Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов - Фрэнк Сноуден

эпохи Просвещения и последующего развития медицины в Париже назрела идея городской реформы. Наиболее значительную роль в этом сыграла Парижская медицинская школа. Поскольку пациентов распределяли по палатам согласно специфике симптомов, в отделениях оказывалось огромное количество людей, страдающих одним и тем же недугом. Это обстоятельство, помноженное на страсть парижских медиков к ведению статистики, позволило очень быстро выяснить, что болезни коррелируют, во-первых, с социальным происхождением пациентов и, во-вторых, с населенными пунктами, где пациенты с одним и тем же заболеванием попадались в изобилии.

Историк Ален Корбен в книге «Миазм и Нарцисс: обоняние и общественное сознание в XVIII–XIX веках» (Le Miasme et la Jonquille. L'odorat et l'imaginaire social, XVIIIe–XIXe siècles, 1982) поясняет, что и сами парижане начинали осознавать, насколько зловонной была французская столица. Корбен устраивает читателям «душистую» экскурсию по бесчисленным смрадным и вонючим уголкам большого города с их неотъемлемым антуражем: выгребные ямы и размокающие в грязи немощеные улицы, где среди навозных куч валялась околевшая животина; здания, стены которых пропитались мочой, скотобойни и мясные лавки с гниющими вокруг потрохами; узкие темные проулки, куда выбрасывали мусор и выливали содержимое ночных горшков; канавы со смердящей стоялой водой, почерневшей от грязи; переполненные доходные дома, темные коридоры которых не знали ни проветриваний, ни уборки; многочисленные постояльцы, которые никогда не мылись, и повсеместная нехватка воды, из-за которой нельзя было ни помыться толком, ни улицы отмыть.

Когда парижские ученые порядком измучились от жестоких атак на свои органы чувств и истерзались страхами, которые историки иногда считают своего рода экологической тревожностью, начались попытки измерить запахи с помощью прибора под названием «одориметр», или ольфактометр, придуманного для анализа вредных испарений. Тогда же появилась осфрезиология – наука о запахах и их воздействии на обоняние. Если принять во внимание, что эпоха Просвещения оставила в наследство идею об ощущении как о единственно достоверном источнике познания, становится понятно, почему французские философы так внимательно принюхивались к вонючим бомбардировкам, которым Париж начала XIX в. подвергался непрерывно. Цель состояла в том, чтобы отыскать связь между интенсивностью запаха и частотой заболеваний (лихорадок, как их тогда называли), а в основе этого стремления лежала теория о том, что болезни возникают из-за некоего загадочного яда, который попадает в воздух вместе с дурными запахами от разных гниющих веществ. Врач-гигиенист Александр Жан-Батист Паран-Дюшатле прославился тем, что изучал зловонные стоки парижских клоак и по ним судил о состоянии здоровья горожан.

Однако наибольшая заслуга в сборе данных и поиске корреляций между ними принадлежит врачу Луи-Рене Виллерме (1782–1863), который сопоставил показатели смертности в 12 округах Парижа с плотностью проживания и уровнем дохода. Будучи сторонником миазматической гипотезы, согласно которой болезни возникали от гнилостных испарений, Виллерме призывал городские власти начать масштабную уборку – вывезти мусор и вычистить общественные места в самых грязных районах. В поддержку своей кампании он учредил журнал, посвященный теме общественного здоровья, – «Анналы общественной гигиены и судебной медицины» (Annales d'hygiène publique et de médecine légale), принимал активное участие в деятельности Санитарного совета Парижа, который развил особенно бурную деятельность в течение двух десятилетий с 1820 г.

Санитарно-гигиеническая инициатива, начавшаяся в Париже, была явлением не столько национального, сколько муниципального масштаба, а потому охват ее был невелик. К тому же за ней так и не появилось ни четкой теоретической базы, ни системного подхода, ни институциональной поддержки. В некотором смысле самое долгосрочное достижение парижского начинания состояло в том, что оно породило гораздо более масштабные и весомые изменения по ту сторону Ла-Манша. Чедвик, владевший французским, зачитывался и исследованиями Виллерме, и «Анналами гигиены». Чедвик восхищался тем, как французы подходили к сбору множества данных и как соотносили заболевания с условиями жизни. Он усвоил их неогиппократовский взгляд, согласно которому климат макросреды представлял собой непосредственную причину эпидемий – то, что их вызывало, но сам интересовался микросредой конкретных районов. Чедвик полагал, что климатические факторы, например температура и влажность, обуславливают болезнь лишь косвенно, потому что влияют на процессы гниения. Для Чедвика главной причиной заболеваний была грязь, и задачу он видел в том, чтобы как можно эффективнее от нее избавиться.

