Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни - Николай Ямской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним, можно сказать, движением судьба соединила две личности, двух уникальных мастеров своего дела, на долгие годы превративших Дом актера в самый популярный столичный профессиональный клуб, попасть на мероприятия которого или посидеть в его знаменитом ресторане стремились не только деятели театра, но и поклонники всех без исключения муз.
А всё, не в последнюю очередь, из-за атмосферы удивительной доброты, даже домашности, которой им, видимо, не очень-то хватало в собственных творческих домах.
И конечно, ради гастрономических радостей, по части организации которых уж кто-кто, а легендарный Розенталь был в Москве конечно же вне конкуренции.
О тех, кто еще помнил «порционные судачки»Не будем утверждать, что появление Бороды за штурвалом корабля под названием «ресторан ВТО» сразу же украсило столы этого заведения кулинарными хитами из булгаковского романа. Но, как говорил один популярный литературный персонаж, «лед тронулся».
Названия в меню, правда, как были, так по большей части и остались по-советски кондово-незатейливыми. Однако и под этими утвержденными у руководства общепита названиями все же скрывалось нечто такое, что по вкусу весьма напоминало неподражаемые грибоедовские «порционные судачки» и прочие «яйца-кокот с шампиньоновым пюре в чашечках».
Косвенным тому подтверждением стала массовая передислокация былой розенталевской клиентуры на новое место его службы. В первых рядах, естественно, оказались самые старые и верные поклонники. Некоторые, вроде Леонида Утесова, последовали за Бородой из Старопименовского подвала и Жургаза. А Михаил Булгаков и Юрий Олеша аж из «Дома Герцена».
Этих двоих Яков Дмитриевич принимал у себя с особым пиететом и даже теплотой, стараясь, насколько возможно, если не снять, то хотя бы немного смягчить то стрессовое состояние, в которое обоих загнала нелегкая писательская судьба и неутомимая в гонениях власть.
Прямой русский путьХуже всех было Олеше. К концу 1930-х его, познавшего всесоюзную читательскую славу художника, по существу, вытеснили из творчества. На душе было еще хуже. Видимо, он сам себе не мог простить выступления на первом писательском съезде. Ибо уже тогда где-то понимал, что над всей их писательской братией проводят насильственную коллективизацию. Но все же не избежал того, чтобы, взойдя на трибуну, в витиеватой форме подтвердить необходимость ассимиляции с режимом. Теперь он со многими тогдашними коллегами не поддерживал отношения. Разошелся даже с самым близким когда-то другом Валентином Катаевым. И делил свое душевное одиночество со случайными компаниями в «Национале». Или забредал в ресторан ВТО «отогреться» у Бороды.
А если уж называть вещи своими именами, пил. Зачем? В конце жизни он сам себе ответил так: «Я пил потому, что не знал, что делать в промежутках».
Все-таки правильно кто-то из умных людей сказал, что пьянство — самый распространенный, самый прямой русский путь, даже если идешь от кабака к кабаку зигзагами.
«Долой заряд нетворческого зла!»Булгаков, хотя очень устал и чувствовал себя неважно, работал в те дни почти без промежутков. Работа над романом о Мастере и Маргарите выходила на финишную прямую. Свободное время старался проводить в дружеском кругу. Иногда с женой и друзьями отправлялся в ВТО на улицу Горького, 16, где его всегда были рады видеть и Эскин, и «старина Розенталь». Первый заманивал Михаила Афанасьевича приглашениями на просмотры заграничных фильмов. А Борода потчевал такой вкуснятиной, что просто трудно было удержаться. К сожалению, иногда все портило общение с коллегами по писательскому цеху. Совершенно не случайно от одного из таких визитов 25 марта 1939 года в дневнике Елены Сергеевны осталась такая запись: «Вчера пошли вечером в Клуб актера на Тверской… Все было хорошо, за исключением финала. Пьяный Катаев сел, никем не прошенный, к столу, Пете сказал, что он написал барахло, а не декорации, Грише Конскому — что он плохой актер, хотя никогда его не видел на сцене и, может быть, даже в жизни. Наконец все так обозлились на него, что у всех явилось желание ударить его, но вдруг Миша тихо и серьезно ему сказал: вы бездарный драматург, от этого всем завидуете и злитесь. «Валя, вы жопа». Катаев ушел мрачный, не прощаясь».
Мастер провожает МастераЧерез семь месяцев Булгакову поставили страшный диагноз — гипертонический нефросклероз. В прошлом врач, Михаил Афанасьевич знал, что его болезнь неизлечима. На следующий год Булгакова не стало.
