Дитя во времени - Иэн Макьюэн

Условия жизни в Германии все еще были далеки от того, чтобы военным разрешали перевозить туда своих жен, поэтому они условились отложить свадьбу до поры, пока Дуглас не вернется обратно в Англию. Он не сумел вырваться в отпуск до самой весны, да и тогда приехал только на выходные. Погода стояла теплая, и, поскольку им негде было без помех побыть вдвоем, они целыми днями гуляли по окрестностям Норт-Даунса, строя планы на будущее. Они беззаботно шли тем же путем, которым когда-то следовали чосеровские пилигримы. Перед ними расстилались мирные поля Вельда, где росли дикие цветы, щебетали жаворонки и было вдоволь одиночества. Они были безумно счастливы, это был безумный уик-энд, и по тому, как мать повторяла это слово, Стивен догадался, что она пытается оправдать их неосмотрительность. Действительно, когда Дуглас, получив более длительный отпуск, снова приехал в июле, у Клэр для него была важная новость. Она решила выбрать для нее подходящий момент, дождаться, когда они снова окажутся на холмах среди диких цветов, когда между ними снова установится легкая, радостная близость.

Предвкушая этот момент, она, будто в кино, слышала реплики и видела сцену, залитую летним солнцем: Дуглас, онемевший от гордости, черты его лица смягчаются от благоговения, обожания и какой-то новой, незнакомой раньше нежности.

– Но мне и в голову не приходило, что погода может оказаться холодной и ветреной.

Хуже того, сам Дуглас казался другим. Он был раздраженным, задумчивым, далеким. Временами, казалось, он просто скучал. На все расспросы Клэр, что случилось, он лишь сильно стискивал ей руку. Если она спрашивала слишком часто, он выходил из себя.

В прошлый раз, перед тем как Дуглас уехал, они решили купить велосипеды, чтобы не связывать себя нерегулярным расписанием местных автобусов, а поскольку это была их первая совместная покупка, первый вклад в основание той маленькой империи, которую они собирались построить, им казалось естественным, чтобы велосипеды были новые. Они уже выбрали модели и внесли деньги и вот, на третий день июльского отпуска Дугласа, сложили все необходимое для пикника и отправились забирать свои велосипеды, намереваясь бросить вызов погоде. Клэр решила во что бы то ни стало все рассказать Дугласу именно в этот день, даже если дождь будет идти без передышки, а Дуглас будет еще более молчаливым, чем обычно. Однако как только они сели на велосипеды, Дуглас сразу оживился и даже запел, чего никогда раньше не делал в ее присутствии. Поэтому Клэр не стала упускать случай и выпалила свой секрет, пока они крутили педали, пробираясь по переполненной Хай-стрит.

Трудно было говорить на ходу. Лишь после того, как они выехали на загородную тропинку и, спешившись, перевели свои тяжелые машины через шоссе и начали толкать их на крутой склон холма, им удалось обсудить новость. К тому времени дождь припустил не на шутку, и им приходилось бороться со встречным ветром. Все было совершенно не похоже на сцену, которую воображала себе Клэр, и она чувствовала себя обманутой, поскольку в принципе не было ничего невозможного в том, чтобы атмосфера их безумного уикэнда сохранилась до лета. Дуглас выглядел встревоженным. Как давно она знает? Как она вообще узнала? Почему она так уверена?

«Но разве это не здорово? – спросила Клэр, у которой дождь смывал слезы со щек. – Разве ты не счастлив?»

«Ну конечно, счастлив, – быстро ответил Дуглас – Я просто пытаюсь все прояснить до конца. Только этого я и хочу».

На вершине холма, где дождь немного перестал, а ветер внезапно вообще утих, Дуглас вытер лицо платком.

«Знаешь, ты так внезапно все это сказала».

Клэр кивнула. Она чувствовала себя виноватой, но была слишком расстроена, чтобы пускаться в извинения.

«Это значит, нам придется изменить наши планы».

Она считала это естественным. И щекотливая ситуация, которая могла возникнуть, если ребенок родится, скажем, через шесть месяцев после свадьбы, казалась ей пустяком по сравнению с их будущим совместным счастьем. Она угрюмо кивнула.

Дорога призывно манила вниз, убегая в лес, но в такую серьезную минуту им казалось неподходящим забираться в седла и спускаться с холма на полной скорости, поэтому они в молчании пошли рядом, ведя велосипеды за руль и придерживая тормоза. Пока они спускались, к Клэр пришло чувство, будто ей противостоит что-то невыразимое словами, что-то такое, что ей просто не приходило в голову брать в расчет.

– Это было молчание. Я словно ощущала его на вкус, это был вкус слов, которых он не произносил вслух. Меня начало тошнить. Знаешь, как невыносимы тяжелые запахи для беременных.

