Грани миров - Галина Тер-Микаэлян

– Как же – ты ввела! – Сергей угрожающе потряс кулаками. – Он сам вытащил мышей без спроса, а то я его не знаю! Где он, я ему шею сверну? Вытащить инфицированных животных из клетки! Я ему такую характеристику напишу, что его не то, что в аспирантуру – его в дворники не возьмут!

По лицу Аси заструились слезы. Петр Эрнестович укоризненно покачал головой:

– Что ты орешь, Сергей? Пожалуйста, Асенька, я вас очень прошу: не расстраивайтесь и пригласите сюда этого юношу – мне сейчас нужно знать только одно: что и как он им вводил.

– Ладно, – буркнул Сергей, разжимая кулаки, – зови, бить не буду.

Ася скрылась и минуты через две появилась с рыжим Володей. Сергей с некоторым злорадством отметил, что стажер – внешне, по крайней мере, – утратил толику своей обычной наглости и выглядел типичным пай-мальчиком.

– Я не знал, – кротко сказал он, косясь на заместителя директора преданными собачьими глазами. – Извините, Сергей Эрнестович, вы сказали, что клостридия будет у меня в диссертации, поэтому, чтобы я ею занимался. А я сегодня утром пришел и подумал…

– Нет-нет, – перебил его Муромцев-старший, – это все вы потом расскажете непосредственно Сергею Эрнестовичу, а меня интересует только, что и когда вы вводили мышам, и как они себя до этого вели.

– Нормально вели, – он хлюпнул носом, но рыдать не стал. – Корм жрали, бегали. Я им по 1 миллилитру ввел.

– Каждой? – уточнил Петр Эрнестович.

– Ага, каждой.

– А антитоксин использовали?

– Нет, не использовал, мне Сергей Эрнестович сказал пока только получить чистую культуру и проверить. Я целую неделю работал, старался.

– Но зачем же было вкалывать всем четырем? Когда проверяют культуру на токсикогенность, используют разные штаммы в совокупности с антитоксинами, разве вы этого не знаете? И потом, когда животное заражают, то потом за ним следят и сразу же после гибели его исследуют, а не ждут, пока труп закоченеет. Это уже Сергей Эрнестович должен был вам объяснить – его упущение.

– Я просто в медпункт ходил – у меня зуб заболел, – рыжий стажер для достоверности приложил ладонь к веснушчатой щеке и страдальчески поморщился, – а всем четырем ввел, чтобы мне Сергей Эрнестович поверил, что я культуру получил. А то он мне никогда не верит, если я говорю. А когда он объясняет, я вообще ничего не понимаю, – наглея на глазах, заявил он и тут же подхалимски добавил: – Вот когда вы, Петр Эрнестович, сказали, то я в один момент все понял.

– Да я сейчас… – вновь взъярился было Сергей, но Петр Эрнестович остановил его: – Тихо! А вам, молодой человек, – он строго посмотрел на Володю, – прежде, чем продолжать работу, следует вновь пройти инструктаж по технике безопасности. Что, если бы вы вытащили для своего эксперимента животное, зараженное тифом или, не дай бог, чумой? А теперь вы мне все же объясните, почему вы ввели всем четырем мышам costridium perfringens, а газовая гангрена развилась только у двоих? Или вы все же двум ввели другую дозу?

Рыжий стажер вновь пошмыгал носом и пожал плечами:

– Не знаю, я всем одинаково колол. Парадокс.

– Ну, хорошо, идите – поучите технику безопасности. И когда вы будете ее пересдавать, я хотел бы присутствовать.

Рыжий Володя, пятясь, скрылся за дверью, Ася молча последовала за ним, а Сергей, немного успокоившись, вновь – уже более внимательно – посмотрел на трупики погибших животных. Они были промаркированы зеленым – те, у которых неизвестная бактерия не привилась. Те же, что были промаркированы синим, продолжали преспокойно грызть корм в углу террариума. Петр Эрнестович сухо заметил:

– Ладно, хоть что-то прояснилось. Но, тем не менее, придется всем, кто пришел поздравить меня с днем рождения, сделать анализы, я сам этим займусь. Стыдно, конечно, будет объяснять, что сотворил мой младший брат, но выхода нет, я сам виноват – слишком доверял тебе. Особенно неудобно мне будет объясняться с Суреном Вартановичем.

– Хватит читать мне нотации, – огрызнулся Сергей, старательно отводя глаза в сторону.

– Да нет, это не нотация – я просто констатирую печальный факт. Пойдем в столовую, а после обеда поедешь домой.

– Зачем мне домой, у меня много работы.

– От работы я тебя отстраняю, – в голосе старшего брата звучал металл, – пока все не прояснится. Кстати, у тебя еще не кончился отпуск, и тебе в институте делать абсолютно нечего. Погуляй, а к работе приступишь после того, как пересдашь технику безопасности.

