Душа Бога. Том 2 - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нос крючком, зубы желты и торчат в разные стороны, губы бледны, как у покойника, бельмо на одном глазу, зато другой глядит ослепительно-небесной голубизной.
Хаген остановился. Замерла и старуха, стояла, опершись на сучковатую клюку.
— Вот и завершился круг, Хаген, сын Хрофта.
Тан поклонился. Хекса или нет, но она — хозяйка, и надо соблюдать вежество. Даже в последний день мира, и особенно в последний день. Неважно, кто она — себя он не уронит.
— Привет тебе, vitur kona, мудрая женщина. Думаю, что не случайно вышел я сюда.
— Не случайно, — кивнула она. — Сегодня такой день, когда открываются все двери и все пути. Нет больше никаких тайн, и ты, тан Хаген, заслужил узнать о себе всё.
— Я уже узнал, мудрая. Старый Хрофт — мой настоящий отец.
— Верно. Но ведомо ли тебе, кто твоя мать?
— Её звали Свава. Её убили. Я справил по ней добрую тризну, я отомстил.
Старуха улыбнулась жёлтыми жуткими клыками. Тряхнула головой, зашуршали черепа мелких зверюшек и птиц, нанизанные на нить ожерелья.
— Отомстил, как есть отомстил. Идём, сын Хрофта. Я покажу тебе, что должна показать. Сегодня последний день. Ты исполнил всё, ты заслужил.
Она пристукнула клюкой и разом изменилась. Исчезли седые нечёсаные космы, упали на плечи рыжие косы. Блеснули белизной зубы, распрямился нос, вместо грязной хламиды — расшитая рубаха, узорный пояс.
Хаген молча отступил на шаг.
— Внемлю тебе, мудрая.
— Сегодня день ответов, — улыбнулась она. — Ответов, которые не смог дать даже могучий Отец Дружин. Впрочем… в иных делах мужчины бывают поразительно слепы, даже лучшие из них. Смотри, Хаген. Смотри и ничему не удивляйся.
Деревянная чаша, до краёв полная воды. Хекса провела ладонью над поверхностью, и Хаген увидел.
…Бедная хижина у обочины дороги. Совсем бедная, даже не хижина, а лачуга с кое-как прилаженной дверью, с крошечным оконцем. И тяжкие стоны рожающей женщины.
Вот останавливается купеческий караван, вот пожилой доктор заходит в хижину…
Стоны прекращаются.
И всё вокруг замирает тоже.
Быстрая тень с огненными косами заходит в хижину, на руках у неё свёрток.
Миг — и она возникает вновь, опять же со свёртком на руках, но уже явно иным.
Застывает, глядит на хижину, словно стараясь запомнить её во всех, самых мелких подробностях, и скрывается окончательно.
Хаген поднял глаза.
— Да, сын. Это была я. Хекса Лаувейя, из рода великанов, гримтурсенов. Орёл и Дракон сотворили петлю времени.
Хаген молчал, в упор глядя на великаншу.
— Всё разом и просто, и сложно, сын. Давным-давно, ещё до Боргильдовой битвы, когда Молодые Боги ещё только шли на наш мир, я и твой отец, великий Óдин, встретились и — ты был зачат[9]. Тогда я сказала ему, владыке Асгарда: «Когда погибнет мир — я хочу, чтоб рядом с твоими детьми и внуками стоял бы тот, в чьих жилах течёт кровь моего племени». Я схитрила, сын. Мы все были порождены одним началом, асы и великаны, отчего и случались меж нами дети. У всех асов текла кровь моего племени. Но…
— Не верю, — хрипло вырвалось у Хагена. — Нет. Моя мать — Свава, она — она… а ты — ты ведьма, ты творишь мо́роки!..
— Я твоя мать, Хаген сын Хрофта, Hagen Hroftsson.
— Невозможно! Боргильдова битва…
— Случилась тысячи лет назад. Я давным-давно умерла, сын, — она улыбалась. — Я здесь только благодаря великому Орлу. Да и в тот раз он отпустил меня ненадолго… подменить младенца.
— Но… Зерно Судьбы…
— Оно было твоим, сын. С самого начала.
— С самого начала всё сделали Орлангур и Демогоргон. Исподволь, исподтишка, чтобы не нарушить Закон Равновесия…
— Именно, сын. Для них было парой пустяков найти для нас с тобой такой поток времени, тонкий и стремительный, чтобы мы оказались там, где надо, и когда надо.
— Ты… отказалась от меня… — Странная, неведомая боль в груди ломала Хагена, как никогда раньше.
— Я отказалась от тебя. И дала тебе великую судьбу, сын. Судьбу, достойную сына Óдина и хексы Лаувейи, матери Локи, сильнейшей чародейки народа йотунов. Ты стал великим воином и магом, смерть не забрала тебя. Я горжусь, сын. — Она положила ладони ему на плечи, сжала сильные пальцы. — И вот сейчас, в последний день, я могу рассказать всё. И — попрощаться.
— Я встретил сегодня и отца, и мать. И обоих — «только попрощаться»…
— Ты бывал во владениях Демогоргона. Тебе открыта туда дорога. Когда всё кончится, когда изменится мир, приходи вновь.
— Зачем? — хрипло вырвалось у Хагена. Горло жгло, словно от нестерпимой жажды. — Зачем мне приходить к тебе? Ты меня растила? Носила на руках?..
— Могучий воин Хаген сожалеет, что не держался за мой подол? — усмехнулась Лаувейя. — Я дала тебе высокую и страшную судьбу — чего большего может пожелать себе воин? Ты сражался и побеждал, сын, ты добился всего сам, не зная о дремлющем в тебе — так не огорчай же меня напоследок.
Хекса гордо выпрямилась.
— Не смей ныть и жаловаться, сын. В этот мир мы приходим, чтобы славно сражаться и славно умереть. Ты достиг всего. Великий Хедин научил тебя многому, но, как и самому искусному зодчему требуется крепкое основание, ему требовалось то, что в тебе оставили мы с твоим отцом. Поэтому иди, мой сын, предназначенной тебе тропой. Сегодня день Рагнарёка, сегодня день истины. Мы все исполнили долг. А теперь прощай, сын. Но… ты всё-таки помни мои слова. Тебе, сыну Древнего Бога и троллквинны, будут открыты миры и живых, и мёртвых, даже если тело твоё уйдет из сущего.
Она улыбнулась. Резко, быстро и крепко обняла, прижала к себе с неженской силой, и сразу же почти оттолкнула.
— Ступай. Честь твоя да останется превыше всего. Сражайся, сын, как сражался всегда. А мы с твоим отцом… мы всё равно будем следить за тобой и гордиться тобой.
Она повернулась, легко и ловко скользнула в домовину.
— Стой! — Хаген рванулся следом. — Постой, погоди! У меня ещё осталось дело, там, у живых. Долина Магов — мне надо туда, немедля, скорее! Ты можешь помочь… мать моя?
Хекса приостановилась, обернулась.
— Ты действительно хочешь её спасти, сын, эту девочку… и тоже очень непростую. Что ж, это будет славная битва… если найти дорогу отсюда, из последнего прибежища Орла и Дракона.
— Это не в твоих силах?
— Прямо открыть тебе путь, сын, — нет, не в моих, — печально покачала она головой. — Мне дана большая власть, но и пределы положены строгие. Но кое-что я, пожалуй, смогу…
Она сорвала с
