Первые шаги - Татьяна Назарова

— Какие? — запинаясь, пробормотал Вавилов.

— Вы не знаете, какие бывают листовки? — понизив голос и саркастически усмехаясь, бросил Плюхин. — Советую не притворяться, господин Верба!

Растерянно бегая глазами по сторонам, Вавилов несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, наконец выдавил:

— Две девчонки… Анна и Надька… Сейчас прокламации у них… Живут на выселках… — Вавилов шепнул адрес.

— Хорошо! — словно не замечая волнения Вербы, одобрил Плюхин — Можете идти. Пока все пусть идет по-старому. Когда будет нужно, я вас вызову…

С тех пор прошло два месяца, и вот потребовалось срочно вызвать «Вербу». Назревали важные события. Железнодорожная забастовка, начатая в Москве, расширялась, захватывала всю линию Сибирской дороги. Надо принимать меры.

…При входе полицмейстера Савин радостно вскочил и кинулся навстречу. «На ловца и зверь бежит!»

— Пожалуйте, Александр Никонович! Вот не ожидал! — весело говорил купец, ведя под руку важного гостя к столу. Он называл его запросто по имени, поскольку Плюхин с женой были постоянными посетителями «четвергов» Калерии.

— Присаживайтесь, чайком побалуемся, — предложил радушно хозяин, хлопнув в ладоши. — Дай чаю, закуски и чего погорячее, — приказал он появившемуся Митьке.

Выскочив опрометью из кабинета, тот через минуту уже вернулся с полным подносом. В хозяйстве Митьки, расположенном в соседней комнате, поднос никогда не был пустым. С привычной ловкостью расставив все на столе, Митька, по движению бровей хозяина, исчез.

— А я было к вам хотел ехать с просьбой, Александр Никонович, — наливая коньяк, первым заговорил Савин. — Газета нас, больших купцов, крепко обижает последние месяцы…

— Давно надо было сказать, — выслушав его, сказал полицмейстер. — Дела, батенька мой, нет времени за всем проследить. Уважаемое купечество мы не дадим в обиду. Цензура завяжет рот ретивым борзописцам, а будут артачиться — можно и газету прикрыть…

Обещание полицмейстера вполне удовлетворило Савина. Действительно, проморгал он. Сразу же следовало поговорить с Александром Никоновичем. Он горячо поблагодарил гостя от имени купечества и молча вторично налил стаканчики, ожидая, что скажет полицмейстер, — без дела он в контору не приехал бы.

Плюхин давно пришел к выводу, что лучший способ сноситься с «Вербой» — безусловно через его хозяина, никакой опасности разоблачения «Вербы» тогда не будет. Конечно, говорить купцу правды не следует, незачем ему знать методы работы жандармского управления.

Собираясь к Савину, Александр Никонович придумал, по его мнению, вполне правдоподобную версию для объяснения своего желания — поговорить по секрету с одним из служащих.

Однако сейчас, смакуя коньяк и поглядывая искоса на Сидора Карпыча, Плюхин вдруг обеспокоился о том, что прожженный делец может угадать истину. Но ничего более убедительного в голову не приходило, а пауза затягивалась.

— Мне нужно побеседовать с одним вашим служащим с глазу на глаз, — начал он, отставив выпитый стакан, — но так, чтобы об этом никто не знал, кроме нас троих. Он у вас в конторе работает. Вавилов Константин Ефимович. Знаете?

Купец кивнул. Он знал всех конторских служащих в лицо, хотя и редко с кем, кроме Дорофеева, разговаривал. Вавилов — высокий, с цыганским разрезом глаз, с той смуглой бледностью лица, которая так нравится пышным купчихам не первой молодости, всегда аккуратно одетый — его Савин давно заметил. И в работе толковый.

«Чего это он ему понадобился, да еще по секрету?» — подумал Сидор Карпыч. Никита докладывал, что Вавилов частенько с рабочими разговаривает у них на заводах, но таких сведений, чтобы его, хозяина, ругал, не поступало. «Может, шпиона из него хочет сделать», — мелькнула догадка.

— А зачем он нужен вам, не скажете? — спросил он, глядя в упор на гостя.

— Время сейчас неспокойное, уважаемый Сидор Карпыч, — не ответив на поставленный вопрос, не совсем твердо заговорил Плюхин. — В России рабочие и служащие забастовки устраивают, на дыбы встают, совсем забыли свое место. Если не принять своевременно мер, и у нас не лучше будет. А кто за порядок в городе отвечает? Полицмейстер! — более уверенно продолжал он, заметив на лице Савина явный интерес к своим словам. — Благонадежных людей, авторитетных среди рабочих, подбираем, поручим им проследить, чтобы бунтари головы рабочим не крутили. Вавилов именно такой, мы проверяли, с рабочими ваших заводов дружит — вот и хочу его лично проинструктировать. Не возражаете?

