Копье милосердия - Виталий Гладкий

— Ой вей! — схватился за голову Шаул Валь. — Опять привезет новые поборы! Этих налогов уже не счесть. Коронационный налог, налог на содержание королевского двора, налог за право пользоваться синагогами и кладбищами и за право занимать какой-либо кагальный пост, налог на слуг, находящихся у нас в услужении. Сборы с наших лавок, ремесел и товаров. Налог натурой в королевскую казну — перцем, шафраном, дичью, задними частями туш и прочим, налог с напитков. Дорожный налог, ярмарочный, за переезд через мосты, с убоя скота, с волов и баранов, отправляемых на ярмарки. А как вам, пан маршалек, новый налог, «козубалец», в пользу школяров-иезуитов, — со всякого еврея, который проезжает мимо костела или церковной школы?! А еще городские налоги: с домов и площадей на городской территории, за пользование городскими пастбищами, на содержание стражи и полиции, за право торговли и прочее. Я уже не говорю про чрезвычайные налоги на военные нужды.

— Война закончена, грядут налоговые послабления, — сухо сказал князь. — И тебе это известно не хуже, чем мне.

— Ах, пан маршалек! О чем вы говорите? Какие могут быть послабления для бедных, несчастных евреев? На нас взвалили еще и расходы на подарки воеводам, духовным лицам, писарям, депутатам сеймов и сеймиков, музыкантам воеводы, палачу и даже гицелю*. В Опатуве местный кагал платит кантору костела, чтобы он не расхаживал по еврейской улице и не подстрекал толпу к нападению на евреев… — Тут Шаул Валь опасливо оглянулся, словно боялся, что в его тесной конторке где-то притаился тайный соглядатай, и понизил голос: — Пан маршалек, нам приходится платить иезуитам, чтобы они не захватывали еврейских детей для насильственного крещения. Это же кощунство! Да что иезуиты, вон в Виннице староста наложил на кагал дань, объясняя это тем, что евреи распяли Христа.

«А таки распяли…», — подумал князь, но на его бледном лице не дрогнул ни единый мускул. Все эти причитания Шаула Валя он слышал много раз. Они уже стали как бы ритуалом, предваряющим деловую часть беседы. Поэтому Николай Радзивилл терпеливо ждал, пока старшина берестейского кагала не выговорится.

Но Шаул Валь словно почувствовал, что сегодня князь не склонен долго выслушивать его жалобы. Лицо иудея вмиг приобрело деловое, жесткое выражение; куда и девалась плаксивая маска, сопровождавшая излияния.

— Не желает ли пан маршалек отведать нашего кошерного вина? — спросил Шаул.

— Это было бы неплохо, — ответил князь, устраиваясь поудобней в узком креслице, приспособленном для тощих костистых фигур собратьев Шаула.

Вино и в этот раз оказалось превосходным. Николай Радзивилл всегда его пил при встрече с Шаулом. Оно напоминало ему дорогую заморскую мальвазию, но в нем присутствовал еще какой-то неизвестный приятный аромат. А еще «кошерное» вино, как его назвал иудей, оказалось гораздо крепче и выдержанней даже по сравнению с королевской мальвазией.

— У пана маршалека есть дело ко мне… — не спросил, а скорее констатировал Шаул Валь.

Впрочем, это и так понятно. Магната Радзивилла и торговца-иудея разделяло слишком большое расстояние, чтобы князь мог просто заехать в гости. Поэтому Шаул Валь немного встревожился. Николай Радзивилл Сиротка обычно приезжал в Берестье по делам государственной важности. А касательно берестейского кагала, чтобы занять от имени короля очередные деньги на Ливонскую войну; Стефан Баторий знал, что Радзивиллы с давних пор имеют тесные связи с еврейской общиной.

Но между Речью Посполитой и Московией уже заключен мир, наемные войска распущены, а значит, военные поборы исключались. Тем более, как намекнул князь, вопросом получения налогов с Берестья теперь озабочен Лев Сапега. Может, Радзивиллу самому понадобились деньги? Этот вопрос лишь мелькнул в голове Шаула и он тут же отбросил его в сторону, как совсем уж невероятный. Ему было хорошо известно, что Николай Радзивилл богаче любого из литовских магнатов. Тогда что привело великого маршалка литовского в контору купца-иудея?

Николай Радзивилл не стал долго томить Шаула Валя неизвестностью. Отхлебнув из позолоченного «гостевого» кубка несколько глотков кошерного вина, он сказал:

— Нужна твоя помощь, Шаул.

— Пан маршалек знает, что Шаул Валь всегда к его услугам, — несколько напыщенно ответил иудей.

— Задумал я по причине слабости своего здоровья совершить паломничество по святым местам. Мне известно, что у берестейского кагала есть свои интересы в Палестине, и купцы тамошние тебе знакомы…

— Пан маршалек может не продолжать! Мне все понятно. Я дам рекомендательные письма к нужным людям, и они окажут пану маршалку любую помощь и содействие в его достойных всяческих похвал намерениях.

— Я оплачу им за доставленное мной беспокойство.

— Пан маршалек, — воскликнул Шаул Валь, — не нужно обижать бедного еврея! О чем речь?! Это всего лишь дружеская услуга.

«Которая у иудеев бесплатной не бывает», — добавил про себя князь и мысленно рассмеялся. Но что такое большие расходы на путешествие в Палестину по сравнению с исцелением, которое должно принести ему Копье Лонгина-сотника? Но даже если сведения о находке Копья — блеф, то поклонение Гробу Господню, конечно же, пойдет на пользу его здоровью. В этом князь совершенно не сомневался…

После ухода Радзивилла старшина берестейского кагала надолго задумался. От мыслей его отвлекло тихое поскребывание за стеной — словно там находилась крыса. Шаул Валь резко тряхнул головой, принимая какое-то важное решение, и позвал:

— Мордко, можешь войти!

Бесшумно отворилась потайная дверь, и в конторе появился еврей лет тридцати. В отличие от других представителей своего племени, он имел высокий рост, широкие плечи, а мускулистые руки Мордка предполагали наличие у него недюжинной силы. Он был не только купцом, но и доверенным лицом Шаула Валя, исполнявшим разные тайные и часто опасные поручения.

— Слышал? — спросил Шаул.

— Слышал, — коротко ответил Мордко.

— Что ты об этом думаешь?

— У князя на уме не только поклонение христианским святыням.

— Вот и мне так кажется. Но что за всем этим стоит? Уверен — что-то очень и очень важное. Цель путешествия, похоже, может оправдать все расходы на него с лихвой. Уж я-то знаю князя Сиротку. Он не выбросит даже ломаный грош. Будь маршалок евреем, более уважаемого человека трудно было бы найти…

Мордко помалкивал. Много думать ему не положено. Для этого существовал Шаул Валь. Мордко точно знал, что старшина берестейского кагала обязательно найдет верное решение проблемы, а его долг — исполнять приказы.