Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин

Потом Первый дзанни мира пригласил меня отужинать в ресторане «Лунный» гостиницы «Космос». Предложение с благодарностью было принято, и вечер, который подарил мне его величество Случай, состоялся. Этого вечера я никогда не забуду, хотя описать не берусь. Скажу только, что посчастливилось познакомиться и провести несколько часов с людьми необыкновенными!

Потом был бар, бесконечные (и удивительно содержательные для выпивающих людей) разговоры.

Мой новый друг, сотрудник общества «Италия-СССР» по имени Мауро клялся, что в 1988 году я обязательно буду в Италии, и мы поднимали тост за будущую встречу. Одним словом, дома я был около 3-х ночи, счастливый и печальный и все вместе.

Прошло несколько дней, они уже улетели в свой Милан. Вспоминается все как сон, как видение. Было ли? Только автограф с рисунком архангела в моей дипломной работе, сделанный Дарио Фо, подтверждает: было.

13 октября 1987 г., Москва

С 10 числа живем с Мишей Апарцевым на улице Немировича-Данченко в старом мхатовском доме (эту квартиру получил Боря Щербаков, но пока пустил нас пожить до окончания ремонта). Повезло несказанно. А сейчас Мишка улетел в Одессу доставлять спектакль, а я тут вообще один. Прекрасно! Иду в институт мимо квартиры-музея Немировича (в этом же подъезде на 5 этаже), по улице его же имени, пересекаю Горького и дальше по улице Станиславского К. С., через двор его дома-музея, по Собиновскому переулку к ГИТИСу… О чем еще мечтать.

С сегодняшнего дня перешли репетировать в театр. Там ремонт подходит к концу. Но дел еще много. А. А. работает тяжело, будто мешки таскает. Нельзя сказать, что он восстанавливает спектакль, да он и не умеет этого делать в общетеатральном смысле. Идет, как в первый раз, но берет сразу на всю глубину. Чувствую (не только по себе), что мы не выдерживаем напряжения, курс никнет, устает…

Утром час с нами занимается Гена Абрамов (Геннадий Михайлович, режиссер-балетмейстер, педагог. Создатель Класса экспрессивной пластики.), и потом, практически с 12–13 до 22–23 А. А. впрягается в тяжелейший хомут устного анализа, разбора… назови это как хочешь, все равно будет не то. А то, т. е. его работу, невозможно назвать привычным термином, знакомым театральным словом. Так и хочется сказать — рудокоп, чернорабочий… Это больше подходит к тому, что и как он делает. Тяжелейшее физическое напряжение, натяжение мысли, духа, интеллектуальной атмосферы — предельное… Пьеса — нечто тяжелое, материальное — густой бетон в ковше, и он руками буквально разгребает всю эту тяжесть, перетирает до мельчайших песчинок всю массу. Наблюдать-то за ним — и то тяжело, а быть помощником…

15 октября 1987 г., Москва

Весь план работы перекроился. Премьеру с 24-го перенесли на 28-е. Репетиции тяжелые, все сыпется. Прогнали 23-го на небольшое количество приглашенных. Сыграли ужасно, А. А. был просто черный весь. Застал его в костюмерной во время 2-го акта, он был один, стоял, подняв руки к глазам, я думал — плачет.

С 11.00 у нас танец (Г. Абрамов). А. А. начинает в 12.00, часа в 3 дня с минутами, а то и в 4, отпускает на обед, и с б вечера работает, пока работается, ну уж не меньше чем до 12, иногда до часу, иногда до 2.

Сегодня пошел 1-й акт. Кажется, ничего не изменилось, но как А. А. посветлел. Вечером был просто приличный прогон.

Во время перерыва была чудная импровизация: Рустам играл Директора на татарском, Гриша Гладий Отца на русском и Реэт Паавель Падчерицу на эстонском. Потрясающе! Театр наций! Такое сильное впечатление, хохотали до слез.

Ничего не писал — некогда. Сутками пропадал в театре. День за днем, спектакль за спектаклем — лица, лица, знакомые, незнакомые, русская речь, иностранная речь… люди, встречи… разве опишешь, зафиксируешь каждый шаг. Иногда вообще начинает казаться ненужной и бессмысленной затея с дневником… к чему? зачем? кому? Никому это не нужно, кроме тебя самого. Не хочешь — брось, не пиши! Брось! Никому ведь действительно не нужно. Эти жалкие каракули ни про что.

Играли с 28-го каждый день, кроме 1, 2, 7, 8,12,13. В эти дни репетировали и делали еще много разных дел. Спектакль шел по восходящей. Особенно сильной была серия после 8-го, точнее, 10-го и 11-го, самый сильный, пожалуй, 16-го (это когда во 2-м акте стоял стон. Зельдин на руках Каляканову носил. Классный был спектакль, вершина).

О последней серии (после 13-го) можно, пожалуй, говорить всерьез.

18-го сыграли утром и вечером.

Защита диплома — 12-го. Председатель госкомиссии — Е. Симонов. Хороший человек, очень понравился мне. Что поделаешь, ну, не сумел стать режиссером Вахтанговского театра. В этом никто ничего не понимает, ей-богу, никто — ничего. Это судьба, высшее что-то, не нашего ума дело… как все складывается.

А вот культура, образование, диапазон человеческий — каждый сам за себя! Поди-ка наживи, если нет. Спектакли ставить? Кто знает, может, Вахтанговский театр умер еще до него, может, он с трупом работал, может, он вместе с ним давно умер и все только делали вид, что есть такой театр. У нас это ничего не стоит — делать вид, что есть… что там театр, проще пареной репы… Так вот, хороший он парень, замечательный. Спасибо.

С Божией помощью защитился. Получил свой красный диплом. 19-го — банкет — «Минск», догуливали в театре до утра.

20-го улетел в Омск. Дом, дом!!! Больше всего на свете люблю дом. Хотел бы быть писателем, чтобы работать только дома.

25 октября 1987 г.

Перевели на должность режиссера-постановщика (приказ с 1 декабря). Оклад 200 рублей. Репетировать начали только 4-го (вместо 1-го по плану) из-за неразберихи по отпечатке ролей. Урок! И уже не первый (плохо учусь): все — сам. Только так — все сам! Вплоть до распечатки ролей! Потеря своих двух дней. Но… кажется, потеряю еще больше. Ф.Г. решил еще репетировать «Детей Арбата». Наши сроки (Цеховала и мои), очевидно, сдвинутся. Сегодня вдруг по пути на утреннюю репетицию накрыло такое состояние… эйфории… вдруг почувствовал — свободен! Ничего не «висит», ничего не подталкивает, не угрожает… спешить на надо… Нет никакой сессии впереди, никаких экзаменов! Хорошее состояние. Приятное.

А… ведь это грустно… грустно…

2 декабря слушали литургию Рахманинова (московского камерного хора Минина) у нас в органном зале. Потрясение невероятной силы! Невероятной! Просто ком к горлу…

Владыка присутствовал с духовными лицами. Минин и владыка обнимались. Слово — обращение. Все просветленные. Отечество.

6 декабря 1987 г., Омск

1988

С Новым годом!