Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов

— Так это же милиция?! — удивился водитель. — Мы что, труп из милиции повезём?

Я увидел, как загорелись его глаза: предстоит что-то интересное. Будет что мужикам рассказать. Но я его разочаровал:

— За ключом от морга и за суточниками. Ты же не хочешь труп таскать?

Дежурный по горотделу долго пытал меня про убийство — что там да как там, а то его область совсем задолбила. Он так наседал, будто надеялся, что я сломаюсь под его напором и сообщу, что преступник установлен, задержан и уже пишет явку с повинной. И тогда он первый… Нет, даже не так, а вот как: самый первый доложит о победе в областное УВД, выслушает скупую похвалу и уйдёт спать до утра, бросив все дела на помощника.

Ключ я всё-таки получил, а из подвала привели двух «добровольцев» — мужичков-суточников, которым просто так сидеть в камере было скучно. Всё это было не по правилам. Двое административно-арестованных, без охраны, на меня одного в неурочное время, без наряда на работы и ещё куча всяких нарушений помельче. Одна надежда, что эти суточники — истинные джентльмены и взаимовыгодные договорённости не нарушат. Почему взаимовыгодные? Да потому, что я позволю им заскочить в магазин за куревом. И где они прячут деньги, которых у них быть не должно, меня не интересует. Да и ладно — на худой конец выделю им из своих скудных наличных мелочь на пачку «Примы».

Мы успели на место, пока опергруппа ещё не разъехалась по домам. Я получил от следователя направление на вскрытие трупа гражданки Коркиной, а сыщик Андрианов рассказал, что ничего интересного не нашли. Кой-какие пальчики изъяли, стекло из окна с отпечатками да посуду. Что интересно, в доме — ни одного ножа. Возможно, преступник унёс. Судмедэксперт Павлов на мои вопросы пробурчал что-то невнятное, типа — ему ещё перед школьниками отчитываться не хватало. Не посчитал он меня достойным для равного диалога. Вот они, издержки молодости. Это уж потом Андрианов рассказал, что у Риммы две колото — резаных раны. Одна в шею, вторая — в грудную клетку. Всё остальное — после вскрытия, завтра, часам к двенадцати. Предварительно, смерть наступила около суток назад.

Пока всё шло, как и тогда, сорок четыре года назад, хотя мелких деталей, разумеется, я уже не помнил. А ещё я не помнил, от кого мне стало известно про Шматинина. В этой реальности — от пацана, да и то, неконкретно. А в той — убей бог, не помню.

Суточники уже накурились до одури, с голодухи — то, и рвались на работу, но когда увидели и унюхали, что им придётся грузить, пыл поутратили. Но деться некуда, раз уж вызвались. Я разрешил им закинуть Римму вместе с простынёй, на которой она и лежала (а может это была вовсе и не простыня), что несколько облегчило их задачу, а водитель услужил, открыв задний борт.

Морг на улице Комарова, вернее та его часть, которую можно было бы назвать прозекторской, функционировала на принципе «самообслуживания» и полного доверия к милиции: сам бери ключ, сам открывай, сам заноси тело усопшего. Я подумал, а вот так же можно и вынести кого-нибудь, если захотеть? Выбирай, не хочу… Золотые времена. До коммунизма, если верить наказам Хрущёва, осталось каких-нибудь четыре года. Возможно он как раз отсюда и начнётся, из прозекторской.

За свою жизнь мне приходилось много раз бывать в этом скорбном заведении, но детали, опять же, поистёрлись. Я открыл входную дверь и долго блукал в темноте, натыкаясь на холодные металлические столы с телами на них и без. При отсутствии наличия (так, кажется, говорил Виктор Михайлович Полесов у Ильфа и Петрова?) холодильников, аромат стоял в помещении такой же, если не гуще, чем в хибаре Коркиной. Наконец, я нашёл выключатель. Вспыхнувший свет бодрости духа не прибавил. Пациенты морга все, как один, были под стать моей подопечной. Так что, ей тут стесняться нечего. Так я думал, пока мои помощники сгружали Римму на свободную каталку. Я положил направление на вскрытие на верхнюю половину тела «безвременно усопшей» (выражение «на грудь» показалось здесь неуместным) и поторопился наружу.

С наслаждением глотнув свежего воздуха, поспешил к кабине. Дальше всё пошло в обратной последовательности: сдача суточников и ключа, повторный натиск дежурного, не раскрыли ли ещё мокруху, отметка путёвки шофёру (давай, так уж и быть — полтора часа подарю, только смотри у меня!) и — свобода. Ну зачем я вру? Никакой свободы быть не может. Раз есть нераскрытое убийство, участковый и опер теряют право на отдых. Но в отделение я не пошёл, потому что мне нужно провернуть одно дельце. Времени было (я посмотрел на свои скромные часики «Ракета») начало одиннадцатого, почти ночь, но моей затее это не мешало. Только мне требовался помощник. Грех беспокоить старика, но другого я ничего не придумал.

Вернувшись на опорный, позвонил Котикову. Тот, как человек заслуженный, обладал небывалой роскошью — квартирным телефоном, и весь подъезд пользовался его добротой так, что дверь в квартиру почти не закрывалась, и в прихожей постоянно отирался кто-то из «звонарей». Доходило до того, что доброго Александра Яковлевича просили сбегать на первый этаж, чтобы пригласить к аппарату Леночку или, наоборот, на пятый, передать важное сообщение Иван-Иванычу.

Александр Яковлевич жил неподалёку и был человеком с понятием, в чём я ни секунды не сомневался. Он только спросил, где встретимся. Я назвал место и добавил:

— Только вы повязку нарукавную возьмите, как у дружинника. Найдётся ведь?

— Обижаешь! — только и ответил старый боец.

Встретились у магазина на площади Строителей, и я быстренько обрисовал напарнику нашу задачу. Он несколько недоумённо взглянул на меня, но вопросов задавать не стал. И мы пошли, благо недалеко.

Мы шли к моему поднадзорному Шматинину Виталию Петровичу. Почти как тогда, много лет назад.

Глава двадцатая

Ошибки прошлого

Мы шли по притихшей улице Бардина. Для тех, кому неизвестно это имя, напоминаю, что Бардин — академик, благодаря которому в нашем городе решено было построить Металлургический завод. Не сам академик так решил, а товарищ Сталин, но идея-то была его. Именно Бардину Череповец обязан тем, что из захудалого провинциального городка он стал флагманом отечественной металлургии. Впрочем, к моему повествованию это отношения не имеет.

Тёмное небо в конце её полыхало красными оттенками над металлургическим заводом, Александр Яковлевич что-то тихонько рассказывал, не очень ожидая моего ответа. Кажется, опять что-то о спорте?

Ну да, кандидат в мастера опять наставляет