Офицер по вопросам информации - Марк Миллз

Эта кропотливая операция потребовала немало времени, но дала ему возможность все тщательно обдумать. Басуттил упоминал двух человек. Одним должен был быть Эллиот, но вот кто был вторым? Таинственный Кен, у которого, как сейчас выяснилось, были усы? Макс знал только одного подводника с усами — Лайонела. Но это было совершенно нелепое предположение: Эллиот и Лайонел в сговоре на пару убивают девушек. Макс даже рассмеялся при этой мысли.

Он стал напряженно искать другое объяснение, все что угодно, чтобы снять подозрения со своего друга, но никуда нельзя было деться от того факта, что Эллиот похитил Басуттила и помешал расследованию, а это означало, что он в самом центре этой истории и, наверное, продолжает заниматься ею. Если кто-то и знал, где Лилиан, то это был Эллиот. Найти его, и найти как можно скорее, это был очевидный — и единственный — порядок действий для Макса.

Ему наконец удалось вернуть мотоцикл к жизни. Он знал, куда ему ехать, и знал, что станет делать, когда окажется там. Он не будет обращаться в офис заместителя губернатора — им нельзя было доверять. Нет, он направится прямиком к своим людям, в штаб общевойсковых операций в Валлетте. В такое время «медные каски» из всех служб соберутся в подземной штаб-квартире. И они уже не смогут игнорировать его историю. Как долго Эллиот будет скрываться, когда новости так широко распространятся?

Макс миновал Зеббудж и ехал достаточно долго, когда немецкие бомбардировщики начали разгружаться над аэродромом в Луге. Это был плотный организованный налет, который гремел едва ли не у него по пути. Он остановился, оглушенный грохотом; разрывы бомб покрывали все поле аэродрома. И все же он решил двигаться дальше. Дорога в Валлетту шла по северному краю аэродрома, куда и направлялись бомбардировщики. Было хорошо известно, что бомбы перелетают через свои цели, что сейчас и происходило. Больше всего пострадал южный край аэродрома.

Увидев это, Макс до предела открыл регулятор подачи топлива — линия разрывов приближалась к нему из темноты слева — и почти сразу понял, что он сделал. Геометрия была против него — траектория ломаной линии разрушений все приближалась и в любой момент могла накрыть его.

