Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни - Николай Ямской

Обстановка и нравы, которые царили в заведениях, подобных «Ташкенту» или «Гробикам», ресторанные уже мало напоминали. Они скорее были ближе к пивным.

Но это уже тема особого разговора. Вот прямо в следующей главе о том и поговорим.

Глава 7

«Кто к нам с пивом придет, тот за водкой и побежит!»

Вообще-то князь Александр Невский говорил по-другому: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!» И адресовалось это иноземным супостатам в XIII столетии.

Однако привычка потреблять водку с прицепом под минимум закуски родилась все же в нашей родной стороне. И чисто институционально утвердилась главным образом в стенах одного учреждения — пивной.

Свою массовость «прицеп» в пивных стал набирать с середины 1920-х годов. А на рубеже 1960-х данная технология распространилась и на срочно придуманные властями рюмочные. Однако на характере самой процедуры, десятилетиями остававшейся неизменной, это никак не отразилось. Нюансы сохранялись лишь в увертюре. В пивных предпочитали сразу «поставить на старт» кило раков помордастей и отсосать по пять кружочек пива. А в рюмочных чинно начинали разгон со ста пятидесяти чего-нибудь эдакого в духе «Имени Трудового Красненького». Зато дальнейшее дружно катилось по общей колее. И по содержанию легко сводилось к паре негласных, но ревностно соблюдаемых завсегдатаями правил типа «Пиво без водки — деньги на ветер!».

Или еще изящнее: «Закуска градус крадет!»

Вспоминать и описывать, как эти заповеди конкретно реализовывались в каждом отдельно взятом пивном заведении и в ту или иную пору, как это мы до сих пор делали, — никакой книги не хватит. То же самое — с их описанием. Поэтому наше дальнейшее путешествие придется вести по обзорному типу, упоминая самые популярные и в сугубо хронологическом порядке.

Набор для «остекленевших», или Пивная молодость Страны Советов

«Пиво продается в холодном и теплом виде с роскошной бесплатной закуской». Так в одном из газетных объявлений 1922 года рекламировала себя пивная в доме № 1 по Большому Сухаревскому переулку — одному из тех, что сбегает по Сретенскому холму к долине убранной в трубу речки Неглинки.

Клюнуть на такую зазывалку мог только тот, кто никогда не ведал, что такое хороший ресторан, ибо не имел к тому не только средств, но даже потребности. А также те, кто, может быть, и ведал. Но в социальном плане повторял своей судьбой движение Большого Сухаревского. То есть сверху вниз.

Потому что на самом деле заведения подобного рода являлись прямыми наследниками царских кабаков, где все — и питие и закуска — были как минимум сомнительны.

О максимуме даже говорить не хочется. И поэтому те, кто расположен к гастрономическим изыскам, может ностальгически вернуться к ресторанам или смело перескочить прямо в следующую главу.

Остальным же напомним: иначе и быть не могло.

Этой пагубной привычке — цедить некую пивную муть, да еще и с «присадкой» в виде подлитой в кружку паленой водки, — секретно-директивно посодействовала сама советская власть.

Специально рекомендую недоверчивым правдолюбам и стойким необольшевикам заглянуть в стенограмму заседания Совета народных комиссаров от 1921 года. Там товарищ Ленин прямо заявил: «Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно (это уже доказано) и должно делать из торфа. Надо это производство из торфа развить».

Сказано — сделано. Маниакально экономя на соблюдении элементарных технологических норм и очистке, советские винзаводы принялись гнать «сивуху» из чего ни попадя — хоть из торфа, хоть из опилок. И так вплоть до времен, когда ее массовый потребитель голосом Владимира Семеновича Высоцкого запел:

Мои друзья хоть не в болонии,Зато не тащат из семьи!А гадость пьют из экономии,Хоть поутру, да на свои…Новация товарища Сталина

Для чего все это зверство было нужно, пояснил лучший ленинский ученик товарищ Сталин. Правда, сказать это в глаза собственным пролетариям он посчитал нецелесообразным. Зато в беседе с членами иностранных рабочих организаций в 1927 году с гордостью первооткрывателя пояснил: «Нам было необходимо ввести водочную монополию для того, чтобы заполучить необходимые оборотные средства для развития отечественной индустрии».

