Чертов дом в Останкино - Добров Андрей Станиславович

– А Матушку предал.

Кучер помотал головой:

– Тут другое. Ты, Андреевич, человек для нас чужой, в наших играх случайный. Я тоже маленький человечек, да только и мне надо нос по ветру держать – а то смоет приливом-то…

Алфавит! Где еще буквы стоят выше и ниже? Больше ничего в голову Крылову не шло. Какая буква из имени Петра должна стоять выше всех? Е! Он нащупал второй рычажок и постарался незаметно перевести его в самое верхнее положение. Последнюю Ять – в самый низ. Как бы отвлечь кучера? Крылов боялся, что на ощупь он перепутает рычажки и ошибется. Первый рычажок – П, Покой – на вторую позицию.

– Ты чего притих, а? – спросил Афанасий. – Чего ты руку за спину завел? Ну-ка, покажи! Может, у тебя там ножик?

Иван Андреевич медленно показал обе руки. Черт. Теперь точно перепутает. Вдруг он заметил, что Крюгер за спиной Афанасия задвигался, заерзал. Стал медленно переворачиваться на бок.

– Что? – спросил кучер и обернулся: – А! Живуч, скотина! Ничего, это мы сейчас.

Он качнул гирькой кистеня и шагнул в сторону драгуна, но тут грянул выстрел, выплеснулось облачко порохового дыма, и Афанасий припал на левую ногу. Застонал, затряс головой – так сильно, что шапка снова слетела в грязь.

– Урод! – процедил сквозь зубы кучер, сделал несколько быстрых шагов, причинявших ему мучительную боль в простреленном бедре, и с размаха саданул по голове лежавшего Крюгера. Чавкнуло, хрустнуло, ноги драгуна задергались в агонии. Афанасий ударил его с замахом снова и снова, пока ноги не перестали дергаться.

Этого времени вполне хватило Крылову. Как только прозвучал звук выстрела, он живо, не давая себе времени испугаться, повернулся лицом к замку и третий рычажок перевел на четвертую позицию. Потом схватил тот, что означал букву Р, Рцы, и потянул его вниз – на третью дырочку. И с ужасом понял, что рычажок закис. Он не поддавался! Уже в который раз холодный пот выступил на лбу Ивана Андреевича.

– Ты чего там? – раздалось за спиной.

В сердцах Крылов ударил по рычажку кулаком сверху вниз, ободрав кожу, с ужасом думая, что сломает, но – чудо! – с щелчком тот опустился на одну позицию, а далее поставить его на третью было уже не сложно. Внутри замка громко щелкнуло.

– Стоять! – закричал кучер за спиной. Припадая на раненую ногу, он поковылял к Крылову.

Иван Андреевич ухватился за ручку калитки своей перемазанной в грязи рукой и рванул… Бесполезно! Он чуть не вывихнул себе кисть.

– Стой, паскуда! – послышался тонкий тихий свист – это гирька кистеня пришла в движение.

Дубина! Не на себя, а от себя! Крылов навалился на дверь, и та медленно начала раскрываться.

– Убью! – вопил Афанасий.

Крылов давил со всей силы. Дверь буквально вросла с той стороны в нанесенную, намытую дождями и снегом землю. Наконец образовалась щель, достаточная для его массивного тела. Обдирая живот и спину, потеряв несколько пуговиц, Крылов протиснулся на другую сторону и сразу же стал толкать дверь обратно – чтобы закрыть. С той стороны что-то гулко ударилось в толстые доски – вероятно, запоздалый кистень. Дверь шла туго, а потом вдруг дернулась в обратную сторону. Крылов услышал тяжелое дыхание – Афанасий навалился всем телом, отжимая дверь обратно.

– Не уйдешь, сука, – хрипел кучер. – Врешь, от меня еще никто не уходил.

Иван Андреевич не отвечал, а просто давил и давил. Но хотя Афанасий был ранен, все-таки сила его была поистине звериной – с отчаянием Крылов понимал, что проигрывает. Сколько бы он ни пыхтел, сколько бы ни подпирал из последних возможностей свою сторону двери, она потихоньку все-таки раскрывалась.

Афанасий закашлял смехом.

– А! – прохрипел он. – А!

В этот момент Иван Андреевич понял, что сил у него больше нет – только отчаяние и покорность. Он отшатнулся от двери, упер руки в колени и приготовился принять последний бой – короткий и смертельный, как он был уверен. Здоровая лапища Афанасия просунулась в щель.

