Сага о бескрылых (СИ) - Валин Юрий Павлович

Стал в десять раз меньше затянутый дымами город. И в сто раз безлюднее. Грузчик полагал, что многие горожане из Хиссиса бежали, Лоуд, видя бесчисленные трупы, думала, что на улицах и дворах все люди и остались. Напарники с живыми людьми старались не сталкиваться, кружили по кварталам, прячась в домах и дворах. Измученный поклажей Грушеед уже едва ногами двигал. Ничего не получалось: в дом прыгучего жреца Угона попасть было вполне можно, но найти тележку с мулом или ослом, да вывезти драгоценные бочонки в безопасное место, нечего и думать.

— До темноты придется ждать, а пока осла раздобыть, да чистым воздухом подышать, — намекнула Лоуд.

Хозяин согласился.

Лишнюю поклажу запрятали неподалеку от Проездной площади. Ворота выбранного дома были выбиты, по всему двору валялось тряпье и медные деньги. Трупов тоже хватало. Ценные мешки сложили в чуланчике, потом Укс за ноги подтащил тело старика, оставил сторожить-загораживать дверь.

— Охраняй, седобородый, а то второй раз убьем, — пригрозила оборотень молчаливому часовому.

Мальчишка-Грушеед таращил глаза, помалкивал. Лоуд полагала, что разумнее его связать, да рядом с мешками уложить, но Грузчик решил иначе. Может и к лучшему решил: когда выбрались за город, мальчишка уже волок мешок с двумя курицами. На берегу реки сообщники ушли подальше в кустарник и развели костер.

— В Хиссисе жареного и так полно, — заметила Лоуд, глядя на дымную завесу над городом.

— Там легко и самим поджариться, — буркнул десятник.

Грушеед ощипывать куриц не умел, за что схлопотал крепкую оплеуху. Пока унимал у воды кровь из носа, оборотень посоветовала:

— Если ты, хозяин, рабов вознамерился брать, то выгоднее уродов чуть поопытнее этого наловить.

— В Сарапе советуешь набрать? — усмехнулся десятник.

— Тех, пожалуй, только вместе с надсмотрщиком забирать имеет смысл. Или на мясо.

Брезгливый Грузчик поморщился.

Следовало торопиться, поэтому куриц съели полусырыми. Напрасно, поскольку едва вернулись на дорогу и сделали с сотню шагов, как даже железный желудок Лоуд вознамерился взбунтоваться. В основном из-за запаха. За сутки по дороге немало прошло людей и не только людей. Кое-кто здесь и остался. Вроде сотни трупов в городе видели, а здесь пробрало…

— Осла совершенно напрасно забили. Нам бы пригодился, — сглатывая, сказала оборотень.

Ослу еще повезло, лежал с взрезанной шеей. Дальше валялся мул, женщина, потом не пойми кто… Кровь уже впиталась в пыль, веревки кишок растянулись поперек дороги, сплелись в комки, казалось, трупы связаны жуткой пуповиной. Или паутиной.

— Обойдем, — просипел десятник.

— Тут знаки начертаны, — сообщила Лоуд, вглядываясь в бурые полосы на дороге. Хозяин толкнул ее в спину, оборотень возражать не стала, лишь подхватила валяющуюся в колее шкатулку. Бренчала та очень многообещающе.

Грушеед добежал до кустов, начал выплевывать курятину. Десятник, надо отдать ему должное, сдержался. Пока мужчины боролись со слабостью, Лоуд поддела ножом крышку шкатулки.

— Цацки. И серебра немножко.

— Выбросить не хочешь? — с угрозой спросил хозяин.

— Просто любопытно, — оборотень закрыла серебро, пару раз копнув ножом под кустом, присыпала пылью шкатулку.

— Как думаешь, кто это на дороге резвился? Калликары обнаглели?

— И знать не хочу, — буркнул десятник, ударом распоротого сапога сшиб с ног ослабевшего мальчишку. — Догоняй, Грушеплюй…

Пошли через кусты, мальчишка ковылял сзади, пытался догнать.

— Хозяин, тебе бы сапоги с кого снять, — посоветовала Лоуд.

— Успею. Подвернется что-нибудь добротное…

Кусты стали совсем непролазными, пришлось вернуться к дороге. Здесь было почти нормально: трупы попадались, но не часто и в приличном виде. Правда, вспухать уже начали — день был душноватый.