И снова, совсем не на страницах самого известного, самого ныне читаемого романа, который Мастер все-таки успел дописать, а на его похоронах в кругу пришедших с ним попрощаться родных и близких появился человек, поразительно смахивающий на заметно постаревшего Арчибальда Арчибальдовича. Ибо опять каждый бросивший в его сторону взгляд невольно отмечал и несколько погрузневшую с годами, но все ту же корсиканскую стать. И конечно же окладистую бороду клином до пояса — правда, уже не сплошь цвета воронова крыла, а с обильной проседью.
Да, это был он — уже давно, широко и даже легендарно известный всей артистической, писательской, журналистской и прочей публике директор ресторана ВТО — Яков Данилович Розенталь.
Процедура запоздалого опознанияНа этот раз его миссия была печальной. Он пришел проводить в последний путь очень дорогого для себя человека. О том, что сам он прототип весьма характерного героя в «Мастере и Маргарите» и в этом качестве его уже обессмертил Булгаков, Борода так, скорее всего, никогда и не узнал. Да и не мог знать, что бы там ни говорили по данному поводу многие — как правило, «лично знавшие» и «с первого взгляда опознававшие» в нем фактурного распорядителя «Дома Грибоедова». Поскольку ушел Яков Данилович из жизни за год до того, как самый первый, так называемый журнальный вариант «Мастера и Маргариты» наконец-то увидел свет.
Только тогда, открыв для себя это великое произведение, все те, кто действительно воочию видел Бороду, — уже задним числом — получили возможность сличать его с Арчибальдом Арчибальдовичем. А заодно и обнаруживать в мифическом «Доме Грибоедова» реальные черты мест когда-то самых известных в Москве творческих тусовок.
Возвращение праздникаВпрочем, вернемся в ту пору, когда до этих открытий еще было без малого три десятка лет. В июне 1941 года мирная жизнь кончилась. Началась война. Антракт в Доме актера практически затянулся до ее конца. Все это время Розенталь находился в эвакуации, заведовал столовой в Томске, потом в 1943 году и до самой Победы кормил мхатовцев, затем начальствовал в отделе рабочего снабжения (ОРСе) того же МХАТа.
Между тем после войны жизнь в Доме актера снова забурлила. «Премьеры кинофильмов, творческие вечера, капустники, встречи Нового года… — вспоминал в своих записках актер Г. Бахтаров. — Записаться на них было очень трудно — для этого надо было иметь личные связи. Пользуясь ими и приязнью директора Дома актера Александра Эскина, я тоже несколько раз участвовал в этих новогодних праздниках. Это было всегда весело: подарки, игры, фанты, танцы, капустники, между закусками и вторым блюдом — концерт, затем десерт, мороженое, и так до шести утра…»
«Вырезка лома актера». Версия № 1В 1948 году в ресторан Дома актера вернулся его первый директор. И снова по Москве понеслась слава о Бороде, о котором тот же Бахтаров, обращаясь к тем дням, вспоминал: «Яков Данилыч мог организовать вырезку с кровью, она называлась «вырезка Дома актера» с жареной картошкой пай. Это было божественное блюдо, тающее во рту. Появлялись и копченые угри, и грибочки. Причем все это относительно дешево. Там можно было пообедать за рубль, а если оказывался еще и полтинник, то взять и рюмку водки». После этих слов снова вспомнились ранее приведенные слова более молодого коллеги Бахтарова — актера театра и кино Евгения Стеблова об особой ценовой доступности всего того, что можно было заказать, сидя за столиком в ВТО. Сейчас молодой актер вряд ли со своей зарплаты сможет оплатить обед в заведении подобного класса. А тогда — пожалуйста!
А ведь сколько интересного было в этом местечке помимо расценок и еды!
Привет тебе, родной «гадючник»!Сам я впервые проник в этот ресторан в 1963 году. Хотя первоначальной целью был совсем не он. А одна из тех, тогда транслируемых на всю страну по ТВ «Театральных встреч», в которых участвовали маститые Леонид Утесов, Ростислав Плятт, Рина Зеленая и другие сценические звезды, а вели совсем еще юные Александр Ширвиндт с Михаилом Державиным. Напомню мимоходом, что знаменитая, найденная ироничным Ширвиндтом маска неулыбающегося конферансье с все понимающим и потому немного грустным взглядом тоже родилась на подмостках старого Дома актера.
