь, как управлять этой чертовой штукой? — спросил Фредди.

— Штурвал, педали, кнопка открытия огня — что тут трудного? — ухмыльнулся Макс.

Лайонел громко фыркнул:

— Ну, должен сказать, старина, что ты довольно много знаешь.

— Он шутит, — вздохнула Митци.

— Ах вот как.

Когда все вышли попить кофе на свежем воздухе, Макс и Фредди улучили момент остаться вдвоем на задней террасе. Это была первая возможность поговорить с глазу на глаз, и Макс изложил ему открытия Басуттила, включая имя, которое тот выяснил.

— Кен?

— Я проверил у Томми на базе подлодок. Пусто.

— Псевдоним?

— Возможно. Басуттил выяснит это.

— Я надеюсь. Митци сказала, что «Стойкий» уходит в воскресенье.

— А я думал, в понедельник.

— Передвинули на день вперед. Они хотят, чтобы лодка ушла до того, как тут станет по-настоящему жарко.

— Господи…

Остается всего один день, чтобы Басуттил раскрутил эту историю. Макс обсудит новое развитие событий, когда позже увидится с ним.

Фредди хотел выяснить, может ли он чем-нибудь помочь. Его только что назначили в военно-морской госпиталь в Бигхи на той стороне Гранд-Харбора, что примыкала к Валлетте, но он был более чем счастлив увильнуть от своих обязанностей, если этого потребует положение дел.

— Ты не сможешь этого сделать.

— Это не значит, что я больше не покажусь в Мтарфе. Я готов делать все что угодно.

— Я передам это Басуттилу, посмотрим, что он скажет.

Фредди посмотрел на дом. Лайонел все еще сидел за обеденным столом, с важным видом о чем-то вещая Хьюго и Ральфу.

— Ты когда-нибудь задумывался: а вдруг это он?

— Лайонел? С чего бы?

— Я не замечал до сегодняшнего вечера… он же левша.

Словно в подтверждение, Лайонел левой рукой поднес к губам стакан с вином.

Макс не успел отреагировать.

— О чем вы тут секретничаете?

Голос раздался откуда-то сверху. Это была Митци, смотревшая из «вороньего гнезда»; в темноте ее было почти не видно.

— Что ты там делаешь?! — крикнул Фредди.

— Бросаю последний взгляд.

— Только не делай вид, что тебе этого будет не хватать.

— О, мне в самом деле будет его не хватать.

— А нас?

— Я уже дополнительно уложила несколько носовых платков.

— Через неделю после того, как высадишься в Александрии, ты уже обзаведешься парой симпатичных умных молодых людей.

— Неужели это относится и к вам: я вами обзавелась?

— Совершенно нахально. Я был откровенно смущен, не так ли, Макс?

— Абсолютно. Я до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю это.

Фредди рассмеялся. Митци промолчала.

Макс продолжал думать о Лайонеле.

~~~

Это было отлично, может, куда лучше, чем было в прошлом.

Подготовка была проведена, но не организация работы вызывала у него глубокое чувство удовлетворения. В ее основе была красота замысла, его простая и четкая тригонометрия.

Были моменты, когда он побаивался, что взял на себя слишком много. Теперь он мог это признать, теперь, когда был так близок к цели и все развертывалось перед его глазами.

Он любил такие моменты и пытался запомнить почти головокружительное чувство ожидания.

Перечитывая слова, он понимал, что некоторые вещи лежат за пределами языка.

День восьмой

Макс проснулся рывком. Сначала он не понимал, что происходит, но затем до него медленно дошло.

Он с трудом рассмотрел светящийся циферблат наручных часов — минуло пять, а это означало, что Басуттил опаздывает уже на семь часов.

Макс первым ушел с обеда и заторопился домой, чтобы успеть на десятичасовую встречу. Он собирался бодрствовать до полуночи, пока не начнет клевать носом. Он оставил дверь в свою квартиру приоткрытой. В таком положении она и оставалась.

Может, Басуттил попал под один из ночных налетов и получил ранение? Сомнительно. «Восемьдесят восьмые» сконцентрировали все усилия на аэродромах, к которым шли волна за волной. Предполагалось, что Кессельринг полностью в курсе дела о прилете подкрепления и делает все, что в его силах, дабы сорвать операцию — уничтожить посадочные полосы, а то, что останется от них, превратить в пыль бомбами замедленного действия.

К семи часам от детектива по-прежнему не было никаких известий.

Макс покинул квартиру, прикрепив к дверям записку, что идет на работу, и написал номер телефона. Выйдя, он коснулся рукой мотоцикла, как бы прося у него прощения. Он нещадно гнал его по пути домой, и он то и дело взлетал в воздух, когда Макс огибал гавань Марсамксетт. Горючее было на исходе, но под сиденьем вместе с мотком шланга хранился запас, который можно было перекачать в случае острой необходимости. Он снялся с места.

В офисе царила атмосфера ожидания. Все знали, что должно произойти, но никто не был в курсе дела, когда именно. Все собрались на крыше церкви Святого Иосифа, не отводя взглядов от далекой горной гряды, где плечом к плечу стояли Рабат и Мдина. Оттуда, с запада, и должны были появиться «спитфайры».

Высоко в небе кружили «сто девятые». Они наблюдали, дожидаясь своего часа.

К девяти часам Басуттил так и не дал о себе знать, и Макс позвонил в «Ил-Бергу». Лилиан еще не появилась на работе, что было довольно странно. Обычно она сидела за столом с восьми часов. Следующий звонок был к ее тете в Мдине.