Эдвин Чедвик и Новый закон о бедных

Любопытно, что основатель санитарной реформы не был врачом и медициной интересовался постольку-поскольку. Эдвин Чедвик (1800–1890) был полномочным адвокатом, барристером. Своим учителем считал Иеремию Бентама, социолога и реформатора либеральных взглядов. Прежде чем взяться за здравоохранение, Чедвик успел снискать скандальную известность, реформировав законы о бедных, призванные заботиться о здоровье и благосостоянии неимущих англичан. Оказавшись в беде, любой британец мог воспользоваться неотъемлемым правом на государственное вспоможение, которым ведали церковные приходы. Чедвик считал, что такая социальная поддержка, предусмотренная законами о бедных, обрекала бедняков и дальше катиться по наклонной, потому что фактически поощряла моральный упадок, иждивенчество и безделье. Неизбежным следствием становилось дальнейшее распространение нищеты. Вдобавок со временем существовавшая система легла тяжким бременем на плечи домовладельцев, поскольку именно они платили налоги на недвижимость, из которых финансировалась поддержка неимущих. В одном из своих судьбоносных докладов Чедвик напишет: «можно сколько угодно раздавать беднякам деньги, но нищета от этого никуда не денется»{91}.

В 1834 г. Чедвик воплотил решение проблемы в так называемом Новом законе о бедных, в основе которого были принцип невмешательства и вера в свободный рынок. Реформа, которую предлагали Чедвик и экономист Сениор Нассау Уильям, главным образом преследовала две цели. Первая – централизованное управление системой, что позволило бы реализовывать принятую стратегию согласованно. А вторая цель – сделать процесс получения пособия предельно неприятным, чтобы обращались за ним только в отчаянном положении только правильные «толковые» бедняки. Неимущих вынуждали перебираться в работные дома, где им обеспечивали все необходимое, но на таких условиях, что сам захочешь взяться за любую работу, лишь бы вне стен этих учреждений. Семьи в работных домах были разлучены: дети и родители, мужья и жены проживали отдельно. Там намеренно кормили плохо, следили за каждым шагом постояльцев, а работу специально назначали гораздо более неприятную и скучную, чем любая другая за пределами заведения. С резкой критикой Нового закона о бедных выступал Чарльз Диккенс. В романе «Приключения Оливера Твиста», который издавался частям на протяжении 1837–1839 гг., писатель показал, что работные дома ставят человека перед жестоким выбором: медленно умирать от голода в их стенах или быстро – снаружи. Этический базис, оправдывавший создание работных домов, Чедвик и его сторонники назвали принципом «меньшей приемлемости» положения бедняков в сравнении с положением независимых работников. Бедняки сочли применение этого принципа жестокостью, но налогоплательщики его поддержали.

Обновленный Чедвиком закон о бедных и санитарная реформа, последовавшая за его принятием, воплощали Бентамову концепцию оздоровления городской среды методами государственной централизации. Стремительные процессы урбанизации и индустриализации создавали в британских городах, больших и малых, очевидные социальные проблемы, которых становилось все больше. Две из них внушали особенное беспокойство – нищета и болезни. Решив проблему нищеты Новым законом о бедных, Чедвик взялся за вторую губительную напасть городов Викторианской эпохи – эпидемические заболевания. В частности, он и его соратники-реформаторы озаботились такими бедствиями, как чахотка (туберкулез), холера, оспа, скарлатина и тиф (тогда этот диагноз ставили и при брюшном, и при сыпном тифе). Новый закон о бедных и санитарная реформа были правительственными инициативами, направленными на решение экономических и, соответственно, медицинских проблем, присущих городам Викторианской эпохи, обретших столь яркое воплощение благодаря Диккенсу и Генри Мэйхью, живописавших Лондон, и Фридриху Энгельсу с его Манчестером.

Однако же санитарная реформа и Новый закон о бедных представляли собой нечто большее, чем просто последовательные мероприятия по борьбе с антиобщественными явлениями в английских городах середины XIX в. В какой-то мере Новый закон о бедных и привел к санитарной реформе. С 1834 г. централизованная государственная машина, ориентированная на помощь нуждающимся, собрала исчерпывающие сведения о разрушительных последствиях, которыми оборачивались болезни в перенаселенных городах того времени с их дефицитом жилья и нищетой. Вышло так, что бюрократический механизм, приведенный в действие новым законом, стал механизмом протоколирования катастрофических условий городской жизни, которые требовали принятия неотложных мер. Готовя реформу законодательства о бедных, Чедвик провел исследования, что дало ему полное представление о здоровье и болезнях горожан. И не случайно именно он стал лидером сначала одного нововведения, а потом