Копье милосердия - Виталий Гладкий

Политический союз между Николаем Радзивиллом Черным и его двоюродным братом, Николаем Радзивиллом Рыжим, продержался до конца их жизни. Радзивиллы призывали к укреплению независимости Великого княжества Литовского от Польши. И в то же время изрядно ополячившийся Николай Радзивилл Рыжий являлся примером для подражания всей литовской аристократии. Глядя на него, она перенимала польские манеры, моду, привычки и польский язык. Кроме того, после смерти Николая Радзивилла Рыжего все его девять детей перешли из кальвинизма в католицизм.

— Не желаете ли, ваше высокопреосвященство, отдохнуть с дороги? — с повышенным пиететом обратился к троюродному брату Николай Радзивилл. — Покои уже готовят.

— Крыштоф, перестань паясничать! — несколько раздраженно ответил архиепископ. — Мы с тобой наедине.

В детстве и юности он обладал добрым и мягким нравом. Однако, пройдя инициацию и став членом ордена иезуитов, Юрий Радзивилл преобразился. Архиепископ Краковский и Виленский стал преследовать инакомыслящих со страстью основателя ордена Игнатия Лойолы. Он позакрывал типографии кальвинистов, публично сжигал неодобряемые иезуитами книги, запустил механизм физических расправ с отступниками. Настолько было известно князю, Юрия прочили в кардиналы Речи Посполитой.

— Все, все, уже перестал, — улыбнулся Николай Радзивилл. — Тогда выпей с устатку доброго вина. Надеюсь, правила твоего ордена не препятствуют ублажению желудка.

— Искушение предполагает покаяние, Крыштоф, — ответил архиепископ. — Отмолю и этот грех… — Он жадно припал к кубку с вином.

Архиепископ был моложе хозяина Несвижа на семь лет (Юрий Радзивилл родился в 1556 году). Так случилось, что Юрию какое-то время пришлось пожить в семье князя, и тот верховодил над ним — по старшинству. Почти ничего не изменилось и после того, как Юрий Радзивилл стал высокопреосвященством. Разве что их отношения стали более сдержанными, без мальчишеских выходок. В отличие от остальных, Юрий всегда звал троюродного брата вторым именем — Крыштоф.

— Мне докладывали, что ты задумал построить костел Божьего Тела и для этого пригласил итальянского зодчего Бернардони… — архиепископ отставил кубок и с облегчением откинулся на высокую спинку кресла.

— Именно так, брат.

— Благое дело. Тебе это зачтется, Господь все видит. Но я думаю, что этого недостаточно…

— Объясни свою мысль.

— Слишком много схизматов осталось в Несвиже и даже в самом Новогрудке*. Нужно обращать их в истинную веру.

— Брат, я не проповедник, я воин. Богу — богово, а кесарю — кесарево. Мое оружие — сабля, а твое — слово. Это у тебя под рукой целое воинство Христово, отменно владеющее искусством риторики.

— Я ни в коей мере не перекладываю свои обязанности на плечи других. Но в воеводстве у ордена нет подходящей базы. Не мне, Крыштоф, тебе говорить, что помощь Святого престола для Радзивиллов будет не лишней.

— Юрий, скажи прямо — что ты хочешь? Мы с тобой можем говорить вполне откровенно.

— Нужно открыть в Несвиже коллегию иезуитов, а при ней школу. Зерно истинной веры лучше и быстрее произрастает в молодых душах.

— Школяры и их наставники не могут питаться одним Божьим духом. А Святой престол, насколько мне известно, в особой щедрости не замечен.

Архиепископ опустил глаза и со смиренностью, больше похожей на ханжество, ответил:

— И Папа, и мои братья во Христе копят богатства несколько иного рода, нежели земные правители, вельможи, шляхта и купцы. Блеск золота не затмевает нам сияние небесного чертога. Мы живем и трудимся только во славу Господа нашего. Блаженны познавшие и ощутившие его благодать.

— Значит, все расходы по школе предстоит оплачивать мне из своего кармана… — Николай Радзивилл сокрушенно покачал головой. — И это притом, что Ливонская война изрядно опорожнила мои закрома.

Юрий Радзивилл оглянулся по сторонам, словно чего-то опасаясь, и тихо спросил:

— Нас не могут подслушать?

— Кто? — удивился князь. — В моем доме нет шпионов. Да и зачем?

— То, что я сейчас тебе расскажу, не должен знать никто, кроме тебя. Подчеркиваю: НИКТО.

Архиепископ по-прежнему говорил тихо. Николай Радзивилл, все еще в изумлении, последовал его примеру и понизил свой командный голос, способный перекрикивать шум и гвалт на поле брани.

— Брат, ты говоришь загадками… — Князь насторожился. — Если это тайны ордена, то оставь их при себе. Мне вполне достаточно державных секретов. Лишние знания обременяют человека, лишают его покоя и сна. А я до сих пор не оправился от ранения.

— Тайна касается и папского престола, и клана Радзивиллов, — ответил архиепископ. — Я взял большой грех на душу, не сообщив по инстанциям сведения, полученные мной от наших людей из Московии. Конечно же, я должен это сделать и сделаю… но не раньше, чем состоится наш разговор.

— Что ж, говори, я слушаю.

Николай Радзивилл был сильно заинтригован. Архиепископ впервые поставил интересы Радзивиллов выше интересов ордена. Это уже не только удивительно, но и очень серьезно.

— Тебе, надеюсь, известна история с Копьем Судьбы святого Лонгина-сотника?

— Более чем.

— Наш человек в Московии узнал, что царь Иоанн Васильевич отправляет в Святую землю посольство якобы для раздачи милостыни об упокоении невинно убиенных душ…

— Почему «якобы» в 1558 году Великий князь Московский посылал в Царьград, Иерусалим, Египет и на Афон посольство на празднование Светлого праздника Пасхи и для передачи местным монастырям царской милостыни.

— Да, это так. И тем не менее задача посольства на этот раз будет заключаться не только в раздаче царских даров. Оно должно привезти в Московию… Копье Лонгина!

Николай Радзивилл разочарованно перевел дух. Всего-то! Достаточно образованный для своего времени, сказкам о знаменитом Копье при всей своей религиозности он не верил. Естественно, не тому, что римский легионер прекратил страдания Спасителя, поразив его копьем в сердце, — так произошло на самом деле, в этом князь не сомневался, а тем приключениям Копья, которые произошли с ним после казни на Голгофе.

— А как насчет Копья Лонгина, которое хранится в Париже? — с иронией спросил князь. — Или как быть с венским Копьем Оттона I Великого, императора Священной Римской империи? В свое время каждое из них признавалось церковью как подлинное Копье Лонгина.

— Святой престол тоже может ошибаться… — лицо архиепископа снова приобрело ханжеское выражение.

— Вот поэтому я не исключаю, что агент ордена в Москве заблуждается. Собственно, как и царь Иоанн Васильевич. Думаю, что какой-то ловкач хочет нагреть руки на вере Великого князя Московского в невероятные возможности Святого Копья. Но нам-то что до этого дела?