Копье милосердия - Виталий Гладкий

— А как насчет Копья Лонгина, которое хранится в Париже? — с иронией спросил князь. — Или как быть с венским Копьем Оттона I Великого, императора Священной Римской империи? В свое время каждое из них признавалось церковью как подлинное Копье Лонгина.

— Святой престол тоже может ошибаться… — лицо архиепископа снова приобрело ханжеское выражение.

— Вот поэтому я не исключаю, что агент ордена в Москве заблуждается. Собственно, как и царь Иоанн Васильевич. Думаю, что какой-то ловкач хочет нагреть руки на вере Великого князя Московского в невероятные возможности Святого Копья. Но нам-то что до этого дела?

— Если Копье подлинное и мы опередим московитов, то тогда имя и слава защитников истинной веры Радзивиллов будет греметь в веках, а значит, и слава Святого престола воссияет во всем своем блеске! — торжественно провозгласил архиепископ.

При этом, забывшись, он повысил голос, и гулкое эхо загуляло под высоким потолком княжеского кабинета.

— Я так понимаю, ты хочешь… — Николай Радзивилл вдруг неизвестно отчего заволновался.

Какая-то мысль, еще не до конца оформившаяся, начала блуждать в голове словно человек в потемках, который натыкается на острые углы и набивает шишки. Мысль была очень важной, это князь сразу сообразил, но что она собой представляла, Радзивилл понятия не имел. Мысль просто топталась в голове, как слон в посудной лавке, не давая сосредоточиться на разговоре с троюродным братом.

— Именно! — ответил архиепископ. — Крыштоф, ты должен поехать в Святую землю и перехватить Копье у московитов. И сделать это нужно любой ценой! Людей надежных у тебя достаточно, с финансами проблем, я думаю, тоже не будет, так что лучшей кандидатуры просто не сыскать.

— А если все-таки это какая-то подстава, блеф? Уж не знаю чей блеф; возможно, даже самого царя московитов. Он очень хитер и коварен. И ума ему не занимать. Правда, непонятно, зачем ему вводить нас в заблуждение…

Юрий Радзивилл криво улыбнулся. Его круглое безбородое лицо с едва наметившимися темными усиками было бледным. Сиротка знал, что Юрий всегда сильно бледнеет, когда волнуется.

— Открою тебе еще одну тайну ордена, — сказал он доверительно. — Мы не оставляем без внимания Святые земли, хотя там уже давно правят бал османы*. Наши люди есть везде. Перед тем как я получил весть из Москвы, мой агент в Истанбуле* прислал ко мне гонца. Он сообщил, что познакомился с одним иудеем-торговцем, и тот якобы поведал ему под большим секретом, что знает, где находится Копье Лонгина-сотника. Однако точное место не указал. Наверное, надеется на хороший гешефт как посредник в сделке. А возможно, он просто набивает себе цену, чтобы задурить собеседнику голову (наш агент — хорошо известный в Истанбуле купец) и смухлевать в выгодной торговой сделке. Агент не очень верит ему. Кроме того, он не может дать полную гарантию, что копье (точнее, наконечник копья) подлинное. Это естественно. Чтобы узнать товар, нужно его увидеть. Одних слов какого-то нехристя-иудея мало. Нужны очень веские доказательства.

— Какие именно?

— Сталь копья не ржавеет. Это древний булат, секрет производства которого не знают даже персы, славящиеся своими саблями из стали «дамаск».

Сталь! Вот оно, ключевое слово! Мысль вдруг обрела ясные очертания и засверкала в темноте черепной коробки как самая яркая звезда. Радзивилл вспомнил слова вейделота: «Ты должен идти к своему Богу и просить у него выздоровления. Рану, нанесенную сталью, излечит только сталь. Святая сталь. Так сказал Перкун».

Святая сталь… Какая сталь может быть святее Копья Лонгина-сотника? Решено — он едет в Святую землю! Он давно думал совершить паломничество в Палестину, да все никак не получалось из-за военных действий. А теперь война с московитами закончилась, и он свободен. Князь уже почти уверовал, что Копье, о котором говорит Юрий, — то самое, Святое.

— Я согласен! — ответил Николай Радзивилл. — Я поеду в Святую землю. Но мне нужна неделя-другая на сборы. Путь неблизкий, нужно все учесть. И еще одно: если возвращусь живым-здоровым, коллегиум и школа будут на моем содержании, пока не умру. Мало того, я подарю школе земли и села для прокорма.

Архиепископ облегченно вздохнул. Он знал, что брат при всей своей внешней простоте и приветливости очень упрям и настойчив. Теперь он был уверен, что Копье, если оно и впрямь существует, окажется в руках Крыштофа. И самое главное: поскольку Николай Радзивилл всегда держит слово, коллегиуму и школе быть. Это большая заслуга архиепископа перед папским престолом.

— Наши люди окажут тебе всемерную поддержку, брат, — сказал Юрий Радзивилл. — Но для начала… — Он бросил взгляд на дверь и попросил: — Позови кого-нибудь из своих слуг.

Князь взял со стола колокольчик и позвонил. Спустя короткое время в кабинет вошел Ян Кмитич.

— Пусть приведут сюда того человека, который сидит в моем возке, — молвил архиепископ. — Только нужно сделать так, чтобы его меньше видели.

Кмитич бросил вопросительный взгляд на своего господина; князь едва заметно кивнул.

— Будет исполнено, ваше высокопреосвященство… — Ян Кмитич поклонился и вышел.

— Кто этот человек? — спросил Николай Радзивилл.

— Он поедет с тобой в Палестину.

— Это агент ордена? — нахмурившись, спросил Николай Радзивилл.

Ему совершенно не хотелось, чтобы в обозе во время путешествия оказался соглядатай иезуитов.

— Не совсем так, — ответил Юрий Радзивилл. — Сей холоп — московит, гонец, который привез известие о Копье.

— Зачем он мне? — резко спросил князь. — У меня своих слуг вполне достаточно.

— Он весьма колоритная личность. Я почти уверен, что тебе придется в той или иной мере пересекаться с посольством московитов, и этот человек может быть очень полезным в такие моменты.

— Этот московит — схизмат?

— Я убедил его принять истинную веру, — с напускной кротостью ответил Юрий Радзивилл. — Прежде московита звали Ванька Грязь. Но теперь он Иван Грязной… — Тут архиепископ смущенно прокашлялся и продолжил: — Негоже новообращенному носить столь неблагозвучное прозвище.

Князь промолчал, но остался при своем мнении. В особенности, когда увидел лисью физиономию рыжего московита. Ваньку одели как церковного служку — для маскировки. Но должного благочестия на его веснушчатом лице нельзя было заметить даже при сильно развитом воображении. Почтительная поза московита, когда он склонился перед Радзивиллом, могла ввести в заблуждение кого угодно, но только не князя, повидавшего на своем веку немало чужеземных наемников, в основной своей массе представлявших собой отбросы общества.