Годы испытаний. Книга 2 - Геннадий Гончаренко

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Волга, Волга, мать родная,

Волга - русская река…

Д. Садовников

Глава первая

У Канашова было такое состояние, какое бывает у обреченного человека, ожидающего исполнения приговора. Разведка его дивизии поздно обнаружила подготовку противника к большому наступлению. Установить точное время начала наступления пока не удалось, и это было основной причиной беспокойства комдива. Он доложил о результатах разведки командующему армией. Генерал выслушал, нервно покашливая, и обрушился на Канашова:

- Вот вам результат безответственного отношения к постоянной разведке. Какой толк в том, что вы накануне удара немцев узнали об их намерениях? Может, сейчас, пока вы мне докладываете, истекают последние минуты перед началом наступления… - Командующий, сухо покашливая, приказал: - Доложите ровно через час, что вы намерены делать в связи с создавшимся критическим положением.

Канашов сидел за столом. Перед ним карта с нанесенной обстановкой, отображавшей оборону дивизии и положение войск немцев. Эти условные обозначения различались цветом: красным были нанесены наши войска, синим - противник. И те и другие показывали главное: позиции, на которых располагались люди, именуемые в военном деле «живой силой», с оружием. И как бы каждая из сторон ни пыталась замаскировать, скрыть их от противника, его разведка неустанно добывала эти сведения, обнаруживая все - от отдельной «огневой точки» - пулемета, миномета до огневых позиций артиллерийских полков, от окопов и ячеек отделения до оборонительных позиций и полос, на которых находятся и полки с тысячью бойцами и армии в несколько десятков тысяч человек. Конечно, противник затратил немало времени и сил, чтобы все это разведать для уничтожения огнем артиллерии и бомбовыми ударами перед тем, как ему начать наступление.

Канашов хорошо знал обо всем этом. Он сразу же ясно представил стоявшую перед ним боевую задачу. «Надо ввести в заблуждение врага - переместить на новые запасные позиции людей и оружие. И сделать это необходимо как можно быстрее, чтобы в случае перехода противника в наступление он нанес свой огневой удар по пустому месту».

Но какой бы ясной ни была для Канашова задача, он понимал, что главное, от чего зависел успех его замысла, было время, которым сейчас распоряжался не он, а противник. И поскольку оно было в руках врага - инициатива также оставалась за ним.

«Думай, Канашов, думай, - говорил он себе. - От того, насколько своевременно и правильно ты решишь, что надо делать нескольким тысячам людей - твоим подчиненным, зависит, погибнуть ли им от внезапного удара врага или остаться жить и сражаться с ним, зависит судьба всей дивизии. Или мы выдержим и отразим первоначальный натиск немцев, остановим и уничтожим их, или они сомнут нас, прорвутся и снова будут топтать наши поля, жечь и разрушать наши села и города, убивать и насиловать советских людей».

На командный пункт пришла Аленцова. Она была в новом шерстяном платье цвета хаки, которое она переделала по своему вкусу. Ей очень хотелось, чтобы он заметил ее обнову. Платье так ладно сидело на ней, подчеркивая стройность фигуры. На голове того же цвета пилотка. Он не обратил внимания, и это даже обидело Аленцову.

- Что с тобой, Михаил? Чем ты взволнован? Что-нибудь случилось?

Она подошла, заглянула ему в глаза. Он обнял ее за талию, прижался головой к лицу и потерся. Так он делал всегда при встречах с ней в трудную для себя минуту.

- Плохие дела, Нина… Немцы снова готовят прорыв…

- А когда они начнут наступать? - Она пугливо оглянулась по сторонам, прижимаясь щекой к его щеке.

- Дорого отдал бы каждый полководец за то, чтобы знать хотя бы приблизительно, когда противник намерен совершить то, что задумал. Об этом почти никто никогда ничего не знает. Это, Нина, можно только предполагать…

- Вот ты говоришь, Михаил, что немцы намереваются нанести удар. А что, если взять и уйти от удара, не ожидая, когда он обрушится?

Канашов встал, взял в широкие ладони ее лицо, заглянул в глаза.

- Уйти - значит отойти самовольно, без приказа, Нина. Отходить нам нельзя. Но и голову подставлять под удар, ты права, не надо. Но как уклониться от него? Над этим я и ломаю голову.