На самом деле никакого «пороха» большевистские вожди не изобретали. А цинично воспользовались опытом «проклятого царизма», при котором выкачанные из народа «пьяные деньги» составляли весьма существенную часть государственного бюджета. Дешевую низкосортную водку тоже не они первыми пустили в торговый оборот. Данное изобретение существовало на Руси еще со времен Петра I (тогда ее иронически называли «царской мадерой»). Зато именно советская власть поставила на невиданно ранее широкий поток выпуск суррогатной водки. Чем, собственно, и порадела противоестественному соединению ее с другими, примерно таких же сомнительных «достоинств» напитками в самых доступных для простого народа общепитовских точках — пивных.

Кстати, даже в этом новая власть оказалась всего лишь преемницей старой. Там роль самой массовой «дойной коровы» для казны отводилась уже вышеупомянутым кабакам. В Москве их бурный рост начался на стыке XVI–XVII веков во времена предприимчивого царя Бориса Годунова. Именно оттуда пошел и широко разбежался по всей Первопрестольной целый «выводок» непритязательных заведений с присвоенными народом красноречивыми названиями: «Облупа», «Ленивка», «Заверняйка», «Девкины бани»…

В советское время их наследницами стали пивные, которые как грибы после дождя впервые густо высыпали в начале 1920-х — пору всесоюзного оживления хозяйственноэкономической жизни. Большинство из них иначе как «пивнушки» в обиходе не звали. И тут — вне зависимости от того, были ли они частными или моссельпромовскими (кооперативными), находились ли на рабочей окраине или в самом центре, — сходство с царскими кабаками было почти полным. Такая же теснота, немудрящий ассортимент и вопиющая антисанитария проникали даже в те заведения, которые вроде бы считались приличными.

В отличие от безымянной, живущей в основном под кличками пивной мелочи, с вывесок «приличных» пивняков назойливо лезли в глаза собственные названия. Причем частенько с претензией на благопристойность: например, «Арбатский уголок» или «Белый лебедь». Об одном из таких визитов в «Уголок» есть в записках у Олеши. Завалились они тогда туда целой компанией, в дружные ряды которой вместе с бывшими одесситами — сотрудниками четвертой (юмористической) полосы газеты «Гудок» Валентином Катаевым, Ильей Ильфом и Евгением Петровым — затесался поэт Николай Асеев. Он-то, похоже, и оказался главным «закоперщиком». Потому что, вспоминая через много лет этот «пивной поход», Олеша писал: «Асеев, тогда, разумеется, молодой, но с тем же серым лицом, все предлагал заказать целый ящик пива. Причем не ради того, чтобы побольше выпить, а только из желания позабавиться — тащат ящик, ставят у ног!»

В отличие от «Арбатского» в других «уголках» «забавы» были покруче. Особо этим отличалась довольно невзрачная пивная на Трубной площади, которая по чьей-то злой иронии присвоила себе имя Всероссийского общества «Трезвость». По Москве ходила молва, что самым трезвым там бывал не очень пьяный Сергей Есенин. Облюбовав одно время эту пивнушку, он частенько забредал туда со своим верным подражателем, полудеревенским рифмоплетом Яшей Овчаренко, который подписывал свои доморощенные вирши чрезвычайно подходящим ему псевдонимом Иван Приблудный. Изрядно отведав убойного коктейля из пива и водки, Есенин запускал в своего верного последователя опорожненной кружкой. И, вскарабкавшись на стол, начинал, умываясь слезами, читать свои напевные стихи о загубленной городом жизни.

Кто из остальных посетителей ему внимал — большой вопрос. Ибо почти все были, что называется, «ни петь, ни рисовать».

Публике иной «кондиции» там, по существу, взяться было неоткуда. Вполне официальная статистика той поры свидетельствовала, что в крупных заведениях типа «Красной Баварии», что располагалась на Рождественке, буквально в двух шагах от парадного входа в респектабельный «Савой», средний пивной оборот в сутки составлял до ста ведер пива. Или, как прикинул один специалист, примерно четверть ведра на каждого посетителя, среди которых частенько встречались не только женщины, но даже дети. Сколько при этом в кружки добавлялось водки или чем закусывали — никто не подсчитывал. Да и к чему затрудняться, если вся разовая арифметика вмещалась в краткую народную присказку: «Пара пива, четверть водки, а на закусь — хвост селедки». Не случайно же про ту же «Красную Баварию» — самую, пожалуй, посещаемую в Москве 1920-х пивную точку — в народе ходила частушка с язвительным припевом: «Красная Бавария» — все для пролетария».