Я назову твоим именем сына. Книга 2. Юлия (СИ) - Ирина Шолохова

груша, вот, пожалуй, и всё — краткое описание садового участка. Им нравился небольшой участок земли, нравился забор, укрывающий от любопытных глаз соседей. Юлька зашла в дом, выпить минералки и переодеться в купальник. На улице жара, ей хотелось как следует загореть, стать похожей на мулатку-шоколадку. Она всё время ждала весточки от Сергея. Нет, ну, не могла она поверить в то, что он вот так запросто отказался от их отношений. Не могла и всё! И не хотела! «Он, обязательно даст о себе знать, — убеждала она себя, ни на секунду не позволяя себе усомниться в этом, — прошёл всего лишь месяц, после нашей последней встречи. Если бы ему было плевать на меня, он бы не пришёл ко мне попрощаться. Конечно, расстались мы по-дурацки. Я себя вела тупо, не адекватно и он тоже хорош, мамочку боится, будто детсадовец, а не взрослый парень». Она сняла шорты, футболку, натянула купальник, взглянула в зеркало: о, боже! Она безобразно растолстела и только сейчас это заметила. Когда успела набрать столько жира? Она взглянула на раздавшуюся в ширину талию — вот что значит носить свободную одежду, даже не заметила, что растолстела. Вроде бы и не ела больше обычного, всё как всегда! Да, уж! Она ужасно огорчилась из-за того, что растолстела и решила немедленно прекратить есть, как бы ни мучил её голод. Она надвинула кепку на лоб, чтобы не слепило солнце, и вышла на участок, помочь матери обрывать усы у клубники. Села на низенькую скамеечку напротив матери и принялась за работу. Солнце в зените ослепительно сияло, щебетали птицы, казалось бы, радуйся теплу, солнышку, изумрудно-зелёной траве, но у Юльки резко испортилось настроение — не было печали — растолстела, а что будет дальше, если она так быстро набирает вес.

Мать поднялась, распрямила затёкшую спину:

— А не пора ли нам пообедать? Есть хочется! Ты хочешь кушать, Юленька?

Юлька отрицательно помотала головой:

— Я, вообще, больше не буду есть! Никогда! — она решительно тряхнула головой, как бы подтверждая своё решение.

— О, как! С чего бы это? Не хочешь — не ешь, а мы с отцом пойдём обедать.

Она позвала Юлькиного отца, и они ушли в домик, а Юлька осталась на участке. Ей надоело обрабатывать клубнику, она отбросила ножницы, ножницами она отрезала усы у клубники, пошла в дом за покрывалом — решила расстелить покрывало на травку и лечь позагорать. Родители сидели за столом и с аппетитом ели окрошку.

— Доча, садись, поешь с нами, — позвал отец.

Юлька почувствовала острый приступ голода, можно сказать — зверский. Она побыстрее схватила покрывало, чтобы не соблазняться едой и вышла из домика.

— Не приставай! — хохотнула мать, — она у нас на похуданиях! Нам больше достанется! — она взяла поварёшку и подлила себе ещё немного окрошки.

— Ну, хоть чаю попей, доча! С чёрным хлебушком! — они с матерью прыснули от смеха, представляя, как их дочка сидит в уголочке и пьёт чай без сахара с корочкой чёрного хлеба. — Отрезать тебе корочку-то?

Юлька фыркнула, ничего не ответила, расстелила покрывало и легла загорать. Мучительно хотелось есть, она пыталась отвлечься, не думать о еде, но чем старательнее она отвлекалась, тем сильнее и сильнее хотелось есть. Она не вытерпела: «Может, на самом деле, чаю выпить с чёрным хлебом, от него же не толстеют. Родители начнут подтрунивать. А, ну и пусть подсмеиваются, я безумно голодная!» Она вошла в дом. Родители уже пили чай.

— Что надумала поесть, голодающая ты наша… — пошутила мать и осеклась. Отставила чашку с чаем в сторону, ещё раз внимательно взглянула на погрузневшую фигуру дочери, — ты, что беременна?

Юлька вытаращила глаза на мать:

— Ты что? — ей, вдруг, стало дурно. Так дурно, что пришлось схватиться за дверной косяк, иначе она бы не устояла на ногах. Перед глазами всё поплыло, завертелось в бешенной пляске. — Жарко! Я, наверное, перегрелась на солнце, — она соскользнула на пол, держась за дверной косяк, в ногах не было сил.

Отец вскочил, подхватил её на руки и отнёс на диван, мать принесла стакан воды. Юлька, словно это было не с ней, отстранённо наблюдала за происходящим: отец подложил ей род голову две подушки, чтобы было повыше и легче было дышать, распахнул настежь дверь и окна. Мать поднесла стакан с водой к Юлькиному рту, она, клацая зубами о край стакана, выпила.

— Холодно! — Несколько минут назад ей было жарко, а сейчас стало безумно холодно, — укрой меня одеялом, мама и налей горячего чая, я от воды совсем замёрзла! — Она обессилено закрыла глаза.

Мать укрыла её одеялом, налила горячего чая. Юлька, захлёбываясь, всё также клацая зубами о стакан, жадно выпила обжигающе горячий чай. Откинулась на подушки и задремала. Ей снился океан, огромные волны то поднимали её на страшную высоту, то резко бросали вниз, в бездну, но отчего-то ей не было страшно. Она хохотала, точно безумная, когда волна поднимала её вверх, и замирало сердце, когда волна бросала её в пучину. Она проснулась также внезапно, как и заснула, словно кто-то толкнул её, хлопнул легонько по плечу. Она огляделась: мать с отцом тихонько, боясь её разбудить, переговаривались о чём-то. Мать увидела, что Юлька проснулась:

— Как ты? Получше? Всего минут 15 и поспала-то.

Юлька удивилась, ей показалось, что она спала долго, очень долго — часов восемь, а может быть и больше, а оказывается не больше 15минут, как сказала мать. Родители не приставали с расспросами, увидели, что с дочерью всё в порядке и ушли на участок заниматься делами. Юлька лежала, укутанная до подбородка одеялом и размышляла о материных словах: «Ты, что беременна?» Ерунда какая-то! Во-первых, Сергей сказал, что позаботится о том, что бы она не забеременела, во-вторых… Что во-вторых, она не знала и стала вспоминать, когда последний раз у неё были критические дни и не могла вспомнить. У неё ещё не сформировалась привычка отслеживать их регулярность. Она, под одеялом, ощупала груди, сначала одну, потом вторую. Ну, да грудь как будто увеличилась, но она же ещё растёт! Ей всего пятнадцатый год, и грудь, вполне, может увеличиваться, она и вырасти может ещё на несколько сантиметров. Она рывком отбросила одеяло, подошла к зеркалу, придирчивая оглядывая своё отражение. Приятного было мало: из полупрозрачной тростинки она превратилась в жирную девчонку-подростка, в неумеренных количествах поглощающую пиццу, картошку фри и колу. Внутри у неё похолодело, на лбу и на висках выступила испарина. Ерунда, — убеждала она себя мысленно, — просто много ела, вот и рабухла. Как бы в ответ на мысли