Человек за бортом - София Цой

солнце согрело наши желудки, на небосклон застолья взошла луноподобная рыба дорадо. После во рту таяло нежное мясо палтуса. Затем каждому из нас на тарелку, на кусочек румяной трески, обведенный черным соусом, слуги синхронно опустили симпатичный лепесточек шпината. Аромат зимнего моря от прозрачных устриц на дымном раскрошенном льду смешивался со сдобным благоуханием горячего багета.

Объединенные гастрономическим возбуждением, мы отдали должное блюдам и расслабленной болтовне. Обсуждали детство, студенческие годы, неудобную одежду. Освальд расслабил галстук, а Найджел пробормотал, что с удовольствием сейчас сидел бы в одной сорочке. Винсента на это рассмеялась и продемонстрировала туго зашнурованный корсет, а я добавила, что в белом платье приходится есть как птичка, чтобы ненароком его не испачкать.

– На такой случай есть нагрудники, – возразил Элиот, и сию минуту служанки повязали каждому из нас темно-синие салфетки с вышитой золотом эмблемой Лиги Компаса. Теперь есть стало так удобно, что я и не заметила, как закончились перемены горячих блюд, на фарфоре заалели раскрытые гранаты, а свет люстр мягко отразился в нефритовых боках виноградин и заиграл в хрустальных розетках с малиновым муссом. Элиот наклонился и шепнул мне, что скоро пойдем фотографироваться. В его руке блеснула коробочка. Интуиция подсказывала мне, что там, должно быть, брошь, но сердце против воли замирало в предвкушении иного подарка…

В левом крыле зала, у стены с позолоченной лепниной, картинами и вазами, стояли два фотоаппарата и низкий диван, который лакеи тут же убрали. Мы с Винсентой первыми встали перед камерой и принялись дурачиться: корчили рожицы, приподнимали юбки, изображали томных дев с картин Джона Уильяма Говарда. То и дело сверкала вспышка, и Элиот, выныривая из-под черной мантии фотокамеры, заверял, что получилось отлично. Мужчины тоже сделали общий портрет – торжественный, даже пафосный: в торжественных синих костюмах, с брошами Лиги Компаса на лацканах, они надменно и серьезно смотрели в камеру.

– Ну вы хоть улыбнитесь, что ли, – дразнила их Винсента.

– Капитаны не улыбаются, – с наигранной суровостью проговорил Найджел. – Ладно, шучу. Улыбаются, конечно же.

Освальд рядом с ним прикрыл глаза и поджал губы, чтобы не рассмеяться. Позади еле сдерживали улыбку Келси, Валентин и Элиот. Глядя на их светлые лица, сразу становилось понятно: это и есть благородство, которое проносится через века.

Похожие, как братья, они всё же были разными. Валентин, намного выше Элиота и Келси, будто нарочно сутулился, чтобы над ними не возвышаться – или чтобы не выделяться. Впрочем, Келси лишь немного уступал ему в росте, восполняя эту разницу атлетическими плечами. Элиот был чуть ниже Валентина и уступал Келси комплекцией, но благородная выправка делала его фигуру чарующей. А когда он вытянул из небрежного пучка белую палочку и волосы плавной волной легли ему на плечо – все, кроме него, для меня померкли. В сочетании мягкости и суровости, утонченности и мужественности ему не было равных.

После новой вспышки в кадре остались только Келси и Валентин. Как только Элиот встал за аппарат, они шагнули к центру, но остались в таких же статичных позах, строго глядя в камеру.

– Сделали бы хоть что-нибудь, – пробормотал Элиот.

– Просто сфотографируй нас, и все, – неохотно отозвался Валентин.

Элиот посмотрел на них озадаченно:

– Келси, ты что, так и снимался? У тебя на лице соус.

– У меня? Где?

Валентин нахмурился и стал всматриваться в лицо Келси; Келси в ужасе прикрыл рот ладонью. Полыхнула вспышка, раздался довольный смех Элиота. А спустя секунду, когда сиреневый дым развеялся, мы увидели, как его испепеляют две пары возмущенных глаз.

– Ничего, мы еще отыграемся, – пригрозил Келси, когда их сменили Найджел с Винсентой.

Ос двинулся за ними хвостиком, поглаживая сидящего на руках Алексиса, и чуть не врезался в Найджела, когда тот остановился и виновато пробормотал:

– Ос, мы хотели сделать фото вдвоем.

– Да и я хотел вдвоем, но ведь Леша не помешает?

Найджел красноречиво кивнул на Винни. Ос оторопело приоткрыл рот и сделал шаг назад.

