Русская басня - Николай Леонидович Степанов

под старость дней.

«Послушаем Лису!— Лев молвил.— Что за диво?»

           За словом вслед указ;

           И в сутки, ежели не лживо

           Историк уверяет нас,

Лиса привезена и проповедь сказала.

Какую ж проповедь? Из кожи лезла вон!

           В тиранов гром она бросала,

А в страждущих от них дух бодрости вливала

           И упование на время и закон.

           Придворные оцепенели:

Как можно при дворе так дерзко говорить!

Друг на друга глядят, но говорить не смели,

Смекнув, что Царь Лису изволил похвалить.

Как новость, иногда и правда нам по нраву!

Короче вам: Лиса вошла и в честь и славу;

Царь Лев, дав лапу ей, приветливо сказал:

           «Тобой я истину познал

И боле прежнего гнушаться стал пороков;

Чего ж ты требуешь во мзду твоих уроков?

Скажи без всякого зазренья и стыда;

Я твой должник». Лиса глядь, глядь туда-сюда,

Как будто совести почувствуя улику:

           «Всещедрый царь-отец! —

Ответствовала Льву с запинкой наконец.—

           Индеек... малую толику».

ЧАСОВАЯ СТРЕЛКА

      «Кто равен мне? Солдат, любовник, сочинитель,

И сторож, и министр, и алтарей служитель,

И доктор, и больной, и самый государь —

Все чувствуют, что я важней, чем календарь!

Я каждому из них минуты означаю;

Деля и день и ночь, я время измеряю!» —

Так, видя на нее зевающий народ,

      Хвалилась Стрелка часовая,

Меж тем как бедная пружина, продолжая

Невидимый свой путь, давала Стрелке ход!

Пружина — Секретарь; а Стрелка, между нами...

      Но вы умны: смекайте сами.

КАРЕТНЫЕ ЛОШАДИ

         Две Лошади везли карету.

         Осел, увидя их, сказал:

«С какою завистью смотрю на пару эту!

Нет дня, чтоб где-нибудь ее я не встречал;

         Всё вместе: видно, очень дружны!»

«Дурак, дурак! при всей длине своих ушей! —

Сказала вслед ему одна из Лошадей.—

Ты только лишь глядишь на признаки наружны

Диковинка ль — всегда в упряжке быть одной,

         А розно жить душой?

Увы! не нам чета, живут на нас похоже!» —

Вчера мне Хлоин муж шепнул в собранье тоже.

ДВА ГОЛУБЯ

    Два Голубя друзьями были,

          Издавна вместе жили

                    И кушали и пили.

Соскучился один все видеть то ж да то ж;

Задумал погулять и другу в том открылся.

    Тому весть эта острый нож;

          Он вздрогнул, прослезился

                    И к другу возопил:

«Помилуй, братец, чем меня ты поразил?

Легко ль в разлуке быть?.. тебе легко, жестокой!

Я змаю; ах! а мне... я, с горести глубокой,

И дня не проживу... К тому же рассуди,

Такая ли пора, чтоб в странствие пускаться?

Хоть до Зефиров ты, Голубчик, погоди!

К чему спешишь? Еще успеем мы расстаться!

    Теперь лишь Ворон прокричал,

И без сомнения — страшуся я безмерно! —

Какой-нибудь из птиц напасть он предвещал,

А сердце в горести и пуще имоверно!

    Когда расстанусь я с тобой,

То будет каждый день мне угрожать бедой:

То ястребом лихим, то лютыми стрелками,

    То коршунами, то силками —

Все злое сердце мне на память приведет.

Ахти мне!— я скажу,— вздохнувши, дождь идет!

Здоров ли-то мой друг? Не терпит ли он холод?

    Не чувствует ли голод?

И мало ли чего не вздумаю тогда!»

Безумцам умна речь, как в ручейке вода:

          Журчит и мимо протекает.

          Затейник слушает, вздыхает,

          А все-таки лететь желает.

«Нет, братец, так и быть,— сказал он,— полечу!

Но верь, что я тебя крушить не захочу;

Не плачь; пройдет дни три, и буду я с тобою

                          Клевать

                   И ворковать

    Опять под кровлею одною;

Начну рассказывать тебе по вечерам —

Ведь все одно да то ж приговорится нам,—

Что видел я, где был, где хорошо, где худо;

Скажу: я там-то был, такое видел чудо,

    А там случилось то со мной —

          И ты, дружочек мой,

Наслушаясь меня, так сведущ будешь к лету,

Как будто бы и сам гулял по белу свету.

    Прости ж!»— При сих словах

    Наместо всех увы! и ах!

    Друзья взглянулись, поклевались,

          Вздохнули и расстались.

    Один, носок повеся, сел;

Другой вспорхнул, взвился, летит, летит стрелою

И верно б, сгоряча край света залетел;

    Но вдруг покрылось небо мглою,

          И прямо страннику в глаза

Из тучи ливный дождь, град, вихрь, сказать вам словом,

Со всею свитою, как водится, гроза!

При случае таком, опасном, хоть не новом,

Голубчик поскорей садится на сучок

И рад еще тому, что только лишь измок.

Гроза утихнула, Голубчик обсушился

          И в путь опять пустился.

    Летит и видит свысока —

Рассыпано пшено, а возле — Голубка;

          Садится, и в минуту

Запутался в сети; но сеть была худа,

Так он против нее носком вооружился;

То им, то ножкою тянув, тянув, пробился

          Из сети без вреда,

С утратой перьев лишь. Но это ли беда?

          К усугубленью страха,

Явился вдруг Сокóл и, со всего размаха,

          Напал на бедняка,

Который, как злодей, опутан кандалами,

Тащил с собой снурок с обрывками силка.

Но, к счастью, тут Орел с широкими крылами

Для встречи Сокола спустился с облаков;

И так, благодаря стечению воров,

Наш путник Соколу в добычу не достался,

Однако все еще с бедой не развязался;

В испуге потеряв