Дитя во времени - Иэн Макьюэн

Стивен приготовил себе завтрак, по времени больше напоминавший обед, и перенес его на письменный стол. В сером воздухе за окном, на фоне двух ближайших домов-башен, сильный ветер бросал во все стороны редкие снежные хлопья. Начинались обещанные мартовские снегопады. Выходит, он сунулся в игру, в которой ничего не понимал. Мало было послать книгу газетчикам и, заварив кашу, успокоиться. Политика – это театр, она требовала постоянного и активного режиссирования, которое, Стивен знал, было ему не по силам. Он надеялся, что Морли не станет ему звонить. Но пока в голове у Стивена разворачивался воображаемый диалог, который мог бы произойти между ними, телефон, стоявший рядом с его локтем, зазвонил, заставив его вздрогнуть. Это была Тельма.

После того как Стивен побывал у них прошлым летом, их общение стало нерегулярным. Тельма писала ему открытки, полные шутливых упреков. Она подсмеивалась или делала вид, что подсмеивается, над тем, как Стивена встревожило поведение Чарльза. Тельма называла это признаком приближающейся старости. Когда-то ты и сам был экспериментатором, писала она. Твои дадаистские выходки веселили нас за столом. Теперь дадаист сидит в домашних тапочках у камина. Тельма притворялась, будто всерьез верит, что Стивен несет личную ответственность за то, что случилось с Чарльзом, будто во всем виноват его первый роман. Дорогой геронтофил, пожалуйста, напиши для Чарльза роман, расхваливающий достоинства и прелести пожилого возраста. Или обрежь штанины у самой длинной пары своих брюк и приезжай к нам в гости. Ей так понравилась история о том, как он лазил к Чарльзу на дерево. Сейчас Чарльз пытается затащить туда холодильник. Приезжай, помоги ему. За всеми этими шутками, которые порой казались чересчур натянутыми, сквозило обвинение в том, что Стивен их совсем забросил. Что бы там ни случилось с Чарльзом – пустился ли он отважно исследовать собственное прошлое или просто сошел с ума самым милым и безобидным образом, – но он, Стивен, должен был остаться рядом, должен был подставить плечо своему бывшему покровителю. А он оказался для этого слишком брезглив.

Пока Стивен сам пребывал в унынии, его чувства на этот счет были вполне определенными. Когда-то Чарльз и Тельма казались ему подлинным воплощением энергичной зрелости. Их дом дышал солидностью и энтузиазмом. Здесь, на фоне дорогой обстановки и упорядоченной тишины, люди говорили с азартом, здесь физики и политики подробно излагали экстравагантные и бредовые теории, много пили и много смеялись, а потом расходились по домам, чтобы с утра вернуться к сложным и ответственным делам. В прежние времена Стивен иногда думал, что именно так должен выглядеть дом, в котором ему хотелось бы вырасти. Пусть это не удалось, но именно здесь, в уютной комнате для гостей, со вкусом обставленной руками Тельмы, он перенес нервный срыв, здесь он сидел у ее ног и слушал или притворялся, что слушает, лекции по физике, здесь он брал у Чарльза уроки светского обхождения.

Но после того как они перевернули свою жизнь вверх дном и уехали в Саффолк и после того как Стивен увидел, насколько далеко зашло состояние Чарльза, он почувствовал, что предали именно его. Именно он остался брошенным. И Стивен успокаивал себя разумными доводами: притворное детство, в которое впал Чарльз, и то, как Тельма поощряет его, есть, в сущности, их личное, семейное дело. Стивен был нужен им, как некоторым парам нужен сторонний наблюдатель, чтобы острее чувствовать удовольствие от интимной близости или выжимать из своих скандалов больше шума и театральных эффектов. Его просто использовали. Ни Чарльз, ни Тельма не желали ничего ему объяснять и таким образом не давали ему решить, как следует себя вести. Кроме того, когда Чарльз вернется к прежней жизни, а это рано или поздно непременно произойдет, он будет чувствовать себя менее неловко, если сейчас Стивен станет держаться от него в стороне. Тогда их дружба возобновится.

Теперь, когда Стивен снова стал работать, взялся учить арабский язык и играть в теннис, он был уже не так уверен. Он все еще вздрагивал при мысли о том, чтобы вновь увидеть Чарльза в коротких штанишках и услышать его наигранную подростковую речь, но теперь Стивен чувствовал, как в нем растет любопытство и чувство долга. Прежде, когда он сам висел над пропастью, ощупью перебираясь от одного дня к другому, он должен был защищаться от чужого безумия. Но теперь, думал Стивен, он мог пойти на риск, мог проявить больше душевной щедрости. И все же он по-прежнему ничего не предпринимал. Стивен был слишком привязан к своему ежедневному расписанию, не желая нарушать его даже на день или два. Он ждал развития событий, ждал, что случится что-нибудь, – и вот раздался звонок от Тельмы.

