Северная война - Андрей Бондаренко

Уверенно, короткими саженками, Егор подплыл к месту, где, как он помнил, женское тело плюхнулось в воду, и, размерено подгребая руками и ногами, устремился вниз по течению реки, время от времени ныряя с широко открытыми глазами и вертя при этом головой во все стороны. Невская вода, пронизываемая лучами яркого утреннего солнца, была неправдоподобно прозрачной (для жителя двадцать первого века), были видны даже мелкие камушки на дне, до которого было метра три с половиной…

«Вон она – нога в офицерском новеньком ботфорте! Выглядывает из-за большого гранитного камня! – азартно завопил внутренний голос, когда Егор уже миновал второй трофейный фрегат – „Астрил“. – Вперед, братец! Форвертс!»

Егор, извернувшись самым невообразимым образом, поднырнул под уродливый валун, вспугнув при этом здорового пятнистого налима («Килограмм на пятнадцать потянет!» – непроизвольно отметил внутренний голос), осторожно обхватил хрупкие плечи и, заработав – что было сил – босыми ногами, устремился к поверхности…

Вынырнув, он жадно наполнил свои легкие живительным речным воздухом, без промедления перевернул обмякшее женское тело на спину, подхватил одной рукой Луизу под мышки (как учили – в свое время) и, сильно загребая другой рукой, устремился к песчаной пологой косе, до которой оставалось всего-то метров двадцать.

Сзади раздались возбужденные громкие крики.

«Наверное, увидели, что я плыву уже не один, – мысленно предположил Егор. – Сейчас все они сюда бросятся, жалобно причитая и взахлеб предлагая бесполезные и бредовые советы…»

Он вынес безвольное тело Луизы на берег, «переломил» его через свое колено, несколько раз сильно хлопнул по узкой спине: должного эффекта не последовало. Тогда Егор положил молодую девушку спиной на желтый речной песок, уже слегка нагретый утренним солнцем, распахнул камзол, сильно рванул за ворот белоснежной рубахи – тут же во все стороны полетели светло-бежевые костяные пуговицы…

Алешка Бровкин, выбравшийся следом за ним на невскую косу, чуть не задохнулся от праведного возмущения:

– Что же ты творишь, Данилыч! Бога побойся…

– Молчать! – прикрикнул Егор, усаживаясь на бывшую герцогиню «верхом» и начиная активно перебрасывать ее руки из стороны в сторону – в соответствии с канонами классического «искусственного дыхания». – Леха!

– Что, Данилыч?

– Там сейчас по берегу – набегут всякие… Останови их, баранов… Пистолет, что ли, вырви у кого-нибудь из-за пояса… Пальни в воздух…

Судя по звукам, Бровкин дисциплинированно отправился выполнять полученную команду. Егор, пользуясь этим обстоятельством, тут же приступил к таким экзотическим процедурам – для последнего года семнадцатого века, – как дыхание «рот в рот» и «закрытый массаж сердца»…

Ничего не происходило, он ощущал, что женское тело, лежащее под ним, безысходно и окончательно – мертво. Минута, две, две с половиной: «махи руками», «рот в рот», «закрытый массаж сердца», «махи руками», «рот в рот»…

У него самого безудержно и противно закружилась голова, действительность перестала ощущаться чем-то цельным и непреложным: были слышны чьи-то «охи» и «ахи», удивленный и подозрительный шепоток…

Неожиданно, уже мысленно прощаясь навсегда с последними надеждами на благоприятный исход, он почувствовал, как женская тоненькая кисть, крепко зажатая в ладони его правой руки, чуть заметно задрожала, а его щеки коснулся след (именно что коснулся, именно что след!) легкого дыхания…

После еще одного полноценного «круга процедур» Егор вскочил на ноги, подхватил Луизу под мышки, опустился на одно колено, через другое еще раз «переломил» хрупкое и безвольное тело, еще раз сильно и размеренно похлопал по узкой спине. Водопады воды, безудержно рванувшиеся из женского рта, прозвучали победным гимном – человеческому упорству и упрямой настойчивости…

«Человек не побежден – пока его не победили! – с легкой отдышкой, но счастливо „улыбаясь“ при этом, сообщил внутренний голос. – Так нас учил великий и незабвенный Джек Лондон. А он был докой – в этих делах…»

– Подложите ей под голову что-нибудь мягкое, но не очень высокое! – отходя в сторону, посоветовал Егор. – Пусть минут пятнадцать—двадцать герцогиня полежит в полном покое, после этого дайте ей хлебнуть чего-нибудь горячительного. Пару-тройку глотков, не более…

Чуть пошатываясь, он отошел к ближайшему крупному прибрежному валуну, присел, замер, зажав ладони рук между коленей, неожиданно почувствовал, как на плечо опустилась чья-то тяжелая рука.

