Витязь на распутье - Валерий Елманов

Дал его Дмитрий довольно-таки легко, но я уже знал цену его обещаниям, поэтому принял дополнительные меры, чтобы подстраховаться. Откровенно потребовав более весомых гарантий с его стороны, я предложил подождать до полуночи, когда он сможет дать мне настоящую клятву, несоблюдение которой будет чревато для государя.

– Сызнова ворожить учнешь? – весело оживился он, еще не подозревая, что именно я от него потребую.

– Сызнова, – сурово подтвердил я, но в ответ на его дальнейшие расспросы не стал ничего пояснять, заметив, что все в свой черед, а едва мои куранты отыграли двенадцать, устроил ему целую церемонию с надрезом его пальца и орошением кровью того самого… кхе-кхе… органа, который два с половиной месяца назад расплавил.

Посчитав, что он может мне еще понадобиться, я распорядился, чтобы Куколь вновь вылепил мне по возможности точно такой же, как по цвету, так и по размерам. Вот над ним-то Дмитрий и произнес свою торжественную клятву.

Чтобы он еще больше проникся ответственностью за ее выполнение, я пояснил царю, что тогда, летом, мое колдовство происходило в ночь праздника, посвященного Макоше. Она же хоть и является богиней Земли, но все равно, будучи женщиной, питает слабость к пригожим мужчинам, а потому у меня была возможность упросить ее все отменить. Сегодня же, в ночь, которая посвящена Нияну, властителю славянского ада, судье мертвых и повелителю мучений, строго относящемуся ко всем клятвопреступникам, дороги назад не будет, так что, если государь нарушит свое слово, пусть пеняет на себя.

Услышав это, тот поначалу отдернул было протянутый мне палец. Я презрительно усмехнулся. Дмитрий покраснел, набычился и после недолгого колебания решительно подставил его под мой нож.

Признаться, даже с учетом всего этого у меня не было полной уверенности, что он сдержит обещание, разве что пока свежи воспоминания, ну да ладно – авось на несколько месяцев его хватит, а там посмотрим. Теперь можно и излагать свои идеи.

Во-первых, монастыри. Едва я о них заговорил, как глаза у Дмитрия загорелись. Еще бы, одним махом оттяпать чуть ли не треть земель в казну государства – тут светил не просто доход, но богатство. Хотя сомнения у него и имелись – не получится ли так, что в результате этого указа на него ополчится все духовенство.

– Не получится, – отрезал я, – ибо ты тут вообще ни при чем. Указ примет Освященный собор всея Руси. Не станет церковь идти против всего народа. Кроме того, ты отберешь не всю землю – надо же и монахам где-то растить рожь, овес, пшеницу, пасти свои стада и так далее, так что определенную часть ты им оставишь. Вот только ни сел, ни деревень, ни починков у них не будет, ибо не след божьим людям угнетать и взимать дань и подати с таких же христиан, как и они.

– Архиереи все одно супротив поднимутся, – вздохнул Дмитрий.

– У тебя есть послушный Игнатий, – напомнил я. – И еще: земли епископов, митрополитов и самого патриарха, которых у них не так уж много, если сравнивать с монастырскими, можно им оставить. Пока оставить.

– А проку? – возразил Дмитрий. – Я ить тоже о том подумывал, даже почитал кой-что. Про Стоглав слыхивал ли?

– Рассказывали, – кивнул я, хотя, признаться, мало что помнил.

– Так вот там мой покойный батюшка тоже супротив церковных земель поднялся и тоже, вот яко ты ныне, про архиерейские умолчал, а митрополит Макарий вместях с епископами все равно замесили в одну кучу да такую отповедь ему дали, что и он их одолеть не возмог, а ить вельми грозен был.

Пришлось напомнить, что батюшка его являлся всего-навсего царем и титула непобедимого кесаря не нашивал, Грозным он стал гораздо позже, когда понял, что управиться миром с непокорными боярами не получится, а кроме того, Иоанн Васильевич допустил существенную ошибку, поскольку промолчал про архиерейские земли. Дмитрий же первым делом во всеуслышание заявит, что отнимать их не собирается, ибо понимает, что при высоком сане и расходов много.

– Только когда будешь об этом говорить, непременно укажи, что ныне ты их отнимать не собираешься, – подчеркнул я. – Тогда потом, через годик, когда очередь дойдет и до них, тебе не придется оправдываться, что ты отступаешься от данного ранее обещания не трогать их земли. И сразу упомяни, что ты не собираешься нарушать указ своего покойного родителя о патриарших землях, которым они освобождены от всяческих податей. И еще одно. Чтобы деваться им было некуда, надо включить в состав собора всех архиереев – от епископов до митрополитов. Во-первых, тогда можно будет с полным правом говорить об Освященном соборе – шутка ли, присутствуют с десяток духовных особ самого высшего ранга. Ну а во-вторых, как, интересно, они смогут протестовать по окончании заседания, когда голосование уже состоится, если они сами входили в состав учреждения, принявшего такое решение?

Дмитрий призадумался, очевидно прикидывая, насколько велики шансы, что все выйдет так, как надо, а затем досадливо крякнул и объявил мне, что все равно в итоге из моей затеи ничего путного не выйдет – слишком много лазеек.

Например, тем же монастырям никто не вправе запретить иметь так называемых «закладчиков», в ранг которых можно возвести население хоть всей деревни. Запретить же закладничество вообще – чревато. Получится, что все те, у кого они сейчас есть, окажутся в превеликих убытках. Более того, непременно возмутятся и сами закладчики. Они хоть и числятся в личном холопстве, но зато имеют ныне от своего статуса немалые выгоды.

– Кнут сулить неохота, – подытожил Дмитрий, – но и иного выхода не зрю. Еще пяток – десяток лет, и я, глядишь, вовсе без тяглецов останусь.

– А вот это уже тебе от меня второй подарок, – улыбнулся я. – Потому я и взял эдакую страшную клятву, ибо намерен прибавить тебе тяглецов, и в преизрядном количестве. А кнут сулить не надо – лучше сделать так, чтобы брать в заклад было… невыгодно.

Я знал, что говорил, ибо вопрос этот был для меня тоже не нов. Помнится, на закладчиков, то есть людей, которые добровольно в обеспечение ссуды или в обмен на какую-либо иную услугу, например, за податную льготу или судебную защиту, отдавали себя в распоряжение другого человека, жаловался мне еще Борис Федорович. Было это еще прошлой осенью.

Проблема состояла в том, что при этом они приобретали и так называемую холопью льготу, заключавшуюся в освобождении от выполнения государственных повинностей и, главное, от выплаты податей, по сути пропадая для державы. Тогда я и дал ему совет, который собирался сейчас повторить Дмитрию, вот только покойный царь не воспользовался им, справедливо рассудив, что для введения таких крутых мер пока слишком тревожное время.

Когда я только приехал в Кострому, мне пришлось столкнуться с закладничеством более плотно – тут под боком существовали целые слободы и посады, с которых царевич не мог получить ни единой полушки. Как-то исправить ситуацию на уровне Федора было невозможно – государство одно, значит, и законы общие. Зато теперь появлялся шанс все изменить.

Долго что-либо рассказывать или пояснять я не стал, а вместо этого выложил на стол постановление будущего Земского собора, которое они должны были обсудить и принять в первую очередь, чтобы государь оказался лишь в роли утвердившего этот документ, не более. Постановление так и называлось: «О закладничестве, закладчиках и прочих холопах».

Суть его была проста: все остается по-прежнему, но так как каждый человек, проживающий на Руси, обязан приносить государству, которое его защищает, пользу, то подати и тягло надлежит брать со всех, вне зависимости от того, холоп этот человек, закладчик или кто иной.

Дочитав до этого места, Дмитрий разочарованно присвистнул и небрежно откинул указ в сторону.

– Умучаюсь я с них деньгу вытягивать. Хоть всю иву оборви, а прочие дерева на длинники пусти, и то проку не будет.

– Уж больно тороплив ты, государь, – упрекнул я его. – Я и не предлагаю трогать ни закладчиков, ни холопов. Пусть себе живут и в ус не дуют. Далее в постановлении сказано, что платить за них должны те, кому они принадлежат. Думается, эти людишки будут побогаче, так что раскошелятся и никуда не денутся.

– А если вместо того разгонят их и больше никого в заклад брать не станут? – не понял Дмитрий.

– Тебе и от этого прибыток, – пожал плечами я. – Раз народец вышел из заклада, значит, снова обязан платить подати. Более того, за своих крестьян в вотчинах боярам также надлежит раскошелиться.

– Хошь, чтоб на меня весь служивый люд ополчился?! – возмутился Дмитрий.

– Не хочу, – покачал головой я. – Потому ниже пояснение, что владельцев поместий, то есть всего мелкого служивого люда, это не касается, ибо они взамен предоставляют державе свою ратную службу, а дважды за одно не платят.