Голос Тельмы был напряжен, дыхание – прерывисто. Телефон преувеличенно четко доносил шорох, возникавший от движения пересохшего языка по нёбу.

– Стивен? Ты можешь приехать? Сегодня, немедленно?

– Что случилось?

– Я не могу тебе сейчас сказать. Постарайся приехать как можно скорее. Пожалуйста.

Стивен сжал в кулаке пустую банку из-под пива. Она испустила скрежещущий звук, и Тельма тут же воскликнула:

– Боже! Что там у тебя? Стивен, ты где?

– Хорошо, – сказал он. – Я отправляюсь на станцию и сяду в первый же поезд. Но я не знаю, когда он будет.

Тельма, кажется, говорила куда-то в сторону. – Я не смогу тебя встретить. Тебе придется взять такси.

Она повесилатрубку.

Стивен унес остатки завтрака на кухню, вымыл посуду и обошел квартиру, запирая задвижки на окнах. Выглянув на улицу, он заметил, что снег повалил гуще и снежинки стали белее на фоне темнеющего воздуха. Стивен прошел в спальню и уложил вещи с расчетом на неделю. Затем он вернулся в кабинет и написал записку мистеру Кромарти, которую собирался занести по дороге, и письмо своему тренеру по теннису, которое намеревался отправить с вокзала.

Стивен уже надел пальто и возился с кнопками автоответчика, когда телефон снова зазвонил.

В трубке раздался женский голос, выговаривавший слова четко, по-военному.

– Управление перевозками на проводе. Мистер Льюис?

– Да?

– Вы один в квартире? Хорошо. Никуда не уходите в течение десяти минут. И держите телефон не занятым. У вас будет посетитель.

Прежде чем Стивен успел потребовать объяснений, в трубке раздался щелчок и голос отключился. Стивен подошел к окну и посмотрел вниз, на широкую улицу, как обычно в час пик разбухшую от потоков транспорта. Снег, видимый лишь там, где он попадал в клинья желтого и красного света, таял, едва коснувшись инородной среды асфальта и нагретого металла. Стивен чувствовал искушение немедленно выехать на вокзал, но любопытство заставило его задержаться в прихожей. Прошло больше, чем десять минут. Его собранная сумка стояла у входа, и Стивен уже решительно направился к ней, когда заметил тень, упавшую на замерзшее стекло двери за секунду до того, как раздался звонок.

Четверо мужчин в коридоре вполне могли сойти за свидетелей Иеговы. С короткими, извиняющимися улыбками на лицах они отодвинули Стивена в глубь квартиры, фиксируя взглядом детали – свет вечернего неба в прихожей, электросчетчик, настенную вешалку, плинтуса, двери. Не обратив внимания на его возглас: «Эй, послушайте!» – они исчезли в глубине квартиры. Стивен собрался было последовать за ними, когда новые шаги на лестнице привлекли его внимание. Он вышел на площадку и заглянул в пролет.

Молодой человек в очках и с целой связкой телефонов в руках взбегал наверх, а за ним поспевали две женщины, одна с пишущей машинкой, вторая с переносным коммутатором. Снизу поднимались еще люди. Стивен услышал, как кто-то сильно упал на выщербленной ступеньке и пробормотал самое сдержанное из ругательств. Первые трое спешно проскользнули мимо Стивена, не подав вида, что заметили его присутствие, и, озабоченные своим делом, сразу исчезли в квартире. Стивен остался ждать остальных, но тут наступила тишина. Он перегнулся через перила и увидел носки полированных туфель в шести метрах под собой. Они ждали.

Небольшая столовая рядом с кухней превратилась в офис. Один красный, один черный и два белых телефона уже были подсоединены к коммутатору, на котором пульсировали маленькие, с булавочную головку, огоньки. Мужчина в очках говорил по красному телефону, называя какой-то длинный код. Одна женщина уже печатала на машинке, не глядя на клавиатуру, всеми десятью пальцами сразу – навык, которым Стивен всегда восхищался. Один из четырех охранников вернулся в квартиру через пожарный выход. Обстановка становилась все более домашней. Секретарша раскладывала на столе лотки для входящих и исходящих документов, толстую пачку писчей бумаги и плоскую коробочку с цветными скрепками, кнопками, канцелярскими резинками и точилкой для карандашей в виде помидора. Кто-то принес в столовую еще один стул и попросил Стивена отойти с дороги. Как только Стивен догадался, что происходит, он напустил на себя иронический вид человека, которого это нисколько не касается. Скрестив руки на груди, он стоял в дверях, наблюдая за всеми этими приготовлениями, когда услышал за спиной какое-то движение и голос: