Вернуть Онегина. Роман в трех частях - Александр Солин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты мне что-то не договариваешь, мать! – подозрительно глянул он на нее. – Ну-ка, расскажи еще раз!»
Дивясь его проницательности, она снова повторила свой рассказ, и снова вышло, что этот самый Клим, а с ним еще двое, приехали, покрутились, спросили, чем они здесь занимаются, и ушли, не попрощавшись.
«Ничего не пойму! – морщил Алик лоб. – Он что, даже долю не назвал?»
«Ничего такого не сказал! Сказал – хватит на первый раз. Наверное, во второй раз скажет!» – простодушно предположила Алла Сергеевна.
«Ну, ну! – глянул на нее Алик. – Слушай, а может, он чего заказать хотел?»
«А ведь это идея! – обрадовалась она про себя. – Надо ему что-нибудь сшить! Рубашку, например! Иначе Алик не отвяжется!»
«Вот, вот! – воскликнула она. – Наверное, для этого и приезжал, да не решился!»
«Хм, не решился! – усмехнулся Алик. – Ну, ладно, держи меня в курсе!» – велел он и исчез в историческом водовороте.
Через две недели Клим позвонил ей домой. Культурно и недолго с ней говорил и предложил с ним завтра пообедать. Что, когда, где, как – засуетилась она, но он сказал, что заедет за ней в ателье в середине дня и отвезет, куда надо.
Все следующее утро она посвятила внешнему облику и к двенадцати часам явилась на работу в шикарном деловом образе – строгом, иссиня-черном облегающем платье с умеренным квадратным вырезом, приталенном сером пиджаке до бедер и со схваченными на затылке черепаховой заколкой волосами. Сашкин кулон, который она, поколебавшись, оставила за его аквамариновый подголосок платью, и бриллиантовые сережки завершали деловой образ кокетливым многоточием. Неумеренное розовое волнение красило ее и делало рассеянной. Никто и никогда еще в Москве не приглашал ее обедать, и то, что первым это сделал командир местных бандитов, а не знаменитый киноартист, значения события не снижало.
В два часа в дверь позвонили. Она открыла и увидела на крыльце моложавого седоватого мужчину с рублеными чертами лица цвета обиженного красного мрамора, который пронзил ее подозрительным взглядом и спросил с вежливой натугой:
«Здравствуйте! Вы – Алла Сергеевна?»
«Да, я! Здравствуйте!» – ответила она.
«Клим ждет вас»
Это и был тот самый Маркуша – пожизненный друг Клима, его телохранитель и душеприказчик, Эверест верности, той беззаветной верности, что отказав во взаимности инстинкту самосохранения, встречается только в их отверженном сообществе. Он довел ее до машины, открыл заднюю дверь, и она вдохновенно и дерзко плюхнулась на сидение рядом с Климом.
«Здрасте!» – легкомысленно и беспечно кинула она ему, как старинному другу семьи.
Сам Маркуша занял место рядом с водителем и за всю дорогу не проронил ни слова.
Пока ехали, Клим негромко поведал, что он родился и проживает в этом восточном районе Москвы. Здесь у него друзья и дела – большие друзья и большие дела. Ехали недолго, и он успел сообщить лишь самое главное.
Небольшой, отделанный деревом ресторан в окрестностях Измайловского парка встретил их пустым почтительным залом. Тихий безликий человек принял у нее пальто. Она достала из пакета туфли на высоких каблуках, переобулась и выжидательно встала перед Климом. Он молча оглядел ее, одобрительно улыбнулся и повел в зал. Сам он был в дорогом темно-сером (шерстяном – сразу определила она) костюме и гладкой, шелковой, цвета горького шоколада рубашке. Грудь его делил надвое узкий, светло-серый, в косую бордовую полоску галстук. Они устроились в глубине зала, Маркуша с водителем у окна. Им подали меню, и она, смущаясь, выбрала самые недорогие блюда. Клим улыбнулся и сказал человеку: «Давай, как обычно…»
Пока официанты медлили, она украдкой изучала лицо своего спутника. Грубоватые, деформированные черты не красили его, но, безусловно, делали мужественным. Кроме того, в спокойном, сдержанном, умном выражении было нечто такое, что она иначе как достоинством не назвала бы. Во всяком случае, именно таким представлялось ей достоинство. Неожиданно ей пришло на ум, что, наверное, таким же израненным и благородным было лицо мужа Татьяны Лариной. Поймав его взгляд, она обнаружила там потаенную тяжесть, которой он мог придавить всякого, кто осмелился бы ему перечить. Интересно, сколько ему лет? Сорок? Сорок пять? Больше?
Принесли красное вино и закуски. Клим поднял бокал и внушительно сказал:
«За встречу, Алла Сергеевна, и за знакомство. Рад, что у моего старого друга такая прекрасная и правильная дочь…»
Она пригубила и отставила бокал. То же самое сделал и он.
