А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

Разведчики вернулись в рощицу вместе с белым как лунь, но еще крепким стариком, назвавшимся дедом Остапкой из соседнего села Лукомы. «Вот и дед Остапка на старости лет сгодился. Гарно дело может вин зробити», — говорил дед, обстоятельно объясняя, как найти брод. Он советовал добираться к нему по зимней дороге — она поросла высокой осокой и «сховает солдатиков». Я от души поблагодарил старика и пожелал ему пожить подольше.

— Це як же. Германца треба побити, осиный киль над клятой его могилой поставить. Треба дожить, значит, умирать не стану.

По дороге, петлявшей вокруг небольших озер, окаймленной где осокой, где кустарником, с наступлением темноты подразделения направились к спасительному броду. Люди были предельно внимательны и осторожны: ночную тишину не нарушал ни один посторонний звук. Бойцы слались с ночью, растворились в безмолвии.

Вот и река. Над ее темной гладью курится холодный туман. Мало приятного в одежде лезть в студеную воду, но на том берегу — спасение. Как всегда, первыми идут разведчики — такова уж их участь.

— Держаться три шага левее, — передают они по цепочке с противоположного берега.

Значит, переправились, значит, река из противника, какой была до сих пор, стала нашей союзницей. Радость заполняет все мое существо, и я не замечаю, как вода заливается в сапоги, как свинцовой становится шинель. Бреду за Самсоненко по песчаному дну, подняв вверх руки, в которых сумка с документами и пистолет. Оржица здесь совсем мелка: лишь в одном месте вода доходит до груди.

Едва вышел на берег, как ко мне обратился сержант-разведчик:

— Товарищ майор, вот к вам женщина из села Онишки. По карте я знал, что это село лежит на нашем пути.

— Я слушаю вас.

— Товарищ командир, в нашем селе германцы.

Как круто меняются события. Только что не было человека счастливее меня, а теперь от радости ничего не остается. Как же быть? Конечно, фашистов в селе, по ее словам, мало, расправиться с ними труда большого не потребуется. Но в данном случае страшен не противник, а шум, который поднимется. Он привлечет внимание фашистов в Оржице, и сюда, под Онишки, они немедля бросят свои подвижные подразделения (это немцы умеют делать!), а тогда почти уже открывшаяся дверь может снова захлопнуться.

— А в каких домах остановились немцы? — спросил я женщину.

— В школе, на другом конце. А здесь их нема. Вот я бачу, чтоб в село вы не ходили, а прошли огородами. У крайней хаты вас встретит моя дочка Маша, она каже вам шлях. Когда село наше обогнете, там лес. По нему дойдете до села Большое Селецкое. Тамочки и до Лубнов трошки останется…

Как и обещала женщина, на околице Онишек вас поджидала девочка лет двенадцати. Я спросил:

— Это ты Машенька?

— Да, я, — ответила она.

Девочка, несмотря на темноту и довольно тревожную в опасную обстановку, вела себя смело. Я подумал, что, узнай враг о поступке женщины и ее дочери, ни той ни другой не сносить бы головы. Советские патриотки наверняка это знали, и тем не менее смертельный риск не остановил их, как не остановил он и деда Остапку, указавшего нам брод через Оржицу. В ту удачливую сентябрьскую ночь 1941 года мы еще раз почувствовали, как родная Красная Армия сильна поддержкой народа!

Через много лет, в августе 1970 года, проходя по местам боев 196-й дивизии, мы заехали в село Лукомы и в село Онишки. Деда Остапку я, конечно, не нашел, он умер в 1946 году. К нашему огромному огорчению, не нашли мы и наших бесстрашных провожатых из Онишек. Они переехали в Киев, где, нам сказали, живут и сейчас. Может, откликнутся патриотки и напишут? Ветераны 196-й дивизии никогда не забудут их подвига.

По тылам врага

Моросил мелкий осенний дождь. Он не переставал всю ночь и не оставил на нас ни одной сухой нитки. Вокруг было мрачно, неприветливо, очень хотелось, чтобы скорее кончились эта длинная сентябрьская ночь и этот проклятый дождь. Вскоре на востоке мы увидели зарево пожара. Разведчики доложили, что горит село Большое Селецкое. Когда мы на рассвете подошли к нему, то увидели на месте хат лишь тлеющие головешки. Несмотря на дождь, несколько сот хат сгорели за считанные минуты. Фашистские факельщики жгли ваши села с профессиональным знанием дела. Возле догоравших хат на окраине села я остановил колонну, надо было дать людям возможность высушить одежду и немного отдохнуть.

Привал был очень коротким. А что поделаешь? Пока немцы потеряли нас из виду, следовало спешить, дальше уйти от опасности, пробиться поближе к линии фронта.

И опять неторопливо движется колонна, чавкает в сапогах вода. Споткнется впереди идущий, выругается по привычке и снова шагает. И ты идешь следом, бредешь от усталости, словно в тумане. Кажется, все отдал бы, чтобы хоть час, хоть полчаса поспать, сбросить эту усталость, которая пудовыми гирями давит на плечи, висит на ногах. Поле сменяет луг, луг — перелесок, потом опять поле. И все закрыто сеткой холодного дождя. В лесу, куда мы доползли к рассвету, было так же холодно и сыро. Но здесь можно развести костры и соснуть, приготовить хоть какую-то еду. Бойцы свои проклятия ненастной, «сопливой» погоде высказывали больше по привычке. На самом же деле дождь был нашим спасением. На полевых аэродромах застряла немецкая авиация, раскисли дороги, и не рыскают но проселкам подвижные фашистские подразделения в поисках советских солдат, вырвавшихся из оржицкого котла.

После полудня погода разгулялась, дождь прекратился и тотчас же над лесом появился самолет. Он летел низко, в казалось, вот-вот зацепит макушки деревьев. Не могу утверждать, обнаружил нас немецкий разведчик или же предположил, что, кроме как в этом лесу, негде укрыться дивизии, улизнувшей из оржицкого котла, но вслед за «рамой» прилетели три «юнкерса». Они сделали три захода, дважды прошили лес пулеметным огнем, а под конец сбросили листовки, призывающие, пока не поздно, сдаваться в плен.

Вскоре стало ясно, что мы обнаружены. До нашего слуха донесся гул танковых моторов. С Качановым и Самсоненко мы выбежали на опушку и увидели, как с трех сторон лес обкладывает немецкая пехота под прикрытием танков. Опять мы в ловушке, опять нам надо пробиваться! А как это сделать?

— Иосиф Иосифович, — говорю Самсоненко, — организуй ударную группу, человек шестьдесят. Собери для них гранаты. Попробуем пробиться, И немедленно, пока фашисты не окопались.

— Ясно, — сказал Самсоненко и побежал выполнять приказание.

Минут через десять добровольцы, самые отчаянные и обстрелянные хлопцы, стояли предо мной. Разговор короткий. Говорю им: у нас нет другого выхода, как атаковать гитлеровцев и пробиться. Пойдем кучно. Короткими перебежками. Расчет на то, чтобы забросать врага гранатами. Ошеломить, не дать опомниться. Вы прорываетесь. Остальные идут следом.