Коммуналка 2: Близкие люди (СИ) - Лесина Екатерина

Главное, теперь она поняла.

И улыбнулась.

И сказала человеку:

— Это мой дом. Мое место.

А человек вдруг попятился, прижимаясь к стене, словно увидел перед собой что-то… страшное? Или удивительное? Лицо его стало таким… беспомощным.

— А то, что вы хотите, — сейчас, чувствуя, что становится целой, почти как там, в лесу, Астра могла позволить себе великодушие. — Это не лечится. Это ваша природа. Ее не исправят даже дивы. Но вы это знаете.

И по бледности, залившей его лицо, поняла: знает.

— Я… я могу заплатить, — он схватил Астру за руку. — Сколько скажете… только… я не могу так больше! Я… это не природа. Это не может быть природой! Это противоестественно и…

Его глаза вспыхнули.

— Вы просто не хотите! Как остальные! Треклятые твари…

Астра стряхнула пальцы его, что получилось легко.

Покачала головой.

— Надо просто принять себя, — поделилась она обретенным вдруг знанием. — Таким, как ты есть.

— Да что ты…

— Астра? Простите… — Матвей появился вдруг, и хрустнула, рассыпалась защитная пелена, закрывавшая коридор. — Все хорошо?

— Да, — Астра улыбнулась.

А что? У нее как раз было все хорошо. Или будет. Обязательно будет.

Сдавленный всхлип за спиной заставил Матвея обернуться.

— Кажется, — сказал он. — Вы слишком много выпили. Вызвать вам такси?

— …дорогая, ты пойми, что дело не во мне! Дело в науке! — Чуднов говорил жарко и страстно, прижимая Викторию к себе. И еще недавно она была бы счастлива, теперь же только и думала о том, как бы избавиться от тяжелых душных этих объятий. — Подумай, чего я добьюсь! Чего мы добьемся вместе с тобой! Мы уедем не в Ленинград, в Москву… нам дадут квартиру, дачу…

Квартиру хотелось.

Дачу тоже.

Только не с ним и не такой ценой.

— Никто ничего не узнает, — он поглаживал плечо Виктории, полностью увлеченный безумною своей идеей. — Сколько здесь людей! Сейчас еще выпьют, танцы начнутся. Тебе всего-то надо, что вывести девочку…

— И что с ней будет?

Нет, к дочери соседки Виктория любви не испытывала. Честно признаться, она в принципе не испытывала любви к детям, тем паче посторонним, а уж эта конкретная была надоедлива и раздражала несказанно. Но это еще не значит, что Виктория готова причинить ей вред.

— Что? — в глазах Чуднова ей виделся туман безумия.

— С девочкой что будет?

— Я тебе дам конфету. А ты ей. Она уснет. Пока спрячем на чердаке, я смотрел…

…даже так?

И отчего Виктория не удивлена, скорее уж ей мучительно любопытно, что еще она упустила в этом вот человеке.

Милый?

Рассеянный?

Одержимый наукой?

И ведь всё правда, особенно про одержимость.

— Я приготовил сундук. Там одеяла лежат. Укутаем. Она не замерзнет. Чердак соединяется с соседним подъездом, а потому можно будет спуститься тихонько.

Теперь он говорил тише, и руки разжал, но отступить себе Виктория не позволила.

Сволочь.

Какая же сволочь! И не было никакой случайной встречи в библиотеке. И не было архива, который ему нужен, книг. Но была одна дива. И наверняка он сперва пробовал познакомиться с нею, но Астра не заметила. Она вообще редко обращает внимание на людей.

Тогда-то он решил поискать иные варианты.

Ее, Викторию.

Обида подкатила к горлу, запирая дыхание.

— Потом я позвоню… ее заберут, доставят в лабораторию.

— И дальше что?

— Какая разница? — он искренне удивился ее интересу. — С девочкой будут работать. Мы должны изучить особенности их силы, понять, как у них это все получается.

Чуднов махнул рукой, показывая, что именно ему интересно.

— Главное, что, если ты мне поможешь, мы будем вместе. Я женюсь на тебе. Хочешь, уже завтра распишемся?

Нет.

