Нарбоннский вепрь (Божественный мир) - Борис Толчинский

Она почувствовала ужасную усталость, подобную той, которую испытывает всякая сильная натура после безуспешной схватки с превосходящими по силе обстоятельствами и, желая поскорее покончить с делами, изрекла, обращаясь к Круну:

-- Существует единственный способ спасти вашего сына от смерти. Поверьте, этот способ придуман не мной. Принц Варг должен жениться.

Она не успела сказать, на ком должен жениться принц, еще герцог Крун не успел переварить и оценить саму идею, как Варг подал свой решающий голос:

-- Я согласен!

-- Но почему? -- вырвалось у Софии.

Ответом явилась полупрезрительная ухмылка, показавшаяся ей до крайности гнусной и вызывающей. "О, будь я дикая кошка, я бы просто расцарапала твою наглую физиономию, -- пронеслось в мозгу молодой княгини. -- Нет, не могу, ведь я -- Юстина... Но я тебя угомоню, будь уверен, я тебе отомщу, мерзкий мальчишка! Никому не позволено насмехаться над Софией Юстиной, а тебе, жалкий раб своих низменных страстей, -- в особенности!".

-- Вам интересно знать, принц, кто ваша избранница?

Варг отрицательно покачал головой: ему было совершенно все равно.

* * *

Следующий день, шестнадцатое октября, ушел на приготовления. Семнадцатого октября женихи и невесты встретились друг с другом в сопровождении родственников.

А восемнадцатого октября жители Темисии получили возможность лицезреть новое удивительное зрелище. Не где-нибудь, а в столичном Пантеоне отпрыски архонта нарбоннских галлов сочетались законным браком с представителями сразу двух великокняжеских династий. София Юстина стала невесткой принцессы Кримхильды, а Корнелий Марцеллин стал тестем принца Варга. Как объявили народу, браки Виктора Лонгина с Кримхильдой и Доротеи Марцеллины с Варгом заключаются по причине глубокой любви, возникшей между названными персонами, и из стремления союзом молодых укрепить вечный мир между Аморийской империей и Нарбоннской Галлией.

Причина и стремление показались народу вескими, народ возрадовался красочному и необычному зрелищу, лишь кое-кто из стариков-сенаторов немного побрюзжал на тему: "слишком много чести варварам", да некоторые не самые умные плебейские делегаты обрушились на Юстинов и Марцеллинов за их презрение к интересам трудового народа, каковой народ, по мнению этих делегатов, не имеет ни малейшего шанса выдать своих сыновей и дочерей за княжеских отпрысков.

А умные получили повод поразмышлять, с какой бы это стати София Юстина и Корнелий Марцеллин решились, во-первых, отдать своих ближайших родичей на заклание варварам и, во-вторых, всюду демонстрировать взаимную любезность, даже симпатию, словно и не противники они, как то известно всем и каждому, а преданнейшие друзья.

Воистину, много диковинного и непонятного пришлось узреть счастливому аморийскому народу на этой двойной свадьбе, а еще больше скрывалось за кулисами.

Народ увидел великолепную Софию Юстину, облаченную в роскошное платье красного атласа, идущую под руку со своим невзрачным мужем Юнием Лонгином; она лучилась от счастья, раздаривая ослепительные улыбки, и могло показаться, что это она, а не Кримхильда, выходит замуж. Другая странность заключалась в отсутствии на брачной церемонии отца Софии, князя и сенатора Тита Юстина, из чего одни заключили, что первый министр втайне не одобряет затеи своей дочери, а вторые -- что амбициозная дочь окончательно прибрала к рукам своего стареющего отца и сама воспретила ему являться в Пантеон, дабы не бросал тень на ее триумф.

Шутил, кокетничал с дамами и широко улыбался коллегам-сенаторам и князь Корнелий Марцеллин; его жена Эстелла основное время проводила в обществе князя Марсия Милиссина, брата своего. Князь Корнелий оспаривал у племянницы роль самого счастливого человека этого дня и даже произнес трогательную речь, из которой следовало, сколь тяжко и радостно ему устраивать брак своей любимой дочери с "достойным сыном достойного отца", как выразился сенатор по поводу Варга и Круна.

Вскоре София и Корнелий исчезли из поля общего внимания, чтобы затем явиться вновь. Сначала то была княгиня София -- она вела под руку деверя своего, Виктора Лонгина. Навстречу ей вышел герцог Крун с Кримхильдой. Молодые заняли положенные места перед Алтарем Аватаров, произнесли короткие молитвы, ответили на ритуальные вопросы понтифика -- да, именно так, венчал их сам глава Святой Курии -- и под конец старинной клятвой "Consortium omnis vitae"41 утвердили свой союз.

Следом вышли князь Корнелий с Доротеей и снова герцог Крун, но уже с Варгом. Церемония повторилась в точности; так принц, игравший нынче роль верного сына и счастливого жениха, обрел себе законную половину.

После церемонии был праздник в самом богатом заведении аморийской столицы, в таверне "Нектар и амброзия". И снова звучали радостные речи, сверкали улыбки, лилось отборное вино... Самыми грустными на этом диковинном празднике жизни казались молодые; впрочем, последнее замечание не относилось к принцу Варгу, который раздаривал искусственные улыбки, -- таким необычным способом он укрывал свое презрение к напыщенному и фальшивому собранию.

Доротея Марцеллина, напротив, улыбалась мало; она испытывала жуткий страх перед варваром, чьей женой по воле любимого отца и господина согласилась стать.

Виктор Лонгин горевал над собственной планидой, и его тоже можно было понять: каково-то ему, аристократу, рожденному и взращенному под благодатным южным солнцем и божественным оком Эфира, следовать в эту самую промозглую Галлию-Варварию... что там ждет его... любовь? удача? или смерть?..

Из счастливой четверки лишь принцесса Кримхильда была печальна просто потому, что без памяти влюбилась в своего красавца мужа.

Следующим днем, девятнадцатого октября, семейный праздник сменился государственным: Империя отмечала семьдесят шестой день рождения Божественного императора. Согласно традиции, торжественный прием в Палатинском дворце состоялся во второй половине дня, а утром Виктор V прочитал тронную речь перед Большой Консисторией -- так называлось общее собрание министров, сенаторов, членов Святой Курии, плебейских делегатов и архонтов двенадцати имперских провинций. Среди гостей присутствовали нарбоннские галлы. В речи, которую для августа написала София Юстина, отмечались последние достижения Богохранимой Империи, говорилось о намерении Правительства Его Божественного Величества и впредь развивать дружбу с подвластными Империи народами, а также решительно искоренять всяческую ересь.

Выслушав речь Владыки Ойкумены и поприсутствовав на вечернем приеме девятнадцатого октября, Крун с детьми и свитой двадцатого октября отбыл из космополиса; вместе с ним, разумеется, уехали и Виктор Лонгин, и Доротея Марцеллина, и обещанные Софией Юстиной врачи с геологами -- те и другие, между прочим, были замаскированы под миссионеров, -- и миссионеры настоящие, в чью задачу входило наставлять темный народ герцога Круна на путь Истинной Веры.