Выстрел был негромкий, но сквозь приоткрытые створки все же вплыло небольшое облачко дыма. Афанасий снова кашлянул, потом захрипел. Рука исчезла. Крылов все так же стоял, не понимая, что произошло.

Агата!

– Откройте пошире, – раздался вскоре ее голос. – А то он разлегся, пройти нельзя.

– Сейчас, – крикнул в ответ Крылов. – Сейчас. Отдышусь. Чем вы его?

– У меня тоже есть пистолет, знаете ли, – ответила она. – Не такой большой, но если стрелять прямо в затылок… Откройте же, Иван Андреевич.

– Сейчас!

Он тяжело разогнулся и подошел к двери. Выглянул через щель. Афанасий лежал на земле. Чуть дальше стояла Агата Карловна, держа двумя пальчиками небольшой пистолет – будто это была дохлая мышь.

– Ну же? – сказала она.

Крылов кивнул. Он незаметно покосился на рычажки замка – они снова стояли ровным рядком вверху. Вероятно, механизм возвращал их в исходное положение. Крылов вернулся к двери со своей стороны, отошел на шаг, а потом ринулся на нее, выставив плечо вперед. Удар был болезненный, но дверь резко захлопнулась. Щелкнул замок.

– Эй! – глухо прозвучало с той стороны. – Что вы?..

Иван Андреевич, держась за ушибленное плечо, поморщился и повернулся наконец лицом к тому месту, которое было его целью. К обители. Она стояла внутри квадрата стен прямо перед ним.

Санкт-Петербург. 1844 г.

Крылов замолчал. Федор Никитович повернулся к нему.

– И что? – нетерпеливо спросил он, покусывая кончик пера. – Что же дальше?

– Ничего, – спокойно ответил Крылов.

– Как ничего?

– Не было никакой обители!

– Не было? – пораженно спросил доктор.

– Ну, раньше определенно была. Однако прошли десятилетия. Все, что я видел, – закопченные развалины. Вероятно, молнии несколько раз били в стоящий рядом дуб, в крышу. Случился пожар – а никто не мог потушить, поскольку не мог добраться.

Галер лихорадочно начал рыться в исписанных бумагах.

– Вот! – сказал он наконец. – Старик Эльгин рассказал, что спрятал в обители архив Нептунова общества. Он говорил про статуи…

– Да, – медленно кивнул Крылов. – Вероятно, так и было… до пожара. Старик же не поведал мне, когда именно он спрятал бумаги. Судя по тому, что я видел, это могло случиться уже давно, лет двадцать тому, например… А статуи… Я видел одну такую среди руин. Без головы и рук – словно кость, торчащая из разложившегося тела.Чья эта статуя? Кого она изображала…

– А спрятанные бумаги… Они сгорели?

Иван Андреевич повернулся к доктору.

– Не все. Кое-что мне все-таки удалось обнаружить.

Москва. 1794 г. Останкино

Крылов, шатаясь, направился к развалинам. По бокам еще можно было видеть изъеденные временем и пожарами остовы башенок, под ногами громоздились камни и гнилые остатки кровли.

– Ну и гора, – пробормотал он, карабкаясь вверх по груде останков обители, стараясь не напороться на острые края обгорелых досок. Это было трудно – особенно потому, что силы и так оставили Ивана Андреевича после драки у ворот. Но он не давал себе даже думать про то, что устал, жестоко проголодался и продрог – Крылов никак не мог смириться с мыслью, что цель его превратилась в руины. Неужели не осталось ничего?

Он полз, как огромный жук по горе развалин. Прошло, наверное, час или даже два, прежде чем Иван Андреевич достиг верхушки вала обломков. Он высунул голову со спутанными волосами и тихо присвистнул. Отсюда было хорошо видно – дом являл собой квадрат, окружавший большой двор, где когда-то был и пруд, и что-то вроде сада. Еще можно было различить дорожки, пару скамеек. И в правом дальнем углу – полуразвалившееся строение. И небольшой покосившийся каменный крест возле него.

Немного отдохнув, Крылов начал спуск внутрь. Последние три метра он проехал на животе по обломкам камней, крича от боли, долго охал, сидя прямо в мокрой грязи. Потом встал, словно большое болотное чудовище, и направился к строению.

– Так-так-так, – бормотал под нос Иван Андреевич. – Так-так-так… Кто в теремочке живет?