– Я это, Алексашка, я, не пугайся! – уважительно сообщил невидимый Петр. – Устал? Небось покурить хочешь, бродяга? Так возьми, покури! – Из-за Егорова плеча появилась дымящаяся голландская трубка.

Егор успел сделать всего-то две-три полновесные затяжки, когда за его спиной прозвучал вкрадчивый и неприятный вопрос:

– Данилыч, мил-дружок, а где ты выучился таким необычным штуковинам? В смысле – так ловко и умело оживлять утопленников? А? Только, охранитель, не надо мне петь прежние глупые песни: мол, цыгане – во время твоих скитаний детских – выучили тому. Может, все же правду поведаешь? Да, прав князь-кесарь: непростая ты штучка…

Не успел Егор даже сообразить, что надобно отвечать на этот непростой вопрос, как Алешкин голос – от речного берега – громко попросил:

– Господин генерал-майор, Луиза хочет поговорить с тобой! Подойди, уважь…

– Мин херц! – обернулся к царю Егор, возвращая курительную трубку. – Давай уже потом переговорим, лады? Девушка зовет… Хорошая такая девушка, правильная. Дозволь уж?

Глаза Луизы – огромные и молящие – смотрели пристально и просительно.

– Александр Данилович, нагнитесь, пожалуйста, ко мне! – велели запекшиеся, маленькие карминные губы.

Он послушно нагнулся, и тут же в его ухо ворвался взволнованный, умоляющий, дрожащий шепот:

– Сэр Александэр! Вы же все знаете, все умеете… Животом я сильно ударилась, когда упала в речную воду…

Больно очень! Что делать теперь? Я так хотела Алексу ребеночка родить! Так хотела… Получится ли теперь? Ваша жена, прекрасная Александра Ивановна, рассказывала мне, что у вас есть трубка волшебная, через которую вы все слышите, что происходит в женском животе… Молю, послушайте! Как там у меня? Жив ли ребеночек? Ему уже полтора месяца быть должно… Вам же это нетрудно будет? Я знаю, что эта трубка с вами! Видела ее, когда вы из своей седельной сумки доставали кисет с табаком…

«Никакая она не амазонка! Даже – и не записная авантюристка! – всерьез опечалился внутренний голос. – Обычная молоденькая девчонка: влюбленная, мечтательная, беспомощная, испуганная…»

Егор успокоил Луизу – как мог, пообещав в самое ближайшее время (когда будет возможность, то бишь – полное отсутствие посторонних глаз) воспользоваться волшебной силой своего необычного прибора.

«Санька моя – трепло кукурузное!» – твердо решил про себя Егор.

Он отозвал Алешку в сторону и подробно объяснил ему, демонстрируя свой самодельный стетоскоп, изготовленный года три с половиной назад из самого разного подручного материала: полого рога сайгака, чашечки от разбившейся фарфоровой курительной трубки и голландской деревянной пуговицы – с круглым отверстием посередине:

– Приставляешь чашечку от курительной трубки к самому низу голого живота твоей трепетной Луизы, к пуговице подносишь свое ухо, делаешь вид, что внимательно слушаешь. Потом уверенно и бодро докладываешь, что, мол, слышал биение двух сердец, мол, все нормально, и будущий ребенок чувствует себя просто замечательно… Понял?

– Понял! – неуверенно и виновато улыбнулся маркиз Алешка, а через малое время тихонько спросил: – Александр Данилович, сэр Александэр, а если я и вправду услышу несколько сердец?

– Может, и услышишь. Только месяцев через шесть-семь, уже перед самыми родами. Ты, братец, слушай почаще да успокаивай регулярно Луизу. Тут главное, чтобы она крепко поверила, что все хорошо. Тогда оно и сладится – в конечном итоге…

С северо-восточной стороны раздалась бойкая ружейная пальба, к которой тут же присоединились отголоски дружных пушечных залпов, одновременно ожила и западная артиллерия, отвечающая за безопасность Ниеншанца с невской стороны.

– Все! Быстро уходим в крепость! – громко скомандовал Егор. – Так, рыбацкие лодки тоже надо занести внутрь, пригодятся! Закончились шутки всяческие…

Бедную Луизу – в сопровождении верного и преданного Алешки – разместили в просторной, ныне пустующей землянке, предназначенной (еще шведами) для зимнего хранения засоленных грибов – будущего осеннего урожая. Странно, но наследники славы варяжской потребляли грибы только в соленом виде… Пустые бочки и бочонки были задействованы в качестве кроватных ножек. На них сверху уложили толстые дубовые кряжи, на кряжи прибили – на скорую руку – сосновые доски, на доски положили пучки высушенных лекарственных трав, на травы – свежие еловые лапы, на еловые лапы – лосиные шкуры – в два слоя, на лосиные шкуры – кусок льняной ткани, на белый лен – приболевшую беременную девицу… Уф!