Им действительно пришлось остановиться, пока Клэр рвало в зарослях живой изгороди. Дуглас держал ее велосипед. Когда они снова пошли вниз, она чувствовала себя так, словно уже выслушала все его доводы и теперь страдает от унизительного поражения. Дуглас от нее устал, он сожалеет о случившемся, у него есть другая женщина в Германии. Что бы там ни было, он не хочет иметь от нее ребенка. Именно это было у него в тот момент на уме. Он думал про аборт – «а само это слово в те времена звучало совсем по-иному, гораздо более постыдно», – он думал про аборт, и его молчаливость объяснялась тем, что он не знал, как подступиться к этому трудному вопросу.

Гнев заставил ее мысли проясниться. Теперь все открылось ей в ином свете. Если он не хочет ребенка, то и она тоже. Ребенок внутри ее еще не стал самостоятельным существом, чем-то, что стоило бы защищать любой ценой. Он пока оставался абстракцией, одним из символов их любви; если с любовью было покончено, то и с ребенком тоже. Она не станет обрекать себя на пожизненный позор, который выпадает на долю матерей-одиночек. Если Дуглас в ее судьбе не более чем мимолетный эпизод, она не хочет обременять себя постоянным напоминанием о нем. Она должна быть свободной, она должна избавиться от этого кретина, с которым понапрасну потеряла столько времени. Она должна начать с начала.

Они вошли в лес, где царил водянисто-зеленый свет, а с огромных берез тихо стекали капли на распустившиеся листья пышных папоротников. Клэр была в ярости. От гнева она все сильнее сжимала тормоза, и ей приходилось наваливаться на велосипед всем своим весом. Клэр хотела, чтобы все кончилось немедленно, посреди дороги, вот на этой земле, в грязи, под тем деревом, здесь и сейчас. Боли она не боялась, боль очистит ее, послужит ей оправданием. Тогда она снова сядет на свой велосипед и быстро уедет. Ветер и дождь остудят ее лицо, освежат и исцелят ее. Она не станет слезать с седла перед следующим холмом. Она наляжет на педали и оставит позади этого слабака, чье смердящее молчание вызывает у нее тошноту.

Да, Клэр приняла решение, теперь это был свершившийся факт. Почти все уже было в прошлом. Но так же, как прежде, под Рождество, их близость должна была дорасти до изъявления чувств, которыми они обменивались в письмах, так и теперь им еще нужно было нарушить молчание, вернуться к занимавшему их трудному предмету, пройти через мучительное объяснение, полное лжи, притворных чувств и мелочных ссылок на логику, прежде чем они придут к совместному решению, которое она уже приняла. Им придется вместе пережить все это, прежде чем она будет свободна. Ее нетерпение было столь велико, что ей хотелось закричать, хотелось схватить свой дурацкий велосипед и зашвырнуть его на обочину. Вместо этого она поднесла руку к лицу и крепко прикусила костяшки пальцев.

Они продолжали идти. Сгустившееся молчание Клэр заставило Дугласа очнуться от своих мыслей. Он обнял ее за плечи и спросил, не стало ли ей получше. Клэр не ответила. Дуглас вдруг стал внимательным, даже почувствовал себя виноватым, когда увидел у нее на лице следы слез. Он извинился за свою неуверенность. Это просто чудесно, что она беременна, такой повод стоит отпраздновать. Кажется, где-то неподалеку впереди имеется паб. Там можно будет заказать пива, они спрячутся от этого мелкого, пронизывающего дождя и, кроме того, сядут за стол и смогут все тщательно обдумать. Клэр поняла, что процесс, который она предвидела, начался, потому что, если бы они хотели оставить ребенка, безудержная радость была бы уместнее тщательного обдумывания. Она храбро кивнула и села на велосипед, показывая пример. Свернув направо и выбравшись на дорогу пошире, они добрались до паба. Они оставили велосипеды у крыльца, спрятав их от дождя под свесом крыши. Едва миновал полдень, и Клэр с Дугласом были первыми посетителями. Паб внутри был сырой и темный, и Клэр дрожала, сидя в ожидании Дугласа, который пошел к стойке за пивом. Она растерла руками ноги, чтобы они перестали трястись, – она чувствовала себя словно на больничной койке перед операцией. Клэр с негодованием следила за тем, как ее бывший жених ведет какой-то оживленный и бессодержательный разговор с хозяином паба. Неужели он нисколько не обеспокоен? Ее снова охватил гнев, а вместе с гневом вернулась и решимость. Дрожь унялась. Ей ничего не оставалось, как безмолвно потягивать пиво в ожидании, пока Дуглас окольными путями сам не придет к единственному правильному решению. Она заставит его заплатить за предательство и после этого никогда больше не увидит его.