«Вот что я хотел бы сразу сказать, – неожиданно начал Клим проникновенным голосом. – Ты, наверное, удивляешься, с чего это я такой внимательный к тебе. Не удивляйся: на зоне твой отец спас мне жизнь, и я по гроб ему обязан. Я так понимаю, ты не знаешь, что… его уже нет. Извини! – обронил он, заметив, как распахнулись ее глаза. – Извини…»
Участливо глядя на нее, он выдержал паузу и продолжил:
«Вчера, когда я спросил тебя про отца, я хотел знать, что тебе о нем известно. Вижу, ничего не известно. Скажу так: твой отец был хороший человек и настоящий друг, и если я теперь не могу отблагодарить его самого, то должен помочь его дочери. Кстати, посмотри-ка вот на это…»
И он достал из кармана и протянул ей фотографию. На ней раскрытой книгой, расправленные половинки которой скрепляли взаимно вскинутые на плечи руки, смотрели в объектив Клим и тот человек, что жил с ними почти шестнадцать лет назад.
«Да, это мой отец» – возвращая фотографию, подтвердила она с чистой совестью. Судя по всему, Клим намеренно показал ее, чтобы, так сказать, удостовериться окончательно. Что ж, удостоверилась и она.
«Он был у меня в восемьдесят первом. С тех пор я его больше не видел» – добавил Клим.
«Когда он вернулся из тюрьмы, я была сопливой девчонкой, и он мне показался злым и неприятным…» – глядя Климу в глаза, сказала она.
«Что ж, тюрьма – не курорт, – невозмутимо ответил Клим. – И все же, если захочешь, я тебе о нем когда-нибудь расскажу».
«Обязательно, только не сегодня» – торопливо согласилась Алла Сергеевна.
«Ну, тогда расскажи о себе!» – попросил, словно повелел Клим.
И она, перебивая свой рассказ сосредоточенными паузами, поведала ему избранные места своей биографии, но поскольку они составляли лишь малую и рафинированную ее часть, Клим принялся ее редактировать:
«Ты замужем?»
«Нет»
«Была?»
«Нет»
«Почему?»
«Что – почему?»
«Почему такая красавица и умница не замужем?»
«Наверное, потому что умница!» – улыбнулась она.
«Дети?..»
«Нет»
«Парень есть?»
«Нет!» – не моргнув взглядом, солгала она. Хотя, почему солгала: ведь парень – это холостой любовник, а Сашка таковым не был.
Клим протяжно на нее посмотрел, поднял бокал и сказал:
«Давай выпьем за твое личное счастье, потому что оно у тебя обязательно будет!»
«Скажи мне, Алла, – откинувшись в кресле после кофе, обратился он к ней. – Какая на сегодня твоя самая главная проблема?»
«Прописка!» – не задумываясь, ответила она.
Он не стал интересоваться подробностями, а тут же спросил:
«Паспорт с собой?»
Она потянулась к сумочке и достала паспорт. Он, не глядя, сунул его себе в карман и сказал:
«Через три дня получишь обратно. Если за это время будут проблемы – позвони мне…»
Алла Сергеевна в буквальном смысле раскрыла рот.
«Еще какие проблемы?» – продолжил Клим.
Алла Сергеевна подумала и сказала:
«Мой компаньон говорит, что на нас могут наехать…»
«Считай, что уже наехали… – улыбнулся Клим. – Кстати, а ты не хочешь избавиться от своего компаньона?»
«Как? Зачем?» – всполошилась Алла Сергеевна.
«На всякий случай. Как говорит мой друг Маркуша: «Где евреи – там беда…»
«Нет, нет, не надо! – заволновалась она. – Он хороший человек, он мне очень помог, без него бы я никогда не устроилась в Москве, и у меня бы не было ателье! Прошу вас, не надо!»
«Ну, хорошо, хорошо, как скажешь! – успокоил он, уловив в ее глазах и голосе испуг. – Что-нибудь еще? Не стесняйся!»
«Нет, нет, теперь все нормально! – заторопилась она. – А, нет, вот еще что: мой компаньон… ну, Алик… беспокоится из-за вашего визита, не понимает, в чем тут дело, ведь я ему не сказала про вас и отца… ну, вы понимаете… А чтобы он отстал, я сказала, что вы хотели у нас что-нибудь заказать… Можно, я сошью вам рубашку?»
Клим расхохотался удивительно мягким, глубоким смехом:
«Ай да Алла, ай да умница! – с веселым одобрением смотрел он на нее. – Конечно, можно! Сам заеду и всех своих заставлю у тебя шить!»
«Нет, нет, не думайте, я не ради денег, я – бесплатно! Только мне нужно снять мерку…»
«И я не ради денег, – вдруг разом успокоился Клим и деловито добавил:
– Вот и посмотрим, на что ты годишься…»
Через три дня Маркуша привез паспорт и впервые ей улыбнулся. Проводив его, она уединилась в кабинете и с трепетом открыла документ: два новых штампа гласили, что, во-первых, она выписана с прежнего места жительства, а, во-вторых, прописана в городе Москва в доме номер восемьдесят по Первомайской улице, где ее при желании можно найти в квартире сто пятьдесят шесть.
