Семья (не) на один год - Мария Сергеевна Коваленко

— Конечно...

Уже не слушая, я подошла к двери.

Внутри стало пусто. Радоваться нужно было: не виновата ни в чем, надумала себе глупостей. А почему-то не радовалось. Только сумка с фотографиями и открытками теперь казалась тяжелее, будто в нее кирпич подложили.

— Вы вроде бы опять работаете вместе... Если Лаевский посчитает нужным, сам тебе расскажет о своих проблемах, — совсем другим тоном, уставшим, прозвучало за спиной.

— А он уже сказал, — вырвалось у меня с нервным смешком.

— Что?..

Чашка со стуком и плеском опустилась на стол.

— Сказал отменять свадьбу.

Я не стала оборачиваться. Хотелось домой, подальше от чужой заботы. В свою собственную норку.

— Никита? — отплевываясь и хватая воздух, прохрипел СанСаныч.

— Собственной персоной. Мой новый жених его не устраивает. Лаевский предпочитает только себя.

Не дожидаясь следующего вопроса, я открыла дверь.

Прохладный воздух тут же сыростью ударил в лицо. В одно мгновенье охладил мои горячие щеки. Забрался за шиворот.

Это было как контрастный душ. Если бы не усталость, сейчас я, наверное, почувствовала бы бодрость. До конца дня оставалось еще много времени. Я успела бы выбрать открытку и сообщить свадебному агентству, какое место для торжества мне понравилось больше. Успела бы созвониться с больницей в Гамбурге и узнать, как там мои пациенты.

Сейчас как никогда хотелось вернуться к ним. К моим малышам. Потрепать по волосам каждого. Спросить: «Как дела?»

С мыслью о том, как вошла бы в клинику, я переступила порог.

Вспоминая красивые лица подопечных, развернулась.

И, закрывая дверь, на один миг встретилась взглядом со своим главным охранником.

За эту встречу я видела СанСаныча разным. Раздраженным, злым, печальным. Но таким, какой смотрел на меня сейчас, не видела никогда за пятнадцать лет.

Больше всего он напоминал человека, увидевшего призрака. Широкие плечи казались напряженными. Глаза были широко распахнуты. А между густыми бровями чернели две глубокие складки.

Хоть беги за тонометром или меряй пульс. Но спасать никого не пришлось. Будто почувствовав неладное, из соседней комнаты вышла Галина, и в тот же момент мой старый охранник снова стал обычным.

Глава 21

Лера

После вестей от Наташи и разговора с СанСанычем часть меня будто встала на паузу.

Внешне я была прежней. Вела переговоры сразу с тремя больницами. Собирала информацию об оборудовании, в котором больше всего нуждались педиатрические отделения. В свободное время отвечала на письма свадебного агентства и даже согласовала в одном из столичных салонов дату примерки свадебного платья.

Жизнь словно вернулась в прежнюю колею. С уютными ужинами в компании Филиппа. С поцелуями. Все более смелыми, приручающими. С маленькими пациентами питерских клиник, которых мне по-прежнему никто не разрешал осматривать, но не мешал задаривать подарками.

О Никите я не думала. Почти.

Запретила себе ходить в левое крыло дома, туда, где он ночевал. Не задавала Филиппу никаких вопросов, когда он рассказывал о работе с юридическим бюро. Не разрешала Галине вносить в дом букеты цветов, которые теперь каждое утро появлялись на пороге дома.

Последнее было странным даже для самого Никиты. За весь наш короткий брак он ни разу не дарил мне цветов и не отправлял никаких открыток. Вместо всех этих романтических жестов Никита предпочитал дарить себя.

Приезжал поздно вечером или ночью. Наведывался в мою спальню и не давал спать до утра.

Фантазии не хватало, чтобы представить его с цветами. Внутренний параноик не верил в то, что видит и чувствует. К счастью, сам лично Никита не приезжал.

Как и обещал, все бумаги вместо него готовил Паша. Тот же Паша присутствовал со мной и Филиппом на официальной регистрации фонда. Именно Паша открывал шампанское, когда Министерство юстиции выдало нам документы.

Порой мне хотелось поверить, что опасной встречи с Никитой в темном коридоре никогда и не было. Что тот поцелуй всего лишь игра подсознания. Особая разновидность фантомной боли.

Возможно, еще неделя... а лучше две, и я бы убедила себя. Время не лечит, но здорово притупляет чувства. К сожалению, в честь регистрации фонда Филипп решил устроить в Москве пресс-конференцию, а Паша сразу же сообщил, что его партнер обязательно будет.

В дату икс я разрывалась между желаниями остаться в Питере или, наоборот, явиться в Москву при полном параде. Первое было блажью. Филипп точно не заслуживал такого поступка.

Второе — особой формой злости. Женской местью одному самоуверенному типу, который посчитал, что имеет право менять мои планы.

В конечном счете на пресс-конференцию я приехала в обычном брючном костюме, с собранными в учительскую кичку волосами и почти без макияжа.

Филипп, который был вынужден уехать в Москву на день раньше, встретил меня как победительницу конкурса «Мисс мира». Под вспышки фотокамер. С восторгом, комплиментами и аристократичным поцелуем в тыльную сторону ладони.

Другие участники конференции — с улыбками. И лишь одни хмурый широкоплечий тип — горящим взглядом, который обжигал, раздевал и лишал дыхания одновременно.

Полтора часа под этим взглядом стали для меня каторгой. Несмотря на включенный кондиционер, тело плавилось от жары. Каждый свободный участок кожи пылал. И приходилось жестко контролировать каждое свое движение, чтобы не оглядываться в сторону.

Журналисты совсем не помогали. Словно я была недостойна серьезных вопросов, обо всех планах и успехах они спрашивали исключительно у Филиппа. Иногда с шутками, иногда — с торжественной серьезностью. У Никиты и Павла интересовались сложностью регистрации. И лишь в самом конце, за пятнадцать минут до окончания встречи, будто вспомнили обо мне.

— Валерия Дмитриевна, ваша приемная мать активно занималась благотворительностью, — начал бойкий молодой парень с синим диктофоном. — Это она привила вам интерес к подобным акциям?

— Татьяна Егоровна многому меня научила, поэтому можно сказать и так.

Я не стала развенчивать миф о щедрости родителей.