В дверь постучались. Вошел стремительно высокий лейтенант с нежными девичьими чертами липа и яркими пухловатыми губами. Увидев военного врача, стоявшего близко - лицом к лицу с полковником, он растерялся и покраснел.

- Простите, товарищ полковник. Разрешите?

Канашов оглядел его с ног до головы и подумал: «А это что еще за ангел бескрылый появился?»

- Я вас слушаю.

- Лейтенант Красночуб прибыл в ваше распоряжение.

- В мое?

Канашов переглянулся с Аленцовой.

- Да, в ваше. Я назначен к вам адъютантом.

Канашов подошел и пожал ему руку.

- Идите устраивайтесь, товарищ лейтенант.

В обмундировании, нескладно сидевшем на нем, в обращении молодого командира, в его манере держать себя чувствовался гражданский человек.

- А в армии вы давно?

- Второй месяц, - улыбнулся лейтенант, - я к вам прямо с курсов.

- А до курсов, где работали?

- В пединституте учился на литературном факультете.

- Значит, учителем собирались быть? Это хорошо. Товарищ Красночуб, вызовите ко мне начальника штаба и комиссара.

- Сейчас, товарищ полковник.

- Что сейчас?

Красночуб повернулся кругом, зацепился ногами за что-то и едва не упал, еще больше смутился и растерялся.

- Есть начальника штаба и комиссара вызвать к вам,- поправился он и исчез за дверью.

Аленцова, слушая разговор с молодым лейтенантом, снисходительно улыбалась.

Канашов продолжал смотреть строго, но в глазах уже появился едва заметный блеск прощения.

- Красивый парень,- сказала она.

- Красота для службы не главное. Ты же видишь, совсем не в своей тарелке человек. - И по глазам Канашова она прочла: «И все это опять на мои плечи».

- Ничего, обвыкнется, научится… А ты вспомни, какой ты был, когда только попал в армию… А я сама, а другие?…

Аленцова примирительно погладила его руку и тут же заторопилась в медсанбат.

Вернулся лейтенант Красночуб.

- Товарищ полковник, комиссару дивизии и начальнику штаба ваше приказание передано.

Канашов глядел на своего нового адъютанта. «Жаль, конечно, что Ракитянского нет. К тому я привык. Он мне как родной сын был, и толковый, расторопный. Как сказала Нина о новом адъютанте? «Красивый парень». Да, именно красивый юнец. А мне нужен боевой, смышленый помощник, а не мальчик на побегушках…»

- Товарищ лейтенант!

- Я слушаю вас, товарищ полковник. - Красночуб, вытянув шею, глядел настороженно на комдива.

- У вас должен быть образцовый внешний вид. Это первая необходимость для каждого командира. Но запомните к тому же, вы не личный адъютант - посыльный по мелким поручениям, а мой боевой помощник. Понимаете? Боевой помощник, - повторил Канашов. - Вы должны всегда знать обстановку и уметь быстро наносить ее на карту, знать все, что делается в дивизии, и иметь постоянно при себе каску, противогаз, лопату и автомат.

- Будет исполнено, товарищ полковник, - отчеканил Красночуб, все еще недоумевая, зачем требует строгий его начальник иметь такую полную экипировку. «Это он, по-видимому, хочет скорее приобщить меня к солдатской, жизни»,- подумал лейтенант.

2

Вскоре явились к Канашову Шаронов и Стрельцов.

По суровому лицу комдива, его поджатым губам и глазам, сверлящим карту, комиссар и начальник штаба догадались, что Канашов их вызвал по очень важному делу.

Шаронов догадывался о предстоящем разговоре. Он смотрел то на Канашова, то на карту. Стрельцов без всякой на то надобности достал и спрятал в полевую сумку штабные документы, и потом, уловив, зачем их вызвал полковник, развернул гармошку карты, положил рядом полевую книжку, сжимая в левой руке несколько остро отточенных цветных карандашей.

- Товарищи… - Канашов взглянул на часы. Было двенадцать. Оставалось полчаса до доклада командующему. - У меня мало времени. Будем дорожить каждой минутой. По обороне нашей дивизии противник намеревается нанести один из главных ударов. Немцы с часу на час могут начать наступление. Все данные разведки подтверждают это. Но главное - мы не знаем, когда они начнут прорыв…

- Положение нашей дивизии можно сравнить с прикованным человеком, под которым заложена мина с часовым механизмом, - проговорил Шаронов и потер переносицу. - И человек этот не знает, когда она взорвется.