Когда он говорил таким тоном, спорить с ним было бесполезно, и Сергей это прекрасно знал. Ему оставалось лишь подчиниться, сказав при этом что-нибудь по возможности более ехидное. Он широко улыбнулся и, шутливо поаплодировав, произнес:

– Браво, Петя, воспитание молодежи – твой конек. Макаренко, наверное, умер бы от зависти – ради такого можно даже мой эксперимент прервать. Тебе даже неинтересно, почему половина мышей погибла, а другая – нет. Те-то мыши, у которых после прививки моей бактерии возникла бактериемия, живы и здоровы, газовая гангрена у них не развилась. Это же парадокс! Так что глупо ты поступаешь, очень глупо!

Петр Эрнестович в ответ улыбнулся не менее широко:

– Рад твоей высокой оценке моих умственных способностей, Сережа, но за эксперимент не волнуйся – я займусь им сам вместе с моими аспирантами, а ты посиди дома и потеоретизируй. А перед тем, как покинешь институт, зайди к моей аспирантке Ларисе Кукуевой – она возьмет у тебя кровь на анализ.

Обедать кипевший злостью Сергей не пошел. Распихав по карманам сделанные за последнюю неделю фотографии, он отправился к Ларисе Кукуевой – очень милой девушке в круглых очках с гладко причесанной головкой – и с демонстративным видом подставил ей палец. Она брала ему кровь, надев резиновые перчатки и нацепив на лицо марлевую повязку.

– Вы зря так тщательно скрываете от меня ваше очаровательно личико, мадемуазель, – развязно заметил Сергей. – Все равно, я уже видел все самое пикантное.

В ответ видимая часть ее лица над белой марлей отчаянно покраснела.

– Нам Петр Эрнестович так велит, – смущенно пискнула она. – Он говорит, что при работе с объектами всегда нужно соблюдать технику безопасности, а иначе не будет допускать к эксперименту.

– С таким объектом, как я, вообще следует скафандр надевать. Чао, моя прелесть, – зло ответил он и отправился домой.

Оскорбленному самолюбию Сергея, однако, оказалось не достаточно того, что удалось вогнать в краску застенчивую аспирантку. В троллейбусе он боком примостился на краешке сидения и скромно поинтересовался у соседа, оккупировавшего больше трети сидения огромной сумкой, поверх которой лежал пышный букет цветов:

– Я вас не очень потеснил, товарищ? А то я и постоять могу – главное, чтобы вы девушке в целости букет доставили.

Сосед – курносый парень с румянцем во всю щеку – засмущался, покраснел еще больше и переложил букет с сумки на колени, от чего места на сидении больше не стало.

– При чем тут девушка, я че – граф? – с обидой за то, что его могли заподозрить в подобном донжуанстве, грубовато возразил он. – Я от профсоюза везу подарок вручать.

– Профсоюз – это, конечно, не девушка, это серьезно, – с преувеличенным почтением похвалил его Сергей и хотел продолжить свое подначивание, но тут троллейбус на остановке распахнул двери, и в салон спереди и сзади вошли две дамы, громогласно провозгласив:

– Контроль. Предъявите билеты, товарищи!

Курносый парень потерянно сжался, и втянул голову в плечи. Сергею же волноваться было не из-за чего, потому что в нагрудном кармане рубашки у него всегда лежала «карточка» – так ленинградцы называли единый проездной билет на все виды транспорта, чтобы противопоставить себя москвичам. В Москве, например, последнюю остановку маршрута называют «конечной», в Ленинграде – «кольцом». В Москве – «единый», в Ленинграде – «карточка». Наиболее респектабельные пассажиры порою даже не вытаскивают из кармана свой проездной – они рассеяно бросают контролерам: «карточка», и те, поверив, идут дальше. Сергею тоже обычно верили, но нынче его внешний вид почему-то внушил подозрение худой, как жердь, контролерше, и она потребовала:

– Предъявите, раз карточка, чего сидите?

Задетый за живое, он очаровательно ей улыбнулся:

– Хорошо, сейчас достану, но она у меня далеко, предупреждаю.

– Доставайте, доставайте, – во взгляде контролерши появилось выражение тигра, почуявшего добычу.

Сергей, скосив вниз глаза, нарочито медленно перебирал лежавшие в кармане квитанции и записки, среди которых затаилась заветная карточка. Он уже сто раз мог бы ее достать и предъявить, но искорки торжества в глазах топтавшейся рядом контролерши почему-то облегчали муки его раненого самолюбия – рано, мол, радуешься, что поймала безбилетника. Думаешь, я время тяну, от страха перед тобой трепыхаюсь? Сейчас вытащу, и будет тебе дуля на постном масле!