— Конечно, — Виктория выдавила из себя улыбку. Ей вдруг стало страшно, потому что в спокойных глазах Чуднова теперь виделось самое настоящее безумие, то самое, которое сперва не заметно, но тем и опасно. Она ясно осознала, что если откажется, то умрет.

Здесь и сейчас.

Что он, подобравшись к цели столь близко, не отступится.

— Умница, — Викторию ущипнули за щеку. — В конце концов, это все пойдет нам на пользу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

…и потом ее в живых не оставят. Нет, не будет ни ареста, ни суда, но лишь тихая мирная смерть в своей постели, даже не сразу.

Отнюдь.

Он и вправду женится.

Увезет куда-нибудь, подальше от сестры и знакомых, чтобы после принять их соболезнования. Он даже поверит, что Виктория умерла сама, по естественным причинам. Если знаешь, во что верить, то делать это легко.

— Держи, — он сунул кулек с шоколадными конфетами. — Не сейчас только. Позже дай одну или две… лучше, если две. А я дивой займусь.

Виктория кивнула.

И посторонилась, позволив ему выйти из комнаты. Оставшись одна, она прикусила губу, прижалась спиной к холодной стене — а ведь предлагала же Владке ковры повесить, с коврами всяко было бы теплее — и попыталась унять дрожь.

Дрожь не унималась.

Ее трясло и… кулек выпал из рук, рассыпались конфеты, которых оказалось не так и много. «Мишка на севере». Она таких и не пробовала.

Она…

Опустилась на корточки и спокойно собрала конфеты. Не пробовала? И не будет. И… и она не знает пока, что делать, но обязательно придумает.

Глава 23

Глава 23

Нервная трель звонка застала Свята в коридоре, потому он дверь и открыл.

— Здравствуйте, — пропела Аннушка, протягивая огромный, украшенный масляными розами, торт. — А я вот решила к вам в гости…

Она была хороша, как может быть хороша юная, только-только вошедшая в силу ведьма.

Вились длинные волосы.

Сияли глаза. Щеки, тронутые румянцем, алели, как и губы. И Свят не способен был отвести взгляда от этих губ. По нижней скользнул язычок, а в глазах мелькнуло что-то такое… донельзя довольное.

— Конечно, — Свят улыбнулся как можно более глупо. — Будем рады… торт…

— Мне так неудобно…

Торт она ему отдала.

И пальтецо розовое расстегнула сама, пуговичку за пуговичкой, медленно, дразня, будто вовсе даже не пальто снимала.

Хороша.

Просто-таки великолепна. Даже жаль, что…

— …за то происшествие… я еще не вполне способна контролировать… вы не представляете, до чего непросто быть ведьмой!

— Не представляю, — согласился Святослав.

Пальто медленно соскользнуло с плеч, и ведьмочка осталась в одном легком, слишком уж легком платьице. Бледно-голубое, короткое, позволяющее оценить и тонкость талии, и округлость груди, изящество линий…

— Недавно купила. Мне идет?

— Несказанно, — Святослав ничуть не покривил душой. Платье было хорошо, да и ведьма умела его носить. Ведьмы многое умеют.

— Тогда идемте? — она по-хозяйски подхватила Свята под руку, и прикосновение это позволило ощутить эхо силы, чуждой, неправильной, тщательно скрываемой в хрупком этом теле.

Мощной.

Значит, все идет так, как должно. Правда, легче от понимания сего факта не стало.

Нисколько.

Ведьму хотелось убить.

Прежде Астре никогда и никого не хотелось убить, даже тех, кто ее обижал. Убежать, спрятаться, скрыться ото всех — да. Убить…

Она представила, как впивается когтями в это прехорошенькое личико, как раздирает его до крови, и сама удивилась своей кровожадности.

А ведьма, наверное, почувствовала.

Обернулась.

Подмигнула так, понимающе, будто догадывалась о недостойных этих мыслях.

— А еще, представляете… — ее голос звенел, перебивая прочие голоса.

— Стерва, — тихо сказала Ниночка, опускаясь на соседний стул. — Ишь… и не стыдно ей чаровать?

— Думаешь? — Калерия наблюдала за супругом, который, как и прочие мужчины, не спускал с ведьмочки взгляда. И вилка, зажатая в ее руке, казалась вполне себе оружием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Чувствую, — Ниночка дернула плечиком. — А еще она точно знает, что делает.