— Нет, что ж! Спасибо за отеческую заботу! Коли точно этот Вавилов мои заводы от беспорядков убережет, так я ему и жалованье надбавлю, — быстро ответил Савин. Он серьезно обеспокоился при мысли о забастовке. С улицы брать рабочих — дело портить. — И вам свою благодарность делом докажу, Александр Никонович, — добавил купец после короткой паузы. — В чем следует поучите парня.

— Я этого и хочу. Но если до рабочих дойдет, что Вавилова в полицию вызывали, они могут к нему доверие потерять и слушать перестанут, понимаете?

Савин утвердительно кивнул.

— Сегодня вы часов в десять вечера пришлите его ко мне домой, ну хотя бы с запиской какой, а в следующий раз я и вызывать не буду. Он если что заметит, письмом через вас сообщит, и я ему указания — так-де — сделаю. В том, что вы, Сидор Карпыч, о нашей беседе никому не скажете, я уверен, — заключил Плюхин и взглянул на купца.

Тот только усмехнулся в ответ. Кому, как не ему, помнить пословицу: «Слово — серебро, а молчание — золото»! В золоте он толк понимает.

Гость поднялся, хозяин проводил его до крыльца. После ухода Плюхина Савин принялся просматривать сводки и донесения о степной торговле.

При чтении последнего листка он нахмурился. Новый конкурент в области явился. Перед носом его доверенных дважды скот забрали. Какая это компания и где она орудует? В Петропавловске такой нет. Может быть, ему будут скот сдавать? Он хлопнул в ладоши — явился Митька.

— Позови быстрее Никиту Семеновича, — приказал хозяин.

Управляющий тотчас же пришел.

— Что это за «Самонов и Кº», знаешь? — строго спросил Савин.

— Самонов Антон Афанасьич — богатый акмолинский купец. До миллиона скоро дотянется. Компаньоном у него зять, Мурашев Павел Петрович, с капиталом пустяковым, но делец хороший. Их гурты только что пришли в Петропавловск в сопровождении брата компаньона Акима Петровича. У того и свой небольшой гурт имеется, — коротко, бесстрастно доложил Дорофеев, стоя против письменного стола, только ноздри широкого носа вздрагивали.

Никита безошибочно угадывал приказ хозяина. Предстоящая сделка сулила немалый куш. Счет Дорофеева в банке продолжал расти, а это еще поможет ему округлиться. Надоело Никите стоять вот так навытяжку перед столом, комплекция уже не та. Два-три крупных дельца — и можно свою торговлю открыть. За невестой тоже сотенку дадут, есть такая на примете. Пусть-ка Савин попрыгает без него, а не захочет упустить, придется компаньоном принять, думал он, пока хозяин, покусывая светлый ус, размышлял над его докладом.

— Купить у них весь скот, до одной головы, дать дороже всех и предложить наши товары с самой большой оптовой скидкой. Этого Акима Петровича потом приведи ко мне, — приказал Савин.

«Нельзя раздавить — надо приманить», — решил он.

Когда Никита направился к двери, Савин вдруг остановил его.

— Подожди, Никита! Совсем забыл давеча сказать Плюхину, — говорил он, что-то торопливо черкая на листе бумаги. Потом вложил его в конверт, заклеил и запечатал печаткой перстня. — Пошли письмо полицмейстеру домой, только не раньше часов десяти. Ранее он не вернется, а дело срочное. Экая память стала! — пожаловался Савин. — С Митькой не посылай, неотесан, а барыня-то ядовитая, еще о нас славу пустит. Пошли этого вот, в конторе сидит, такой ловкий, быстроглазый парень, как его?.. — вспоминал Сидор Карпыч.

— Вавилов, может? — помог ему управляющий.

— Во-во! Пошли его. Он представительный…

Вавилов, получив от управляющего указание отнести к десяти письмо полицмейстеру, сразу понял, что это вызов. Тогда, после нечаянной встречи с полицмейстером, когда он выдал Надю и Нюру, не успев подумать о последствиях, Вавилов несколько дней ходил в каком-то оцепенении. Под предлогом хозяйских дел он даже не явился на заседание комитета городской партийной организации. Вавилова обуял страх, что при разговоре об аресте девушек подпольщики по его лицу догадаются о предательстве.

Прошлое, от которого он бежал в Сибирь, вновь настигло его в Петропавловске. Полицмейстер сказал, что дело получил, и назвал прежней проклятой кличкой. Теперь ему и здесь придется выдавать тех, с кем он решил было идти одной дорогой. Механически переписывая ведомости, Вавилов-«Верба» вспоминал…