У перевернутой повозки оборотень подобрала новый симпатичный топорик — Грузчик не возражал — инструмент может понадобиться. Зашагали дальше…

— Там со знаками или наш сумасшедший брат, отсутствием нэка вдохновленный, позабавился или пара сирен наведалась, — наконец, сделал вывод вдумчивый десятник, перешагивая через очередного мертвеца.

— Так далеко от островов залетают? — удивилась Лоуд.

— Бывает. Если большую поживу учуют. Ты их видела?

— Дважды. Один раз покушались, ублёвки сисястые. Но мы хорошо вооруженные шли, геройски отбились.

— А как же…— Укс процитировал:

Уши гребцам плотно воском залеплены были,

Арха-героя у мачты надежной веревкой связали.

Остров вдали показался пустынный, скалистый.

И в расстоянье, откуда призывное пенье расслышать,

Может, сирены влекуще и сладко воспели…

— Да уж воспели, — оборотень сплюнула. — Одно подзоглотье… Впереди меня гребец сидел — на нем шерсть дыбом встала. Вот такой соблазн, ющец их… Ты сам-то разве их напевов не слыхал?

Десятник лишь бросил косой взгляд.

Лоуд сообразила — ну понятно, в воздухе разве какое пенье расслышишь?

Когда показался Сарап, у оборотня уже болели ноги. По земле шагать, это не морем спокойненько плыть. У спуска к повороту присели отдохнуть.

— Слегка припозднились мы, — десятник смотрел на клубы дыма над поселком.

— Там ослов и лодок предостаточно имелось. Должно и на нашу долю хватить, — проворчала Лоуд. — Э, Грушеед, ты вроде туда идти не особо хочешь?

Мальчишка лишь ниже склонил голову: сидел, обхватив колени, рубашка с взрослого плеча казалась плащом, длинные штаны закатаны, а все равно голым чучелом кажется. Шея с два пальца толщиной. Вот носильщик так носильщик.

— Через стену глянем, может и обходить не придется, — решил Укс.

Обходить действительно не пришлось: с внешней стены охранники исчезли, да и вообще поселок порядком изменился — теперь было очевидно, что горят строения в разных частях Сарапа.

Шпионы взобрались на стену — легконогий Грузчик поднялся без труда, втянул на ремне Лоуд, потом мальчишку.

— Ловко, — восхитилась оборотень, озираясь. Видимо, настоящего боя на стене не случилось — схлестнулись мимоходом. Обломки копья, лужица крови. Но сброшенный вниз раб висел красиво: угодил спиной на кол ограды, туповатая деревяшка выперла из-под грудины. Борода наколотого человека задралась к небу, рот распахнут, желтеют пеньки зубов.

— Эх, боги-то как жестоки, — расчувствовалась Лоуд. — Друг ведь, почти брат. В одной клетке сидели, из одного корыта хлебали…

Грушеед таращил глаза, Укс пробурчал насчет «закудхала, сказочница» и, наконец, навинтил наконечник на дротик.

Прошли по улочке. Лоуд опять удивлялась тому, как порой мгновенно мир меняется: дома выглядели брошенными, у дверей валялись кучи черепков, словно нарочно посуду здесь били. Может, и правда, нарочно. На распоротый мешок с мукой кто-то помочился — вокруг виднелись белесые липкие следы босых ног. Со двора уже пованивало, с забора свисал разодранный надвое плащ. Ветерок нес вдоль стены облачко куриного пуха — кто-то весьма умело подушки победил.

— Хозяин, ты снег видел? — спросила Лоуд.

Укс поморщился:

— А ты видела, что ли?

— Еще бы! — оборотень подбодрила пинком Грушееда, вздумавшего разглядывать голую мертвую бабу, растянутую на веревках в воротах. — Настоящий снег — красота немыслимая. Кожу жжет, глаз радует…

— Ты бы, пустоголовая, помалкивала…

На соседней улочке раздавались голоса, захрустела выламываемая дверь…

У ограды знакомого сада Лоуд грустно заметила:

— Нет, опоздали мы.

Валялся на мостовой развязавшийся узел: шелковая туника, еще какое-то тряпье, сандалии с серебряными пряжками. Чуть дальше прилег незадачливый грабитель — повыше задницы торчал обломок стрелы.

— Может и вовремя, — пробурчал Грузчик. — Неоднозначно тут у них, — он легко подпрыгнул, оказался сидящим на заборе — колокольчики неуверенно звякнули.