А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

— Вот что, батя, на тебя вся надежда, — сказал я старику. — Посоветуй, каким путем пробиваться к своим. Старик, подумав, ответил:

— На лодках вас переправим и места, где нет германца, покажем.

— Где ты столько лодок найдешь?

— Как где? У колхозников. В мирное время каждый в селе рыбалил и плоскодонку имел. Наскребем! Теперь, понятно, все лодки в сараюшки сховали. Но как только наступит вечер, выволокем. Лишь бы фашист не пришел.

Мы подсчитали со стариком, сколько потребуется лодок в времени, чтобы перебросить всех людей через реку. Двенадцати часов темного времени вполне для этого хватало.

Часам к девяти вечера старик возвратился из села и сообщил, что можно выступать. Целая эскадра плоскодонок, по его словам, собрана у села Грабовка. Там фашисты пока не появлялись.

Мы тихо снялись с места и быстро направились к Грабовке. Примерно через час подошли к реке, которая здесь делала полупетлю. Разведчик доложил, что берега Сулы удобны для переправы: один порос кустарником, другой — камышом. Когда все было готово, мы с Самсоненко заняли места в одной из лодок, за веслами которой сидел старик.

Через пять-шесть минут лодка тихонько ткнулась в мягкий илистый берег. Я шагнул в спавшие камыши и вскоре, поднявшись на крутизну, уже вслушивался в ночь. Кругом было тихо и покойно. Только где-то далеко-далеко на горизонте, словно зарницы, вспыхивали и гасли далекие огни сигнальных ракет. Подошел старик.

— Что, товарищ командир, может, проводить вас до Грабовки? А то еще плутать начнете?

— Ступай домой, отец. Ты и так оказал нам неоценимую услугу. Возвращайся в свое Селецкое, а то накликаешь себе беду. Спасибо! Никогда мы тебя не забудем, — ответил я и по-русски трижды расцеловал этого замечательного патриота.

Как я уже рассказывал, спустя много лет после войны я объехал места, где вела бои 198-я стрелковая дивизия. Побывал и в селе Малое Селецкое в надежде отыскать старика — нашего отважного помощника. Вместе с секретарем райкома партии Иваном Архиповичем Якименко мы обошли все село, расспросили многих стариков, называли и приметы нашего помощника, но все напрасно. Пусть эти скромные строки будут благодарностью ветеранов дивизии замечательному патриоту с мужественным и добрым сердцем.

Переправившись, подразделения расположились в прибрежных камышах в ожидании дальнейших распоряжений. Мы же в штабе взвешивали все «за» и «против», решая, куда идти дальше. Неожиданно из темноты вынырнули три фигуры. Всмотревшись, мы увидели крупного мужчину лет пятидесяти и двух девочек лет пяти и семи. Мужчина держал в руках большой горшок, завернутый в полотенце.

— Здоровеньки булы! Мы к вам, — сказал пришедший. Его добродушное круглое лицо вызывало симпатию. Говорил он степенно, не спеша: — Вот жинка борща прислала. Украинский борщ. Прошу отведать.

Он ловко постелил на земле полотенце, поставил горшок, достал несколько ложек, разрезал крупными ломтями две буханки еще теплого пшеничного хлеба. Все мы, захваченные заботами тревожной ночи, забыли, что голодны, и вот теперь запах домашнего борща вызвал зверский аппетит. Уселись кружком и за считанные минуты вместительный горшок был опорожнен. Борщ оказался отменным.

— Спасибо вашей супруге. Добрый, видно, она человек.

— Жинка — мастерица борщ варить. Это правда. А прислала нас к вам не она. Партизанский командир направил.

Слушая ночного гостя, я подумал: «Вот она, Советская власть! Нельзя ее победить никогда. Враг захватил нашу землю, считает уже себя ее хозяином. ан нет! Истинный хозяин даже здесь — Советская власть».

В сентябрьскую зябкую ночь Советская власть направила посланца партизанского отряда. Этот человек, взяв с собой малюсеньких дочек, без страха и сомнений выполнял поручение, потому что это поручение Советской власти.

— В Грабовке были танки. Штук двенадцать. Днем ушли, должно быть, в Лубны. Теперь немца во всей округе не сыщешь, так что смело можете пробираться.

Вскоре колхозник с девочками ушел. По дороге к Грабовке нас остановила группа партизан во главе с командиром. На мой вопрос, как его звать-величать, партизан улыбнулся и ответил:

— В отряде меня зовут Батя. Стало быть — Батя. Я понимающе кивнул, мол, понимаю — конспирация.

— Иначе нельзя. Среди населения есть ненадежные люди. Вся их лютая злоба к Советской власти вылезла теперь наружу. Конечно, они охотно выдадут фашисту нашего брата. Потому и приходится ухо держать востро и соблюдать все правила подпольной борьбы.

Командир отряда рассказал мне доверительно, что оставлен Полтавским обкомом партии. Отряд пока небольшой, людей принимают в него осмотрительно, боятся нарваться на провокатора. Главную задачу на данном этапе партизаны видят в помощи подразделениям Красной Армии, выходящим из окружения. В чем заключается эта помощь? Снабжают продовольствием, выделяют проводников, информируют о действиях фашистов: где находятся, что делают. Батя сказал, что в селах, мимо которых мы пойдем, личный состав население накормит. Я поинтересовался, ведет ли отряд диверсионную работу. Батя ответил, что пока, эту работу рано начинать. Необходимо тщательно подготовиться, запастись взрывчаткой, минами, натренировать людей.

В этом бородатой человеке, одетом по-крестьянски — в ватную телогрейку, в шапку-ушанку и сапоги, от которых шел крепкий запах дегтя, угадывалась сильная воля, острый ум. Речь его была свободна и логична. Должно быть, до войны Батя занимал ответственный пост в постиг нелегкое искусство руководить людьми.

Батя познакомил нас с обстановкой на фронте, показал по карте расположение фашистских комендатур и гарнизонов в прифронтовой полосе, подробно описал самый безопасный, по его мнению, маршрут к линии фронта, посоветовал, где сделать привалы на дневку.

Переночевали мы в районе Грабовки, в хате. Личный состав также провел ночь под крышей, в тепле. Партизаны в соседних деревнях и на подступах к Грабовке выставили посты, чтобы в случае появления фашистов тотчас же поднять тревогу. Разумеется, усиленное охранение было выставлено и нами.

На рассвете пришел проводник из села Худалеевка, куда вам предстояло идти. Это был угрюмый на вид, неразговорчивый человек. За всю дорогу длиной десять километров самое большее он сказал полсотни слов. На мой вопрос, в каких местах расположились фашисты, проводник ответил!

— А бис их батьку знае. В Худалеевке вин нема, а дале не роблю.

Нога у него оказалась легкая, провел он нас до своего села наикратчайшим путем, а в нем мы отсиделись до ночи. Нас с Самсоненко устроили в доме, полном ребятишек. Нам было неловко обременять хозяина, но тот и слушать не хотел, чтобы отпустить «товарищей командиров». Хозяйка по такому случаю зарезала двух цыплят и приготовила вкусный ужин. На русской печке лежал больной человек. Он тихо стонал, впадал в полузабытье и что-то бормотал. Хозяин рассказал, что это сбитый немцами советский летчик. Он подобрал его в поле. Летчик был совсем слаб, должно быть, потерял много крови, и пульс его едва прослушивался.