Он резко затормозил, и заднее колесо ушло из-под него. Он испытал странное чувство невесомости в полете, после чего отключился в слепящей белой вспышке.

~~~

Кармела Кассар плакала, извивалась и боролась, когда успокоительное перестало действовать. Лилиан же просто неподвижно лежала на столе, отказывая ему в удовлетворении. Во всяком случае, она так думала. Она не знала, что ему это было совершенно не важно. Во всяком случае, ее самообладание было вызовом, который он только приветствовал. Оно давало ему материал для работы.

Он поднялся со стула и подошел к столу.

Она лежала на столе раскинув руки; ее запястья и лодыжки были привязаны к четырем ножкам. Кляп во рту и повязка на глазах были такие же, какие он применял в случае с Кармелой.

Она дернулась, когда он положил руку ей на грудь.

— Не беспокойся, — сказал он. — Еще не сейчас.

Он чувствовал, как бьется ее сердце. И снова был поражен. Сердце не колотилось о грудную клетку, свидетельствуя, что спокойствие ее лишь внешнее.

— Я начинаю понимать, что Макс разглядел в тебе.

Ей не понравилось упоминание о Максе. Мысль о нем потрясла Лилиан, что отразилось на ее лице.

Он улыбнулся, осознав эту возможность. Она могла бы прикрыть тело, но была не в состоянии заткнуть уши.

— В нем что-то есть, не правда ли? О, я говорю не о том, что он хорошо выглядит — со временем это исчезнет. Это нечто иное, что-то более постоянное. Мужчины это тоже чувствуют. Он не представляет собой угрозу для мужчин. Может, дело в этом. Он не пытается произвести впечатление на людей. Он не старается ничего доказывать.

Он закурил. Вместо того чтобы потушить спичку, рассеянно, почти ни о чем не думая, поднес огонек к ее бедру, и пламя лизнуло кожу как раз у подола ее черной юбки. Нога Лилиан дернулась, стараясь отстраниться от жара. Он бросил спичку на пол.

— Ты знаешь, что у тебя великолепные ноги? Они не такие длинные, как у Митци, но груди у тебя больше. О, прости, я и забыл, что ты не знаешь о Митци, не так ли? Не могу представить, что Макс рассказывал тебе о ней. С чего бы это ему делать?

Все это время он ощупывал ее тело.

— Я не уверен, что она бы тебе понравилась. Она очень отличается от тебя. Достаточно интеллигентная, но фривольная и безответственная. Ветреная — вот то слово, которое я искал.

По-прежнему не последовало никакой реакции.

— Не знаю, зачем она понадобилась ему, как и ты.

На ее тонких руках напряглись сухожилия, когда она сжала кулаки.

— Правда часто бывает неприятной. Но мы должны принимать ее. В большой схеме вещей и событий вряд ли является новостью, что мужчина разрывается между двумя женщинами, особенно если лишь спит с одной из них. — Он помолчал, чтобы Лилиан усвоила его слова. — Он был с ней три ночи назад. Я видел, как он входил к ней и как выходил в час ночи. Не думаю, что все это время они играли в шашки.

Она была заметно потрясена и изо всех сил старалась это скрыть.

— Может, со временем он рассказал бы тебе о ней. Между нами, я думаю, он мог бы это сделать. Жалко, что мы никогда этого не узнаем.

День девятый

Макс приходил в себя постепенно. Сознание возвращалось вместе с растущей волной боли. Она безжалостно подтащила его к берегу, где он свалился в кучу мусора на пляже. Только это был не пляж, потому что тут высилась стена и что-то давило на его ногу.

Теперь он все вспомнил: бомба разорвалась недалеко от него, мотоцикл бросило в сторону, а потом полет, невесомость…

Когда его глаза привыкли к бледному лунному свету, он увидел, что лежит под крутой насыпью, прижатый к каменной стене, а левая нога находится под мотоциклом. Он понятия не имел, сколько времени провел здесь. Пахло бензином, и мысль о том, что вытекает драгоценная жидкость, заставила его действовать.

Освободив ногу, он удивился, что может стоять. Он ощупал себя с головы до ног; ладони у него были ободраны и подрагивали. Кровотечение было не сильным — царапины и несколько глубоких порезов на ногах. Кроме того, была большая шишка на затылке, покрытая запекшейся кровью. Ему было трудно нагружать левую лодыжку. Похоже, он ее не сломал, но сильно растянул.

Куда больше его беспокоил мотоцикл, но, похоже, и тот выжил. Обе шины остались накачанными, и хотя руль слегка погнулся, управлять можно было без труда. Судя по звуку, в баке осталось еще достаточно бензина, чтобы доставить его до Валлетты.

Он поднялся по откосу, стараясь представить, что тут произошло. Он съехал с дороги на повороте, но не успел увидеть его. Так почему же с такой силой нажал на тормоз заднего колеса? Он затормозил потому, что инстинкт выживания подсказал — лучше быть ближе к земле, когда взрывается бомба. Он мог оказаться в большой воронке, которая образовалась на обочине. Ему повезло. Поворот, скорее всего, спас его, а крутой откос уберег от взрыва.

Аэродром в Луге приходил в себя после налета. Макс видел еще несколько пожаров и взрывы бомб замедленного действия.

Он повернулся на звук подъезжающей машины. Ехала она быстро. Он догадался еще до того, как увидел ее, — на место действия спешила санитарная машина. Они единственные разъезжали по дорогам после того, как сократили норму бензина, и он часто шутил с Фредди, что он и его транспорт представляют смертельную опасность для других водителей.

Макс оказался прав. Это была «скорая помощь», которая летела на предельной скорости. Он уже был готов замахать, привлекая внимание, когда что-то остановило его руку — то, что сказал ему Эллиот и о чем он с тех пор не думал.

Вопрос был не в том, где нашли Кармелу Кассар, а как ее туда доставили.

Макс попытался прогнать мысль, которая сформировалась в его голове, но она упорно отказывалась уходить. Она жила у него в мозгу, оформлялась и крепла. Мир, на который он смотрел, расплывался, а когда снова сфокусировался, он уже был в самом его центре, и правда открывалась со всех углов с ужасающей четкостью.

— О, боже мой, — тихо сказал он.

Макс знал, что здесь были семьдесят две ступени, потому что раньше считал их. Он сосчитал их и сейчас, не только по старой привычке, а потому, что каждый шаг отдавался острой болью в левой ноге. Может, лодыжка все же была сломана.

Он знал, что есть вероятность застать Лайонела дома — эта ночь была его последней на острове, — но это его не волновало. Он даже не приостановился на площадке, перед тем как постучать.

Митци наконец открыла дверь. Она выглядела как персонаж романа Диккенса: туго подпоясанный ночной халат и канделябр в руке.