– Ты! Как ты мог отречься от философской жизни ради женщины?.. – С театральным огорчением он повернулся к нам и под общий смех вышел из кадра.

Пока Ос пытался поймать Алексиса – тот прятался то под столом, то под диваном, – Найджел и Винни фотографировались с плюшевыми котятами, которых подарили друг другу: у Винсенты был серенький, как Алексис, а у Найджела – бело-рыжий, чуть побольше и посмешнее. Затем я забрала у них игрушки, и они взялись за руки. Покружились, как в танце. Взглянули друг на друга. Поцеловались. Застыли в объятии. А после встали как молодожены: Найджел позади Винсенты, его ладони – на ее животе.

– Нет, давай по-другому. А то мы как будто ждем ребенка, – убрала его руки Винни.

– Да я после такого ужина вообще как будто троих уже жду. – Найджел рассмеялся.

Элиот предложил поставить стул, чтобы Найджел сел, а Винсента встала рядом и положила руку ему на плечо. Они замерли в этой позе, и снимок вышел эффектным и характерным. После этого их сменил Ос: он прижал к щеке Алексиса и выдавил вежливую улыбку.

Когда облако дыма рассеялось, он хотел было уйти, но Винсента с Найджелом с двух сторон подхватили его под локти и вернули. Он удивленно глянул на них и закачал головой – мол, не надо, – но они достали своих плюшевых котят и прижали их к щекам, как Ос прижимал Алексиса. Втроем они столько времени провели перед аппаратом, что в итоге Элиоту пришлось выглянуть из-под мантии и показать им руками крест.

После этого он предложил мне руку и подвел к стене, служившей фоном для всех фотографий. Он пригладил лацканы пиджака, откинул волосы назад, потом поправил мою прическу. Обошел меня кругом, красиво раскладывая подол, шлейф и рукава, затем достал из внутреннего кармана пиджака плоскую коробочку, открыл – и в ней сверкнул окрыленный серебряный штурвал. Он закрепил его в центре моего колье и приподнял мне подбородок.

– Теперь тебя никто не тронет. А если попробуют – мы сделаем все, чтобы они сильно пожалели, – проговорил шепотом Элиот. И добавил, улыбаясь: – Носи с гордостью, моя дорогая.

– Ну, поцелуйтесь еще, – проворчал Келси за камерой.

Элиот ехидно улыбнулся:

– Любой каприз. – И, раскрыв перед нашими лицами взявшийся из ниоткуда, как по волшебству, веер, он подхватил меня за талию и прильнул к моим губам. Затрещала вспышка, Элиот отстранился, сложил веер и снова улыбнулся.

– Ты должен мне сотню. – Валентин хлопнул Келси по плечу и рассмеялся.

Было так радостно и странно видеть на его лице улыбку и слышать его смех.

Потом мы сделали общий портрет: лакеи вернули к стене диван, мы с Винни сели, Освальд и Найджел опустились на подлокотники по обе стороны от нас. Элиот, Валентин и Келси встали сзади, и теплая рука любимого легла на мое плечо. Место за аппаратом занял камердинер Жак. Он немного скорректировал наши позы, а потом на счет три нажал на затвор, и вспыхнул магний.

Время как будто замедлилось. Я вспомнила все ночи, когда, лежа дома в постели, плакала от страшного ощущения, что дома у меня нет. Как пряталась под столом, сжимая разламывающуюся от боли голову, а никому не было дела. Я была за бортом, тонула в темной воде, совсем одна, и солнце не касалось моей кожи.

Но потом тень, в которой я замерзала, стала благой тенью могучих кораблей, что защищали меня от врагов. Эти корабли – люди, организация, которая незримо держала линию защиты, даже когда я еще не знала об этом.

– О чем задумались? – послышалось у меня над головой, и все посветлело.

Винсента и Найджел уже кружились в танце. Освальд гладил Алексиса и наблюдал, как Келси с Элиотом, держа в руках по бокалу, с серьезным видом рассматривают завернутые в белые полотенца бутылки вина. Перед глазами проплыла ладонь. Надо мной стоял Валентин, озадаченно меня разглядывая.

– Вы здесь?

– Ах, простите, ускользнула на секунду в Компас. – Я встала и поправила платье. – Теперь здесь.

Мои слова вызвали у него теплую улыбку. Он протянул мне руку:

– Ну, теперь вы и впрямь Капитан.

– А может, Капитанесса? – улыбнулась я, отвечая на его пожатие.

Живо обсуждая новую статью о деле сестер Мартен, мы с ним присоединились к дегустации вин. Келси вальяжно передал нетронутый хрустальный