Дитя дорог - Таня Перес

Мой папа был в высшей степени образованным человеком. Его интересовала только наука и благополучие его семьи. К деньгам у него было презрительное отношение. «Купец» для него было пренебрежительным термином. Это страшно злило мою маму, отец которой был богатейшим купцом. Но больше всего они не любили «маклеров». Эти «аристократические замашки», были довольно неприятными для моих ушей. Это было единственное, что омрачало отношения моих родителей с бабушкой и дедушкой и отношение моего папы с дядей Павлом, мужем тети Рули. Как бы то ни было, я была их дочерью и впитала все это в свою кровь. И по сей день, я чувствую точно также.

Перед тем как я заснула, я услышала стук в дверь. С крайне театральным видом входят дядя Павел и его жена. Они торжественно держат в руках огромный пирог. Между прочим, я абсолютно уверенна, что это тот же самый пирог, который отличается запахом борща.

– Мы вам принесли пирог! – распевают они на все голоса. – Хотели узнать, как вы поживаете.

Радостные восклицания. Дядя Пава подходит к моей кровати, я лежу как окаменевшая. Он не снял пальто и от него веет холодом.

– Как поживает моя маленькая Таточка?

Открываю глаза.

– Очень хорошо, спасибо.

– Идем кушать пирог!

– Нет, спасибо. Я очень устала и страшно хочу спать.

Прошло много времени, пока они ушли. Они говорили обо всем: шепотом о немецкой армии, которая отступала, о поездах, которые мчались на восток для поддержки их армии под Сталинградом. Слово «Сталинград» я слышала несколько раз. Потом все начало исчезать. В этот вечер я впервые заснула без свечки и книги. Привыкла. Уснула.

37.

Я проснулась утром, осторожно соскользнула с кровати, не дотрагиваясь до ног хозяйки. Мы спали каждая со своей стороны, и наши ноги иногда встречались! Что было не особенно приятно. Огромная пуховая подушка была моим личным врагом. Наверно это была аллергия и каждую ночь я «скрипела» и «свистела». Я знала, что это от пуха. Мой папа все это понял сразу и выбросил все перины и подушки из моей комнаты. Кроме ужасного храпа моей хозяйки, звуков «окружения» и истории с пухом все было замечательно!

По правде было тепло, мягко и даже довольно чисто. В конце концов, была разница между моим пребыванием на досках в лагере и между постелью госпожи Эсфирь. Каждый месяц менялись простыни, и это был праздник. Можно сказать, что это был героический поступок!

У Милочки, например, постель была очень чистой. По ночам, и иногда по неделям, Марья Александровна была дежурной в больнице, тогда я спала у них. Милочка стирает два раза в неделю все белье, все скатерти и вообще все, что можно было засунуть в корыто. Но была все-таки серьезная проблема – мыло. Раз в неделю мы выходили в деревни около Балты, в которых варят мыло. Я ненавидела этот запах и старалась не заходить во дворы, в которых варили какой-то протухший жир с травами, которые предназначались для приготовления мыла. Мыло было шершавое и грубое. Оно «кусалось», как говорила моя Мила. Для меня было открытием то, что во время варки мыла в котел засыпают песок. Это помогает стирать белье и избавляться от грязи. Я думала, как можно уменьшить количество стирок, чтобы употреблять как можно меньше топлива. Вопрос с дровами был очень тяжелым. У Милы во дворе можно было хранить топливо. Его покупали где-то на базаре на границе гетто. Поленья уже были готовы и распилены специально для маленьких печек, которые были в этих несчастных домах. Было очень трудно тащить эти поленья на их место. Расстояние между базаром и домом Милочки было довольно большое и было трудно идти. Я рассказала миле о Стасике и акушерке, которая заставляла его раскалывать дерево топором.

– Ой, – говорит Милочка. – Дал бы бог нам такого Стасика!

B один прекрасный день появился у Милочки парень, который был старше нас на несколько лет. Он был каким-то родственником. За хороший обед он был готов сделать для нас все! Вадим был на две головы выше и широкоплечий. Он придумал повозку на трех колесах, которую можно было толкать перед собой. Таким образом «дровяной вопрос» был решен. Мы его «усыновили»! Можно было использовать его в наших походах по деревням за маслом, солью и сахарной свеклой.

В те времена, эта свекла спасала нас во всех смыслах. Из нее можно было приготовить разнообразные блюда и в особенности пироги. Самое главное качество было то, что ее использовали для приготовления домашней водки. Почти в каждом доме был стеклянный аппарат, весь в трубочках, который перерабатывал заранее спеченную свеклу, отжимал ее, превращал ее в какую то темную жидкость, которая проходила еще долгий путь до того как попадала в стакан. Запах этой свеклы оставался навсегда. Сама водка была сладковатая. В один из моих походов по Украине меня кто-то напоил такой водкой, перед тем как я пошла спать. Я спала день и ночь. Тот, кто покупает в магазинах все, что ему нужно не задумывается о том, как это сделано. Мы же все знали и все делали сами. С той минуты как мы встретились, Милочка и я, мы стали неразлучными подругами. Наши походы по деревням, которые были очень опасны. Бесконечные разговоры о нас и о нашей жизни, о Сталине, о войне, о судьбе разных людей и вообще о судьбе. Главные разговоры были о еде. Почти все время мы были голодными. Все это нас связывает до сегодняшнего дня. Русский язык, на котором мы говорили, был правильный и очень красивый. Потому, что мама Милочки, изумительная женщина, и ее отчим были очень образованы. Я чувствовала себя частью жизни этой семьи. Детки были слишком малы, для того чтобы учиться читать, но мы их учили правильному поведению за столом перед тарелками. Известно, что большинство времени эти тарелки были пустыми.

Когда я жила в деревне, то заметила, что крестьянки не стирают белье руками, а пользуются толстыми палками, которыми его бьют в корыте. Я это рассказала Вадиму, и он мне сразу же все объяснил.

– Мыло должно быть в порошке, – сказал Вадим. – Какие же вы обе дуры, если вам не пришло в голову что это нужно так делать!

– Как же тебе не пришла до сих пор в голову идея помочь нам! Ты весь день гуляешь и ничего не делаешь!

– Ты городишь чепуху! Я не гуляю, – обижается Вадим. – Я в комсомоле!

– В комсомоле?! – кричим мы в один голос. – Как?! Где?! Расскажи! Мы тоже хотим!

Вадим замолчал, после долгого размышления он сказал:

– Вы обе еще маленькие. Таня совсем не может, ей нельзя выходить из гетто, а ты…

– Что я?! Кто я?! Почему я?! Я могу!

– Может быть, ты можешь, но тебе не стоит.

– Почему, почему?! Я хочу!

– Это очень опасно.

– А ты что там делаешь?

– Я когда-нибудь тебе расскажу, не теперь.

Вадим смотрит на меня. Мое сердце сжимается. Я чувствую, что сейчас произойдет что-то очень неприятное. Вадим потупил взор и говорит: